— Ты только представь себе, Леонора, какое страшное несчастье! — трагическим голосом произнесла Мария Медичи.
Едва войдя в комнату, Леонора окинула обоих собеседников своим проницательным взором, и тут же поняла, что они находятся в полнейшей растерянности. Необходимо было вдохновить их, пробудить волю к действию. Поэтому в ответ она лишь пожала плечами и презрительно обронила:
— Разумеется, сударыня, то, что произошло, весьма досадно, однако я не вижу в этом ничего ужасного.
— Что ты говоришь?! Ведь еще сегодня утром ты сама убеждала меня в этом! — воскликнула королева.
— С утра у меня было время подумать, — холодно отвечала Леонора, — и я пришла в выводу, что несколько преувеличила грозящую вам опасность; впадать в панику еще рано. Словом, я изменила свое мнение, вот и все.
— Но подумай, если французам станет известно о…
Она запнулась, подыскивая подходящие слова и не желая называть вещи своими именами.
Однако Мария имела дело с сильным игроком. Когда возникала необходимость, Леонора не отступала ни перед словом, ни перед делом. С неподражаемым спокойствием она четко произнесла:
— …о том, что прежде чем стать их королевой, Мария Медичи родила ребенка от своего любовника, а потом приказала убить младенца? Да, вы правы, разразится скандал, и последствия его будут ужасны не только для вас, но и для всех нас. Но, сударыня, все зависит только от вас: если вы пожелаете, никто ни о чем не узнает.
— Но каким же образом?
— Вы забываете, сударыня, что вы не просто королева, вы — королева-регентша. В этой стране вы обладаете неограниченной властью и можете делать все, что вам заблагорассудится.
Слушая жену, Кончини постепенно обретал утраченное присутствие духа.
— Совершенно верно, corpo di Dio! — воскликнул он. — Кажется, мы действительно забыли, что являемся хозяевами положения. Леонора права: только от нас зависит, чтобы эта тайна была навеки похоронена. У нас есть тысяча способов укоротить слишком длинные языки…
И Кончини подкрепил свои слова весьма выразительным жестом.
— Допустим, — согласилась Мария Медичи. — Но сумеете ли вы таким же образом закрыть рот Фаусте, явившейся во Францию под именем герцогини Соррьентес представлять интересы Его Величества короля Испании?
— Если в том будет необходимость, то почему бы и нет?.. Несчастный случай может произойти с кем угодно — и с послом Его Католического Величества, и с самым последним из его подданных. Главное — с умом взяться за дело.
Кончини окончательно уверился в собственных силах. Мария Медичи также приободрилась. Однако, зная привычку Кончини и Леоноры перекладывать на ее плечи ответственность за принятое решение, чего она совершенно не желала, королева беспрестанно горестно вздыхала. Наконец, прервав затянувшуюся паузу, она произнесла:
— Так дай же нам совет, моя добрая Леонора.
Но ответа на последовало. Как вы помните, Леонора твердо решила ни в коем случае не действовать самой, а предоставить это право «заботливым» родителям. Поэтому, выдержав долгую паузу, она сказала:
— Совет? Да разве можно давать советы в подобном деле? Ведь суть его лежит на поверхности, и только слепой не видит ее… А ни вы, ни Кончино пока еще не утратили зрения. Просто ни один из вас не осмеливается идти до конца. Что ж, придется мне сказать эти слова за вас: вы должны решить, жить вашему ребенку или умереть. Так выбирайте же.
— Неужели ты считаешь, что это так просто?.. А что выбрала бы ты?
— Извините, но тут я умываю руки.
— Почему? — вновь простонала Мария. — Великий Боже, если уж и ты нас покидаешь, то на кого же тогда мы можем рассчитывать?
— Я не покидаю вас, Мария. И вы это прекрасно знаете.
— Тогда отвечай.
— Нет, такие вопросы решает мать. Вы мать, вам и принимать решение.
Мария прекрасно знала Леонору. Она поняла, что если та упорствует в своем молчании, значит, дальнейшие уговоры бесполезны, и не стала настаивать. Однако, понимая, что решать все же надо, она снова попыталась избежать сей неприятной обязанности и продолжила жалобные вздохи:
— Я просто голову потеряла. Разве вы не видите, что сейчас я не в состоянии ничего решить? Делайте все, что хотите. Что бы вы ни надумали, я заранее на все согласна.
Леонора поняла, что большего она от Марии не добьется, и повернулась к Кончини.
— И впрямь, — заметила она, — вы же отец, значит, вам также принадлежит право принимать решение. Говорите, Кончино.
Кончини уже прекрасно овладел собой, поэтому резкость жены отнюдь не испугала его, а напротив, побудила сказать то, о чем еще минуту назад он боялся даже подумать:
— Мое мнение таково: девушка должна жить.
Краем глаза Мария следила за лицом Леоноры: она хотела знать, одобряет та ответ Кончини или нет. Но Леонора лишь бесстрастно улыбалась; глядя на супруга, она думала:
«Я была уверена в нем!.. Держу пари, он всегда мыслит так же, как и я».
Вслух же она произнесла:
— Объясните, почему.
— Судите сами, — ответил Кончини, — это же настоящее чудо, что девочка, обреченная нами на смерть с самого своего рождения, не только осталась жива, но и превратилась в хорошенькую, очаровательную девушку. В этом я усматриваю волю божественного провидения. А я совершенно уверен, что если мы осмелимся разрушить созданное трудами Господа, на нашу голову обрушится гнев Господень.
Слова его звучали убедительно и, как ни странно, искренне. Дело в том, что Кончини был суеверен вдвойне: во-первых, он жил в то время, когда все люди в большей или меньшей степени были суеверны, а во-вторых, он был итальянец.
Мария Медичи и Леонора Галигаи — обе итальянки — тоже отличались склонностью к вере в чудесное, поэтому аргументы Кончини — на наш современный взгляд совершенно несерьезные — немедленно нашли отклик в их душах. Глядя на обрадованные лица обеих женщин, нетрудно было понять, что они ждали именно такого объяснения. И действительно, Мария тут же воскликнула:
— Превосходно, у меня была та же самая мысль!..
Леонора присоединилась к ней:
— И у меня тоже! Прекрасно, что именно вы, Кончино, наконец высказали ее вслух.
— Совершенно ясно, что появление этой девочки является предупреждением небес, — торжественно уточнил Кончини.
Под впечатлением принятого решения все трое ненадолго замолчали. Юной цветочнице была дарована жизнь — точнее, ее мать и отец не желали больше смерти своему дитяти. К сожалению, милосердие это объяснялось лишь их чудовищным эгоизмом и суеверием. Ни у одного из родителей не нашлось ни слова сочувствия в адрес Мюгетты-Флоранс.
К тому же решение, принятое от страха перед Божьей карой, только на первый взгляд казалось окончательным. И в этом была повинна Леонора. Мы видели, как долго размышляла она над этим вопросом, обдумывая, каковы могут быть последствия двух единственно возможных решений, и теперь, когда Кончини и королева ненадолго обрели спокойствие, она вновь заронила зерно сомнения в их души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122