я не могу умереть, – но умирали. Молодыми. Или очень молодыми.
Руки скованы сзади, ноги связаны. Дверь заперта на ключ. Окон нет. Как убежать? Как?
В камере сыро, темно и воняло уборной.
– Димаш! Каланжо! Вы здесь?
– Здесь, – послышался голос капитана. – Чуешь, как воняет? Это мы нассали.
– Как ты думаешь, Хьюго нас убьет? – спросил Димаш. Голос его дрожал.
– Меня убьет – точно, – предрек Ланьер.
– Но мы же никого не казнили из его людей! – напомнил Димаш. – Даже Лобова только арестовали.
– Лобова я бы прикончил. Жаль – не успел, – вздохнул Виктор. – Лобова и Хьюго. Эту милую парочку. Где тут параша?
– Зашел разговор о Хьюго, и тут же вспомнил про парашу? – спросил Каланжо.
– Ну, видимо. Сразу захотелось и помочиться, и поблевать.
Димаш рассмеялся.
– Ничто так не объединяет, как ненависть, – выдавил он сквозь смех. – А параши тут нет – не удостоились. Угол справа – самый низкий. Оттуда моча не растекается по всей камере.
2
Дверь отворилась. Пятно жидкого света заползло в камеру.
– Что? Уже на казнь? – изумился Виктор. – Сейчас ночь? День? Впрочем, неважно. В крепости нет ни дня, ни ночи. Будем считать, что день, раз я уже не сплю.
Два луча вечных фонарей заскользили по стенам. Трое пленников сидели у стены в ряд – у той стены, где пол был несколько выше. С момента ареста им оставили одну флягу на троих и не давали еды.
Лучи сошлись на Викторе.
– Ты! – выкрикнул охранник. Лобов? Ну да, он. Незаменимый и наипреданнейший помощник генерала Хьюго.
Виктор неспешно поднялся.
– Виктор Павлович, куда вы! – Димаш попытался загородить выход. Голос его дрожал сильнее прежнего. – Мы вас одного не отпустим.
– Дим, прекрати!
– Мы вместе! Всех забирайте! – взвизгнул Димаш. Он был уверен, что Виктора ведут на казнь. Трусил, но все равно продолжал стоять в дверях.
Однако что-то подсказывало Ланьеру, что так просто и быстро Хьюго его не убьет.
– Не мешай! – Лобов пихнул паренька в грудь, и Димаш повалился на пол.
– Я еще вернусь, – пообещал Ланьер.
Его выволокли из камеры и уже за дверью развязали ноги. Руки же так и оставили скрученными веревками за спиной.
– Держите его! – приказал охранникам Лобов. И примерившись, изо всей силы ударил Виктора кулаком в живот. – Это тебе за те три часа, что мне пришлось сидеть в мортале, сука! Ненавижу мортал! Ненавижу!
От боли пленника согнуло пополам. Он закашлялся, и его вырвало – водой и желчью.
– Тащите его! – приказал Лобов охранникам.
Двое парней – Виктор был уверен, что при Бурлакове он этих мужиков в крепости не встречал – поволокли его, как мешок с картошкой, норовя побольнее «приложить» к каждому каменному выступу по дороге.
– Ты всегда платишь по счетам? – Виктору, наконец, удалось отдышаться.
– Разумеется.
– Тогда заплати мне за то, что я спас тебя, а не бросил валяться с дыркой в животе. – Обычно Ланьер не любил напоминать о своих благодеяниях. Но сейчас он просто не мог удержаться.
– Стойте! – приказал Лобов.
Охранники поставили арестованного на ноги, однако продолжали держать.
– С удовольствием заплачу! Сполна! – объявил Лобов и вновь ударил пленника в живот. – Ну, ты все получил? Больше не хочешь?
Виктор замотал головой. Конечно, было нелепо говорить о благодарности с человеком, который убил Бурлакова. Но Ланьер и не надеялся пробудить в негодяе совесть. Он просто не мог отказать себе в удовольствии его уязвить. Нет, нет, Лобов не испытывал чувство стыда, и уж тем более совесть его не мучила. Но сами эти слова – «совесть» и «стыд» – вызывали у Лобова боль, как будто он касался раскаленного железа.
3
Ланьер не ошибся – он редко ошибался в таких случаях, хотя вряд ли это могло служить утешением в данном случае. Его в самом деле повели не во двор, а в пиршественную залу. Она сильно изменилась, даже с того вечера, когда он сидел здесь с Рафом. Тогда в этой зале было темно, холодно и уныло, теперь же вместо длинного стола для всех обитателей крепости появилось множество небольших узких столов, и между ними были втиснуты скамьи. Это чем-то напомнило Виктору столовую в старинной тюрьме на той стороне, которую он посещал в начале своей карьеры портальщика. За первым рядом скамеек сидели несколько человек в форме цвета фельдграу. Обветренные, суровые, одинаково лишенные выражения лица, одинаково схожие, хотя губы или, к примеру, носы были у всех разные. На миг Виктору даже показалось, что с краю сидит Генрих. Но нет, Ланьер ошибся: Генрих умер, а в зале находились живые люди – не призраки.
