Это не маленький конфликт, как вы сказали. Это что-то другое.
— Другое, третье, четвертое... Я говорю вам, что имею право говорить. Я сам не в восторге от происходящего, но чем раньше вы скажете мне, где нам искать вашего мужа, тем будет лучше для всех.
— Я не уверена. Вы говорите «для всех», подразумевая "для корпорации «Рослав». У нашей семьи могут быть совсем другие интересы...
— Вы не хотите вернуться домой? Вы не хотите, чтобы ваш муж, ваша дочь вернулись домой? Разве не это — интерес вашей семьи? Так начните со мной сотрудничать!
Марина сжала губы, было заметно, что она поглощена какими-то своими мучительными размышлениями. Челюсть решил было, что его аргументы вкупе с тремя ночами на диване взаперти произвели должный результат, но, когда Марина разжала бледные губы, он услышал совсем не то, что ожидал:
— Я подам на вас в суд.
— Что? — Челюсть подумал, что ему послышалось.
— В суд, — повторила Марина. — Незаконное удерживание человека. То есть меня. Я думаю, что у Бориса тоже будет что заявить — иначе бы он не скрывался от вас. А вы бы за ним не гонялись...
— Ну надо же, — с прискорбной гримасой произнес Сучугов. — Ваш муж несколько лет проработал на нашу компанию, вы тоже работали в нашей системе... «Рослав» создал вам такие условия жизни, какие вряд ли дала бы вам любая другая корпорация. И вы в конце концов объявляете себя врагом нашей компании. Не то чтобы мы испугались...
— Когда появляется проблема выбора, — отчеканила Марина, — корпорация или семья, я, безусловно, выбираю семью. И я уж точно вас не испугалась.
На следующий допрос Сучугов привел психолога, тот добросовестно отсидел два часа за стеклом и потом выдал свои соображения:
— Это женщина с характером, но она всего лишь женщина.
— Что это значит? — спросил утомленный Сучугов.
— Если надавить на слабое место, она зарыдает и расскажет все, что вам нужно, и даже больше. И сама притащит этого вашего Романова сюда...
— Вы серьезно? — уставился Сучугов на психолога. — Вы не удивитесь, если я спрошу — а где, черт побери, ее слабое место?
— Насколько я понял из услышанного — семейные ценности. Дом, муж, дочь, стабильность. Нужно дать ей очень хорошо понять, что все это будет ею потеряно, если она пойдет на конфликт с корпорацией. Потеряет квартиру, стабильность, ее дочь потеряет перспективы, которые имеет сейчас... Она должна вспомнить, насколько ценны и значимы эти вещи.
— Кажется, я ей напоминал об этом...
— Вы на нее давили, поэтому она воспринимала вас как врага и все ваши слова воспринимала как вражеские. Она должна все осознать сама. Можно свозить ее домой, на квартиру — чтобы она ощутила контраст между тем, что было в ее жизни до поступка мужа, и тем, что есть сейчас...
— Ага, — сказал Челюсть и сделал пометку в записной книжке.
— Еще можно сыграть на противоречиях внутри семьи, если такие были. Если в семье доминировал муж и жена чувствовала, что ее недооценивают, пренебрегают ее интеллектом, — нужно надавить на это. Нужно убедить жену, что муж принял неправильное решение, а исправить его может только она, потому что она умнее...
— Ага, — сказал Челюсть.
Во вторник во исполнение этого плана Челюсть разрешил Марине Романовой в сопровождении троих сопровождающих съездить домой.
Если бы Челюсть знал, чем это кончится, он бы послал к чертовой матери и этот план, и того психолога, который его навязал.
Но Челюсть не знал.
Марина Романова: шум льющейся воды
«Господи, я, должно быть, выгляжу просто кошмарно», — подумала Марина, вылезая из микроавтобуса, только что пересекшего пропускной пункт «Славянки-2». Это был полдень вторника, но Марина сейчас была не в состоянии подсчитать количество часов и дней, проведенных ею на шестнадцатом этаже главного офиса «Рослава». У нее было лишь самое общее ощущение — ощущение, что это длилось веками. И что теперь из микроавтобуса вываливается постаревшая на столетия женщина.
Под мышкой Марина тащила пакет с книгой и туфлями — нелепое занятие в ее нынешнем положении, когда ни дня рождения мужа, ни прогулки в новых туфлях уже не ожидалось. Навстречу попадались какие-то знакомые, которые удивленно оглядывали Марину, внутренне наверняка изумлялись ее бедственному состоянию, но ближе подходить и задавать вопросы не решались — внимательные взгляды Марининого эскорта отпугивали не хуже предупредительной сирены.
