Пришельцами.
Несложно было понять Тату, у которой появилась возможность уехать в Сканти. Как же тут не уехать? Кому они нужны в Эдоли - теперь ведь никто не даст им жилья и карты обеспечения. Да и работы нет - безработица уже началась.
Но несложно было понять и Фидес, деревни перешли просто на натуральное хозяйство. Что сами вырастили на своем огороде - то и съели. Однако Империя избаловала деревенских, они ведь уже привыкли и к хорошему видеону дома, и к приличной одежде, и к постоянным поездкам в город. Как-то не хотелось возвращаться на 100 лет назад, к неурожаям и голоду, к болезням, нищете, простой примитивной жизни.
Кто-то уехал, а те, кто не смог, начали пить. Пить и голодать. Пить и воровать все, что только можно.
Что ж, они сами виноваты - каждый человек - хозяин своей судьбы. Почему это им кто-то должен подносить приличную жизнь на блюдечке?
Работа, дом, спокойная сытая жизнь - это вовсе не само собой разумеющиеся вещи, как мы привыкли считать в Империи. За все эти вещи человек обязан бороться, выцарапывать их у жизни, идти хоть по трупам, добиваться…
А если не хочешь - иди на дно.
— Уважаемые дамы и господа! Наш лайнер совершил посадку в аэропорту Анграды. Температура за бортом…
Элис отстегнула ремень у себя и у Маркуса. Мальчик, весь зеленый, вяло завозился. Полет он перенес неплохо, спал, рисовал, играл в припасенные карты с мамой - но на посадке его стошнило.
Плохо садились - с заходом на второй круг, с резкими падениями. И погода не очень - пасмурно, сильный ветер. Анграда все-таки у моря, здесь постоянно ветры.
Элис сцепила зубы - они почему-то стучали. Дрожь. Она волновалась.
Уже почти пять лет она не была дома. Пять лет. Кажется, прошла целая вечность.
Ей хотелось съездить, но никогда не хватало денег. Это вранье, что в Сканти - даже в благополучной Сканти - любой может съездить, куда пожелает. Далеко не любой.
— Идем, - Элис взяла сына за руку. Выбрались в узкий проход. На трапе свежий холодный ветер сразу хлестнул в лицо, перехватило дыхание. Элис чуть отвернулась.
Отвыкла. Здесь все не так. И запах - совсем другой.
Ступеньки трапа задрожали под ногами. Элис спрыгнула на асфальт.
Что-то дрогнуло в ней. В тот миг, когда ноги коснулись земли, это что-то - незаметно для нее самой зревшее внутри, вдруг лопнуло и прорвалось слезами.
Эдолийская земля.
Эдолийский асфальт.
Ей вдруг захотелось, как в храме - на колени. И поцеловать этот асфальт. Но это, разумеется, было бы дико и глупо.
Она просто плакала. Держа за руку Тигренка, двигаясь в толпе к автобусу, она тихо плакала, незаметно вытирала слезы. Ей было стыдно.
— Мам, ты чего плачешь? Ты ударилась? - деловито спросил Тигренок.
— Нет.
Она высморкалась. Это какая-то сентиментальность. Это ненормально. Что это с ней?
Ведь даже мыслей никаких не было - что Родина, что родная земля, что вот сейчас увижу.. ничего подобного. Она озабоченно думала о каких-то пустяках. Выходит, это - на уровне подсознания уже?
Они прошли вместе со всеми в стеклянный корпус аэровокзала и встали в очередь на проверку документов и в таможню. Мама уже махала Элис из-за прозрачной стены. Элис улыбнулась сквозь слезы и помахала в ответ.
Как давно она не видела маму.
О встрече с Йэном Элис давно уже думала.
Она знала за собой такую особенность - легко прощать. На Макса, к примеру, давно уже не злилась, хотя поначалу удар - предательство - был невероятно сильным. Но уже через неделю она была бы готова принять его обратно с распростертыми объятиями (правда, он не пришел). Да и вообще обиды она переживала тяжело, рыдала, страдала, не спала - но вот какой-то ненависти, жажды мести никогда не испытывала и толком не знала, что это такое.
Она даже и сама себе часто говорила, что так нельзя все-таки. Что это уже прекраснодушие какое-то. Но так уж получалось у нее в жизни.
Но с Йэном - ситуация другая. Он никогда ничем Элис не обидел. Ничего лично ей не сделал. Тут все гораздо хуже. Да, пусть она тоже в чем-то была неправа. Может быть, тогда она страдала некоторым максимализмом. Может быть, этот либерально-демократический строй и не так уж прекрасен, как ей казалось, а Империя не так уж ужасна. Но ведь суть не в этом!
Ни при каком строе, ни из каких соображений нельзя убивать, мучить людей, тем более - невинных. Этого Йэн не понимает. Нельзя переходить какую-то грань, которую он давно уже, видно, перешел - и при этом остаться человеком.
Но с другой стороны, что уж прошлое ворошить. Йэн умирает. Не ругаться же с ним теперь. Раз уж решила прилететь. Не из-за него, конечно - из-за мамы, маме очень плохо будет… ее некому поддержать.