На возвышении, где прежде обедал генерал, стоял все тот же стол, но за столом – всего три стула. Один с очень высокой спинкой, два других – пониже. Похоже на военный трибунал, что-то из прошлого. Почему стрелки так обожали все прошедшее, бывшее, так жаждали воскресить его из небытия. Этот вопрос Виктор задавал себе, и не раз, но не находил ответа.
Лобов подвел Виктора к возвышению и поставил возле табурета. Виктор сел.
– Садиться запрещено! – Лобов пихнул его в спину:
– Что значит – запрещено? – пожал плечами Ланьер. – Кем?
– Сказано – запрещено! Встать! – рявкнул охранник.
– Еще чего!
Лобов ухватил пленника за ворот и поднял рывком.
На скамье для зрителей захихикали. В этот момент вошли судьи. Впереди вышагивал Хьюго в мундире фельдграу – значительный, массивный и сияющий от счастья. Если бы у Виктора не были связаны руки, он бы зааплодировал.
Внезапно Хьюго, занятый важной процедурой восшествия на свой маленький трон, споткнулся и едва не упал. Но он тут же постарался принять как можно более величественный вид и сел, гордо держа голову и положив руки на точеные подлокотники кресла. По левую руку от него разместился Луис. Неужели помощник императора прибыл из Валгаллы, чтобы учинить расправу над такой мелкой сошкой, как Ланьер? Вряд ли. Скорее, он прибыл, чтобы инспектировать крепость, после того как ее заняли войска императора. А для кого же предназначено место справа от Хьюго? Лобов? В этот раз Виктор не угадал. Кресло справа занял Рузгин. Он был в старой форме «синих», какую носили в крепости при Бурлакове, лишь на груди теперь был приколот серебряный орел Валгаллы. Господи, а Борька-то почему среди них? Виктор пытался отыскать оправдания старому другу и не мог. Было просто больно.
Ни обвинителя, ни защитника на этом процессе не полагалось, это сразу понял арестованный.
Обвинение зачитал Луис:
– Виктор Ланьер, который также именовал себя Полем Ланьером и герцогом, вы обвиняетесь в убийстве генерала Бурлакова, в попытке военного переворота, попытке подрыва могущества Валгаллы, а также в убийстве десяти охранников. Признаете вы себя виновным?
– Конечно же, нет.
– То есть боитесь признать, – тут же переиначил его слова Хьюго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Руки скованы сзади, ноги связаны. Дверь заперта на ключ. Окон нет. Как убежать? Как?
В камере сыро, темно и воняло уборной.
– Димаш! Каланжо! Вы здесь?
– Здесь, – послышался голос капитана. – Чуешь, как воняет? Это мы нассали.
– Как ты думаешь, Хьюго нас убьет? – спросил Димаш. Голос его дрожал.
– Меня убьет – точно, – предрек Ланьер.
– Но мы же никого не казнили из его людей! – напомнил Димаш. – Даже Лобова только арестовали.
– Лобова я бы прикончил. Жаль – не успел, – вздохнул Виктор. – Лобова и Хьюго. Эту милую парочку. Где тут параша?
– Зашел разговор о Хьюго, и тут же вспомнил про парашу? – спросил Каланжо.
– Ну, видимо. Сразу захотелось и помочиться, и поблевать.
Димаш рассмеялся.
– Ничто так не объединяет, как ненависть, – выдавил он сквозь смех. – А параши тут нет – не удостоились. Угол справа – самый низкий. Оттуда моча не растекается по всей камере.
2
Дверь отворилась. Пятно жидкого света заползло в камеру.
– Что? Уже на казнь? – изумился Виктор. – Сейчас ночь? День? Впрочем, неважно. В крепости нет ни дня, ни ночи. Будем считать, что день, раз я уже не сплю.
Два луча вечных фонарей заскользили по стенам. Трое пленников сидели у стены в ряд – у той стены, где пол был несколько выше. С момента ареста им оставили одну флягу на троих и не давали еды.
Лучи сошлись на Викторе.
– Ты! – выкрикнул охранник. Лобов? Ну да, он. Незаменимый и наипреданнейший помощник генерала Хьюго.
Виктор неспешно поднялся.
– Виктор Павлович, куда вы! – Димаш попытался загородить выход. Голос его дрожал сильнее прежнего. – Мы вас одного не отпустим.
– Дим, прекрати!
– Мы вместе! Всех забирайте! – взвизгнул Димаш. Он был уверен, что Виктора ведут на казнь. Трусил, но все равно продолжал стоять в дверях.
Однако что-то подсказывало Ланьеру, что так просто и быстро Хьюго его не убьет.
– Не мешай! – Лобов пихнул паренька в грудь, и Димаш повалился на пол.
– Я еще вернусь, – пообещал Ланьер.
Его выволокли из камеры и уже за дверью развязали ноги. Руки же так и оставили скрученными веревками за спиной.