Пока она дошла до дома, ноги изнылись — сказывалось малоподвижное времяпрепровождение в офисе СБ. «Какого черта они не могли довезти меня до подъезда? — мысленно ворчала Марина и отвечала себе: — Из вредности...»
На самом же деле этот пеший путь был задуман в СБ как средство психологического воздействия на Марину — она должна была сталкиваться с благополучными соседями, с женщинами, мужья которых не совершали никаких глупостей... И делать соответствующие выводы.
Вывод Марина сделала только один — она еще больше обозлилась. Трое с лишним суток кошмарных допросов, походы в душ и туалет под конвоем, теперь еще этот турпоход от ворот до подъезда... И впереди никакого просвета.
— Ох! — вырвалось у нее, когда она переступила порог собственной квартиры. Это был вздох радости, и ему не могли помешать даже трое мордоворотов, продолжавших опекать Марину.
Она быстро сняла пальто, сбросила ботинки и босиком пробежала по комнатам, швырнув на диван злосчастный пакет. Это был ее дом — какое счастье... Но теперь в этом доме она была одна, если не считать тех троих конвоиров. Марина решила их не считать.
— Стоп! — немедленно напомнили они о себе. — Куда?
Палец Марины остановился в нескольких сантиметрах от кнопки на телефонном аппарате.
— Я хочу посмотреть звонки, — пояснила она. — Вдруг муж звонил...
— Если бы он звонил, — усмехнулся один из троицы, — мы бы уже давно об этом знали.
— Как это? — не поняла Марина, потом посмотрела на телефон. — Вы в него что-то засунули?
Они не ответили ей, просто снисходительно улыбались.
— Ладно, — сказала Марина. — Сколько у меня времени?
— Пара часов.
«Мне дают два часа на то, чтобы я побыла в своей собственной квартире, — Марина нехорошо посмотрела на свой эскорт, однако те этого взгляда не заметили. — Обалдеть...»
Она несколько раз мысленно повторила это слово, сначала бесцельно перемещаясь из комнаты в комнату, будто восстанавливая в памяти планировку и расположение вещей, а затем остановившись посредине спальни. Остановила ее несколько неожиданная мысль.
«Жаль, что у нас дома нет оружия», — подумала она. Борис как-то раз заговорил об этом, но Марина резко возразила, сказав, что при несовершеннолетнем ребенке никаких пистолетов у них дома не будет. Напрасно она так сказала, сейчас вытащила бы пистолет из-под стопки свежих простыней, взвела бы курок или что там полагается взводить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— Другое, третье, четвертое... Я говорю вам, что имею право говорить. Я сам не в восторге от происходящего, но чем раньше вы скажете мне, где нам искать вашего мужа, тем будет лучше для всех.
— Я не уверена. Вы говорите «для всех», подразумевая "для корпорации «Рослав». У нашей семьи могут быть совсем другие интересы...
— Вы не хотите вернуться домой? Вы не хотите, чтобы ваш муж, ваша дочь вернулись домой? Разве не это — интерес вашей семьи? Так начните со мной сотрудничать!
Марина сжала губы, было заметно, что она поглощена какими-то своими мучительными размышлениями. Челюсть решил было, что его аргументы вкупе с тремя ночами на диване взаперти произвели должный результат, но, когда Марина разжала бледные губы, он услышал совсем не то, что ожидал:
— Я подам на вас в суд.
— Что? — Челюсть подумал, что ему послышалось.
— В суд, — повторила Марина. — Незаконное удерживание человека. То есть меня. Я думаю, что у Бориса тоже будет что заявить — иначе бы он не скрывался от вас. А вы бы за ним не гонялись...
— Ну надо же, — с прискорбной гримасой произнес Сучугов. — Ваш муж несколько лет проработал на нашу компанию, вы тоже работали в нашей системе... «Рослав» создал вам такие условия жизни, какие вряд ли дала бы вам любая другая корпорация. И вы в конце концов объявляете себя врагом нашей компании. Не то чтобы мы испугались...
— Когда появляется проблема выбора, — отчеканила Марина, — корпорация или семья, я, безусловно, выбираю семью. И я уж точно вас не испугалась.
На следующий допрос Сучугов привел психолога, тот добросовестно отсидел два часа за стеклом и потом выдал свои соображения:
— Это женщина с характером, но она всего лишь женщина.
— Что это значит? — спросил утомленный Сучугов.
— Если надавить на слабое место, она зарыдает и расскажет все, что вам нужно, и даже больше. И сама притащит этого вашего Романова сюда...
— Вы серьезно? — уставился Сучугов на психолога. — Вы не удивитесь, если я спрошу — а где, черт побери, ее слабое место?
