ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Когда она направилась по коридору, он вышел навстречу, перегородив дорогу.
– Бу-у-у! – произнес он.
Триста закрыла глаза, словно не желая его видеть.
– Не могу поверить, что ты по-прежнему ведешь себя как мальчишка.
– Почему? Я не прекращал этого никогда.
Она подняла веки, и Роман увидел то, что и ожидал, – гнев в стальных глазах.
– Ты так и не повзрослел?
– В некоторых отношениях нет. Я до сих пор люблю пугать людей. И ничего не могу с собой поделать.
Склонив голову набок, Триста какое-то время внимательно его изучала.
– Куда делось то раскаяние, которое я видела всего несколько недель назад? Должна сказать, я тебе почти поверила, но твое нахальство вернулось. Больше тебе не удается обмануть меня никогда.
– В тот день я тебе не лгал, – уязвленный, ответил он.
– Не старайся выглядеть так, словно тебя оскорбили.
Она попыталась пройти мимо него, но Роман этого ей не позволил. Отступив, она с гневом посмотрела ему в глаза. Он вздохнул:
– Ты бессердечная.
– У меня есть сердце, – подняв подбородок, возразила она. – Однако оно к тебе не расположено.
– Тогда его покрыла короста.
Она бросила на него злой взгляд:
– Знаешь, почему сердце покрывается коростой? Начинается это с маленьких шрамов. Когда с ним плохо обращаются, чрезмерно нагружают и злоупотребляют им. Появляется нарыв. Довольно болезненный, раздутый и чувствительный к прикосновениям. Но со временем нарыв проходит. На его месте появляется уплотнение, чтобы предохранить сердце в будущем.
– Очень умно. Я и забыл, как умело ты все объясняешь.
– Уверена, что ты обо мне забыл вообще все. Но я тебя не осуждаю. У тебя было много женщин – зачем тебе помнить всех? Кстати, ты совсем забыл про ту, с которой... кого я не знаю.
– Сестру, – подсказал он. – Так ты ее не узнала?
Глаза Тристы округлились.
– Это Грейс? – С нее мгновенно слетела надменность. Теперь она казалась даже робкой. Триста отвела глаза в сторону. – Не знала. Я думала... Боже, как она изменилась! Она стала такой красавицей!
– Ты и впрямь ее не узнала? И похоже, начала меня ревновать?
– Ты забываешься, – предупредила она и тут же чуть скривилась: ее резкий голос не понравился ей самой.
– Может, и забываюсь, но не забыл. – Он придвинулся ближе и понизил голос: – К примеру, я очень хорошо помню шрам на твоем бедре. Ты получила его в восемь лет, когда упала с забора. Я порвал рубашку и сделал повязку. Меня тогда выпороли за порчу рубашки, а тебя посадили на хлеб и воду, чтобы не лазила по заборам.
– Ты меня на это подбил.
Роман пожал плечами:
– Я был тогда чертом, и ты это знала. Ты была вполне разумным ребенком и могла не поддаваться на мои уловки. Обычно ты так и делала.
– Мне это удавалось с трудом. Ты начинал меня дразнить и мог подбить на что угодно.
– Не помню, чтобы я тебя дразнил. Пытался убедить, это было, с помощью лести. – Его проницательные глаза смягчились, но на губах появилась дьявольская улыбка. – Я помню лесть. В этом я был очень искусен. Возможно, потому, что мне это нравилось.
Он оперся рукой о стену, так близко к ее уху, что если бы он отогнул большой палец, то коснулся бы ее.
– Я и сейчас в этом искусен. – Его голос стал тих, как мурлыканье.
– Я в этом сомневаюсь.
– Не слышу уверенности в голосе. Как и тогда, когда ты говорила о своем дорогом муже.
– Мне это не важно, – безразлично произнесла Триста. Но на него она старалась не смотреть.
– Ты отводишь глаза, Триста. Я спрашиваю себя – почему?
– Это не твое дело, вот почему. А теперь, если ты не хочешь скандала, отойди в сторону.
– Ты не будешь устраивать скандал, – уверенно сказал он. – Расскажи мне о своем храбром капитане. Где ты его повстречала?
– В деревне, куда убежала, чтобы избавиться от тебя. Странно, что ты им заинтересовался. Ты совершенно был ко мне равнодушен, когда мне на помощь пришел капитан Фэрхевен, так откуда сейчас этот интерес?
– Капитан Фэрхевен? Ты так его называешь?
– Он был капитаном, – неуверенно пролепетала Триста.
– Да. И его имя было Фэрхевен. Но в постели, в порыве страсти, ты тоже называла его капитаном?
– Я не буду отвечать на этот вопрос.
– Конечно же, не будешь. Не будешь говорить человеку, чье имя ты произносила снова и снова в порыве страсти.
Триста толкнула его в грудь. Она бы ударила его по щеке, если бы могла. Наверное, следовало все же попытаться, поскольку от ее толчка пользы не было никакой. Он насмешливо вскинул бровь.
Роман сказал:
– Прости мою настойчивость, но я просто хочу знать. Дорогая Триста, твои колени сейчас выдали тебя с головой. Они трясутся, как у пони, когда его пускают в галоп. Ты так и не ответила, каким было имя. В конце концов, ты знаешь его?
– Конечно. Эндрю.
– Эндрю. Ты назвала в честь его своего сына.
– Я назвала сына в честь отца – что тут необычного?
– Ты звала его Дрю? Нет, не гляди за мое плечо. На этот раз никто не придет тебя спасти.
– Ты говорил, что оставишь меня в покое. – Ее голос звучал жалобно, почти отчаянно. – Я ничем не заслужила такого отношения.
– Нет, заслужила. Ты лгала. – Он сделал шаг ближе. – Должен сказать, я очень интересуюсь этим человеком, капитаном Эндрю Фэрхевеном. И еще больше – почему ты не хочешь о нем говорить даже этим сочувствующим матронам, которые просто обожают романтические истории.
– Это не секрет. Он был моим мужем. Его потеря для меня до сих пор очень болезненна.
– Для человека в горе ты чересчур сердита. От горя, моя дорогая, у людей отвисают вниз уголки рта – а у тебя губы побелели, до того ты их сжала. В глазах должна быть грусть, а не ярость. Люди становятся мягкими, бледными, а ты вся полна огня и прямо переливаешься всеми цветами радуги. Посмотри на свои щеки! Но больше всего, дорогая Триста...
– Прекрати меня так называть!
– ...человек лишается сил, сгибается и чувствует себя подавленным, оплакивая потерю близкого. А у тебя при упоминании о муже начинают дрожать колени, и это выдает тебя с головой.
– Ты просто помешался на моих коленях!
– Не только на коленях, дорогая, на лодыжках и – о! – на твоих ногах. Я отчетливо помню грациозную линию твоей ноги и аккуратные маленькие ступни. Мне нравилась и твоя талия. Она была такой тонкой, что это меня просто изумляло. И я любил твои плечи. Любил осанку... Да, я был совершенно помешан на всем этом. У тебя была восхитительная спина, а на твою шею можно было смотреть часами.
Триста несколько секунд лишь разевала рот, не в силах произнести ни звука.
– Ты развращенный.
– А, – произнес он улыбаясь, – так ты помнишь и это. Да, я был развращенным, но тебе это нравилось. Скажи мне, капитан Эндрю Фэрхевен был изобретателен в постели?
– Не говори о нем. Ты отвратителен.
– Как замечательно ты изображаешь негодование! Я очерняю его память?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86