Элис для себя решила, что общаться с Йэном будет холодно-вежливо. Отстраненно. Чужой человек. Она его терпит лишь потому, что его любит мама. Это мамина слабость. Но для Элис это чужой, посторонний человек, с которым ее ничто не связывает. Он это почувствует. И пусть.
Элис вошла в давно знакомый блок (снова чуть слезы не навернулись), повесила спарвейк в гардероб. Мама возилась с Тигренком, раздевала его. Элис вошла в гостиную.
Как все знакомо… все та же мебель. Ничего здесь не изменилось. И видеон на той же стене висит… И Распятие. Диван… И тут она увидела Йэна.
Она даже не сразу поняла, что это он - ну лежит на диване какой-то посторонний человек. Старик. Она ведь его очень давно не видела. Последний раз - еще до гибели Маркуса, и то мельком.
Элис просто логически поняла, что Йэн ведь должен быть здесь, и кто же еще может здесь лежать, если не он, и значит, это он и есть. Видимо… А в следующую секунду узнала - глаза. Серые, живые, цепкие. Не изменились.
По лицу Элис снова покатились слезы, непроизвольно - да что за черт, что за слезоточивая машинка сегодня у нее внутри, и она подошла к Йэну. Наклонилась, встала на колени. Обняла. Длинные и неудобно острые, очень костлявые руки сомкнулись вокруг ее плеч. Он обнял ее в ответ. Шепнул.
— Элис.
Она ничего даже сказать не могла. Ткнулась носом ему в грудь и всхлипывала. Голоса мамы и Тигренка доносились глухо сзади, потом стихли - мама увела Тигренка в спальню.
Не хотела мешать.
— Элис, не плачь, детка.
Она оторвалась. Села, глядя ему в лицо. Вытерла ладонью свои мокрые щеки.
Все было правильно. Неизвестно почему, но все было правильно. Он очень постарел почему-то, выглядел стариком, ему же пятьдесят всего. Глубокий старик. Морщины, еще вот и шрам какой-то добавился на скуле. И руки, она теперь только заметила, руки сильно покалечены, пальцев не хватает.
Жесткие решения и мысли еще раз пронеслись в голове, Элис смахнула их, как пыль смахивают мокрой тряпкой. Плевать. Это ведь Йэн. Это он ее учил задачки решать по математике. И взял как-то с парашютом прыгать. Это Йэн - из той жизни, прежней, счастливой. Когда все было иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Несложно было понять Тату, у которой появилась возможность уехать в Сканти. Как же тут не уехать? Кому они нужны в Эдоли - теперь ведь никто не даст им жилья и карты обеспечения. Да и работы нет - безработица уже началась.
Но несложно было понять и Фидес, деревни перешли просто на натуральное хозяйство. Что сами вырастили на своем огороде - то и съели. Однако Империя избаловала деревенских, они ведь уже привыкли и к хорошему видеону дома, и к приличной одежде, и к постоянным поездкам в город. Как-то не хотелось возвращаться на 100 лет назад, к неурожаям и голоду, к болезням, нищете, простой примитивной жизни.
Кто-то уехал, а те, кто не смог, начали пить. Пить и голодать. Пить и воровать все, что только можно.
Что ж, они сами виноваты - каждый человек - хозяин своей судьбы. Почему это им кто-то должен подносить приличную жизнь на блюдечке?
Работа, дом, спокойная сытая жизнь - это вовсе не само собой разумеющиеся вещи, как мы привыкли считать в Империи. За все эти вещи человек обязан бороться, выцарапывать их у жизни, идти хоть по трупам, добиваться…
А если не хочешь - иди на дно.
— Уважаемые дамы и господа! Наш лайнер совершил посадку в аэропорту Анграды. Температура за бортом…
Элис отстегнула ремень у себя и у Маркуса. Мальчик, весь зеленый, вяло завозился. Полет он перенес неплохо, спал, рисовал, играл в припасенные карты с мамой - но на посадке его стошнило.
Плохо садились - с заходом на второй круг, с резкими падениями. И погода не очень - пасмурно, сильный ветер. Анграда все-таки у моря, здесь постоянно ветры.
Элис сцепила зубы - они почему-то стучали. Дрожь. Она волновалась.
Уже почти пять лет она не была дома. Пять лет. Кажется, прошла целая вечность.
Ей хотелось съездить, но никогда не хватало денег. Это вранье, что в Сканти - даже в благополучной Сканти - любой может съездить, куда пожелает. Далеко не любой.
— Идем, - Элис взяла сына за руку. Выбрались в узкий проход. На трапе свежий холодный ветер сразу хлестнул в лицо, перехватило дыхание. Элис чуть отвернулась.
Отвыкла. Здесь все не так. И запах - совсем другой.
Ступеньки трапа задрожали под ногами. Элис спрыгнула на асфальт.
Что-то дрогнуло в ней. В тот миг, когда ноги коснулись земли, это что-то - незаметно для нее самой зревшее внутри, вдруг лопнуло и прорвалось слезами.