— Насколько я понял из услышанного — семейные ценности. Дом, муж, дочь, стабильность. Нужно дать ей очень хорошо понять, что все это будет ею потеряно, если она пойдет на конфликт с корпорацией. Потеряет квартиру, стабильность, ее дочь потеряет перспективы, которые имеет сейчас... Она должна вспомнить, насколько ценны и значимы эти вещи.
— Кажется, я ей напоминал об этом...
— Вы на нее давили, поэтому она воспринимала вас как врага и все ваши слова воспринимала как вражеские. Она должна все осознать сама. Можно свозить ее домой, на квартиру — чтобы она ощутила контраст между тем, что было в ее жизни до поступка мужа, и тем, что есть сейчас...
— Ага, — сказал Челюсть и сделал пометку в записной книжке.
— Еще можно сыграть на противоречиях внутри семьи, если такие были. Если в семье доминировал муж и жена чувствовала, что ее недооценивают, пренебрегают ее интеллектом, — нужно надавить на это. Нужно убедить жену, что муж принял неправильное решение, а исправить его может только она, потому что она умнее...
— Ага, — сказал Челюсть.
Во вторник во исполнение этого плана Челюсть разрешил Марине Романовой в сопровождении троих сопровождающих съездить домой.
Если бы Челюсть знал, чем это кончится, он бы послал к чертовой матери и этот план, и того психолога, который его навязал.
Но Челюсть не знал.
Марина Романова: шум льющейся воды
«Господи, я, должно быть, выгляжу просто кошмарно», — подумала Марина, вылезая из микроавтобуса, только что пересекшего пропускной пункт «Славянки-2». Это был полдень вторника, но Марина сейчас была не в состоянии подсчитать количество часов и дней, проведенных ею на шестнадцатом этаже главного офиса «Рослава». У нее было лишь самое общее ощущение — ощущение, что это длилось веками. И что теперь из микроавтобуса вываливается постаревшая на столетия женщина.
Под мышкой Марина тащила пакет с книгой и туфлями — нелепое занятие в ее нынешнем положении, когда ни дня рождения мужа, ни прогулки в новых туфлях уже не ожидалось. Навстречу попадались какие-то знакомые, которые удивленно оглядывали Марину, внутренне наверняка изумлялись ее бедственному состоянию, но ближе подходить и задавать вопросы не решались — внимательные взгляды Марининого эскорта отпугивали не хуже предупредительной сирены.
Пока она дошла до дома, ноги изнылись — сказывалось малоподвижное времяпрепровождение в офисе СБ. «Какого черта они не могли довезти меня до подъезда? — мысленно ворчала Марина и отвечала себе: — Из вредности...»
На самом же деле этот пеший путь был задуман в СБ как средство психологического воздействия на Марину — она должна была сталкиваться с благополучными соседями, с женщинами, мужья которых не совершали никаких глупостей... И делать соответствующие выводы.
Вывод Марина сделала только один — она еще больше обозлилась. Трое с лишним суток кошмарных допросов, походы в душ и туалет под конвоем, теперь еще этот турпоход от ворот до подъезда... И впереди никакого просвета.
— Ох! — вырвалось у нее, когда она переступила порог собственной квартиры. Это был вздох радости, и ему не могли помешать даже трое мордоворотов, продолжавших опекать Марину.
Она быстро сняла пальто, сбросила ботинки и босиком пробежала по комнатам, швырнув на диван злосчастный пакет. Это был ее дом — какое счастье... Но теперь в этом доме она была одна, если не считать тех троих конвоиров. Марина решила их не считать.
— Стоп! — немедленно напомнили они о себе. — Куда?
Палец Марины остановился в нескольких сантиметрах от кнопки на телефонном аппарате.
— Я хочу посмотреть звонки, — пояснила она. — Вдруг муж звонил...
— Если бы он звонил, — усмехнулся один из троицы, — мы бы уже давно об этом знали.
— Как это? — не поняла Марина, потом посмотрела на телефон. — Вы в него что-то засунули?
Они не ответили ей, просто снисходительно улыбались.
— Ладно, — сказала Марина. — Сколько у меня времени?
— Пара часов.
«Мне дают два часа на то, чтобы я побыла в своей собственной квартире, — Марина нехорошо посмотрела на свой эскорт, однако те этого взгляда не заметили. — Обалдеть...»
Она несколько раз мысленно повторила это слово, сначала бесцельно перемещаясь из комнаты в комнату, будто восстанавливая в памяти планировку и расположение вещей, а затем остановившись посредине спальни. Остановила ее несколько неожиданная мысль.
«Жаль, что у нас дома нет оружия», — подумала она. Борис как-то раз заговорил об этом, но Марина резко возразила, сказав, что при несовершеннолетнем ребенке никаких пистолетов у них дома не будет. Напрасно она так сказала, сейчас вытащила бы пистолет из-под стопки свежих простыней, взвела бы курок или что там полагается взводить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93