– Держите его! – приказал охранникам Лобов. И примерившись, изо всей силы ударил Виктора кулаком в живот. – Это тебе за те три часа, что мне пришлось сидеть в мортале, сука! Ненавижу мортал! Ненавижу!
От боли пленника согнуло пополам. Он закашлялся, и его вырвало – водой и желчью.
– Тащите его! – приказал Лобов охранникам.
Двое парней – Виктор был уверен, что при Бурлакове он этих мужиков в крепости не встречал – поволокли его, как мешок с картошкой, норовя побольнее «приложить» к каждому каменному выступу по дороге.
– Ты всегда платишь по счетам? – Виктору, наконец, удалось отдышаться.
– Разумеется.
– Тогда заплати мне за то, что я спас тебя, а не бросил валяться с дыркой в животе. – Обычно Ланьер не любил напоминать о своих благодеяниях. Но сейчас он просто не мог удержаться.
– Стойте! – приказал Лобов.
Охранники поставили арестованного на ноги, однако продолжали держать.
– С удовольствием заплачу! Сполна! – объявил Лобов и вновь ударил пленника в живот. – Ну, ты все получил? Больше не хочешь?
Виктор замотал головой. Конечно, было нелепо говорить о благодарности с человеком, который убил Бурлакова. Но Ланьер и не надеялся пробудить в негодяе совесть. Он просто не мог отказать себе в удовольствии его уязвить. Нет, нет, Лобов не испытывал чувство стыда, и уж тем более совесть его не мучила. Но сами эти слова – «совесть» и «стыд» – вызывали у Лобова боль, как будто он касался раскаленного железа.
3
Ланьер не ошибся – он редко ошибался в таких случаях, хотя вряд ли это могло служить утешением в данном случае. Его в самом деле повели не во двор, а в пиршественную залу. Она сильно изменилась, даже с того вечера, когда он сидел здесь с Рафом. Тогда в этой зале было темно, холодно и уныло, теперь же вместо длинного стола для всех обитателей крепости появилось множество небольших узких столов, и между ними были втиснуты скамьи. Это чем-то напомнило Виктору столовую в старинной тюрьме на той стороне, которую он посещал в начале своей карьеры портальщика. За первым рядом скамеек сидели несколько человек в форме цвета фельдграу. Обветренные, суровые, одинаково лишенные выражения лица, одинаково схожие, хотя губы или, к примеру, носы были у всех разные. На миг Виктору даже показалось, что с краю сидит Генрих. Но нет, Ланьер ошибся: Генрих умер, а в зале находились живые люди – не призраки.
На возвышении, где прежде обедал генерал, стоял все тот же стол, но за столом – всего три стула. Один с очень высокой спинкой, два других – пониже. Похоже на военный трибунал, что-то из прошлого. Почему стрелки так обожали все прошедшее, бывшее, так жаждали воскресить его из небытия. Этот вопрос Виктор задавал себе, и не раз, но не находил ответа.
Лобов подвел Виктора к возвышению и поставил возле табурета. Виктор сел.
– Садиться запрещено! – Лобов пихнул его в спину:
– Что значит – запрещено? – пожал плечами Ланьер. – Кем?
– Сказано – запрещено! Встать! – рявкнул охранник.
– Еще чего!
Лобов ухватил пленника за ворот и поднял рывком.
На скамье для зрителей захихикали. В этот момент вошли судьи. Впереди вышагивал Хьюго в мундире фельдграу – значительный, массивный и сияющий от счастья. Если бы у Виктора не были связаны руки, он бы зааплодировал.
Внезапно Хьюго, занятый важной процедурой восшествия на свой маленький трон, споткнулся и едва не упал. Но он тут же постарался принять как можно более величественный вид и сел, гордо держа голову и положив руки на точеные подлокотники кресла. По левую руку от него разместился Луис. Неужели помощник императора прибыл из Валгаллы, чтобы учинить расправу над такой мелкой сошкой, как Ланьер? Вряд ли. Скорее, он прибыл, чтобы инспектировать крепость, после того как ее заняли войска императора. А для кого же предназначено место справа от Хьюго? Лобов? В этот раз Виктор не угадал. Кресло справа занял Рузгин. Он был в старой форме «синих», какую носили в крепости при Бурлакове, лишь на груди теперь был приколот серебряный орел Валгаллы. Господи, а Борька-то почему среди них? Виктор пытался отыскать оправдания старому другу и не мог. Было просто больно.
Ни обвинителя, ни защитника на этом процессе не полагалось, это сразу понял арестованный.
Обвинение зачитал Луис:
– Виктор Ланьер, который также именовал себя Полем Ланьером и герцогом, вы обвиняетесь в убийстве генерала Бурлакова, в попытке военного переворота, попытке подрыва могущества Валгаллы, а также в убийстве десяти охранников. Признаете вы себя виновным?
– Конечно же, нет.
– То есть боитесь признать, – тут же переиначил его слова Хьюго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96