Эдолийская земля.
Эдолийский асфальт.
Ей вдруг захотелось, как в храме - на колени. И поцеловать этот асфальт. Но это, разумеется, было бы дико и глупо.
Она просто плакала. Держа за руку Тигренка, двигаясь в толпе к автобусу, она тихо плакала, незаметно вытирала слезы. Ей было стыдно.
— Мам, ты чего плачешь? Ты ударилась? - деловито спросил Тигренок.
— Нет.
Она высморкалась. Это какая-то сентиментальность. Это ненормально. Что это с ней?
Ведь даже мыслей никаких не было - что Родина, что родная земля, что вот сейчас увижу.. ничего подобного. Она озабоченно думала о каких-то пустяках. Выходит, это - на уровне подсознания уже?
Они прошли вместе со всеми в стеклянный корпус аэровокзала и встали в очередь на проверку документов и в таможню. Мама уже махала Элис из-за прозрачной стены. Элис улыбнулась сквозь слезы и помахала в ответ.
Как давно она не видела маму.
О встрече с Йэном Элис давно уже думала.
Она знала за собой такую особенность - легко прощать. На Макса, к примеру, давно уже не злилась, хотя поначалу удар - предательство - был невероятно сильным. Но уже через неделю она была бы готова принять его обратно с распростертыми объятиями (правда, он не пришел). Да и вообще обиды она переживала тяжело, рыдала, страдала, не спала - но вот какой-то ненависти, жажды мести никогда не испытывала и толком не знала, что это такое.
Она даже и сама себе часто говорила, что так нельзя все-таки. Что это уже прекраснодушие какое-то. Но так уж получалось у нее в жизни.
Но с Йэном - ситуация другая. Он никогда ничем Элис не обидел. Ничего лично ей не сделал. Тут все гораздо хуже. Да, пусть она тоже в чем-то была неправа. Может быть, тогда она страдала некоторым максимализмом. Может быть, этот либерально-демократический строй и не так уж прекрасен, как ей казалось, а Империя не так уж ужасна. Но ведь суть не в этом!
Ни при каком строе, ни из каких соображений нельзя убивать, мучить людей, тем более - невинных. Этого Йэн не понимает. Нельзя переходить какую-то грань, которую он давно уже, видно, перешел - и при этом остаться человеком.
Но с другой стороны, что уж прошлое ворошить. Йэн умирает. Не ругаться же с ним теперь. Раз уж решила прилететь. Не из-за него, конечно - из-за мамы, маме очень плохо будет… ее некому поддержать.
Элис для себя решила, что общаться с Йэном будет холодно-вежливо. Отстраненно. Чужой человек. Она его терпит лишь потому, что его любит мама. Это мамина слабость. Но для Элис это чужой, посторонний человек, с которым ее ничто не связывает. Он это почувствует. И пусть.
Элис вошла в давно знакомый блок (снова чуть слезы не навернулись), повесила спарвейк в гардероб. Мама возилась с Тигренком, раздевала его. Элис вошла в гостиную.
Как все знакомо… все та же мебель. Ничего здесь не изменилось. И видеон на той же стене висит… И Распятие. Диван… И тут она увидела Йэна.
Она даже не сразу поняла, что это он - ну лежит на диване какой-то посторонний человек. Старик. Она ведь его очень давно не видела. Последний раз - еще до гибели Маркуса, и то мельком.
Элис просто логически поняла, что Йэн ведь должен быть здесь, и кто же еще может здесь лежать, если не он, и значит, это он и есть. Видимо… А в следующую секунду узнала - глаза. Серые, живые, цепкие. Не изменились.
По лицу Элис снова покатились слезы, непроизвольно - да что за черт, что за слезоточивая машинка сегодня у нее внутри, и она подошла к Йэну. Наклонилась, встала на колени. Обняла. Длинные и неудобно острые, очень костлявые руки сомкнулись вокруг ее плеч. Он обнял ее в ответ. Шепнул.
— Элис.
Она ничего даже сказать не могла. Ткнулась носом ему в грудь и всхлипывала. Голоса мамы и Тигренка доносились глухо сзади, потом стихли - мама увела Тигренка в спальню.
Не хотела мешать.
— Элис, не плачь, детка.
Она оторвалась. Села, глядя ему в лицо. Вытерла ладонью свои мокрые щеки.
Все было правильно. Неизвестно почему, но все было правильно. Он очень постарел почему-то, выглядел стариком, ему же пятьдесят всего. Глубокий старик. Морщины, еще вот и шрам какой-то добавился на скуле. И руки, она теперь только заметила, руки сильно покалечены, пальцев не хватает.
Жесткие решения и мысли еще раз пронеслись в голове, Элис смахнула их, как пыль смахивают мокрой тряпкой. Плевать. Это ведь Йэн. Это он ее учил задачки решать по математике. И взял как-то с парашютом прыгать. Это Йэн - из той жизни, прежней, счастливой. Когда все было иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134