Возможно, его вещи найдутся в лагере арестованных гоблинов.
– Только меч, сэр, – отвечал лакей. – Даже ножны у него были простые, совсем дешевые, сэр. Это я точно запомнил.
– Хорошо, – произнес Шлездерн. – Вы можете идти.
Выйдя из-за стола, он взял из рук лакея пиалу; опустив в нее кончики пальцев, он вынул несколько розовых лепестков. Аристократ подошел к Франсуаз, которая с подозрением следила за его действиями. Я коротко кивнул девушке, давая понять, что она не должна препятствовать виконту.
Шлездерн разжал пальцы, и розовые лепестки опали в чашу с ключевой водой.
10
– Майкл, – возмущенно прошипела Франсуаз. – Он намусорил в чашу.
– Да, – кивнул я, почти не вслушиваясь в то, что говорит девушка. – Он сказал, что знает этот ритуал.
– Майкл, – возразила девушка. – Зачем он это сделал?
Мы проходили по коридорам замка, уложенным богатыми парсианскими коврами. Провожающий нас Дакенхейм шел немного впереди и не мог слышать нашего разговора.
– Подобно тому, как человеческая душа вбирает в себя все, что видит и слышит человек, – произнес я, – так и чаша должна наполняться в каждом месте, которое мы посетим – будь то дорожная пыль или пыльца цветущего гаоляна. Виконт Шлездерна знал, что должен положить что-нибудь в чашу. Он выбрал розовые лепестки; он не мог бы больше почтить память убитого юноши.
Франсуаз приняла мои слова к сведению, но стало ясно, что они ее не убедили – ведь виконт все-таки намусорил в чашу.
– Ладно, герой, – произнесла она. – В чем трюк с украшениями.
– Френки, – с упреком произнес я. – Ты злишься, потому что не поспеваешь за полетом моей мысли. Не расстраивайся, это еще никому не удавалось.
– Щеночек, – с глухой угрозой в голосе произнесла Франсуаз. – Если не перестанешь, твои штаны не поспеют за твоим полетом.
Я задумался. В том, что сказала девушка, как мне показалось, имелся какой-то скрытый и недостойный смысл. Однако ее слова оказались настолько грубыми, что я счел недопустимым для себя даже вдумываться в них.
– А чем больше ты злишься, – продолжал я, нимало не смутившись ее эскападой, – тем меньше способна следить за ходом событий.
Только сейчас Френки сообразила, что руки у нее заняты; я почти видел, как пар идет у нее из ушей.
– Чрезвычайно важно узнать, – пояснил я, – из-за чего гоблины напали на бедного юношу.
– Гоблинам не нужна причина, – огрызнулась девушка.
Мгновенно осознав свою неправоту, она пришла в то состояние, которое следует за диким бешенством и которому еще не придумано название, ибо нормальные люди его не испытывают.
– Ладно, – процедила Франсуаз. – Они не стали бы всю ночь гоняться за парнишкой с мечом. Я поняла.
Френки хмыкнула так вульгарно, словно у нее спросили, видела ли она когда-нибудь мужские половые органы:
– Раз на нем не было украшений, значит, гоблины искали письмо. А искали письмо – их кто-то подослал. Ну что?
Девушка явно ждала одобрения, и я не смог отказать себе в удовольствии.
– Медленно, Френки, – покачал головой я.
Франсуаз со всех сил лягнула меня по тому месту, на котором сидят, и я едва не сбил с ног Дакенхейма, что остановился в парадных дверях.
Мы находились возле парадного входа замка Шлездерна. Алое солнце, с оранжевым окаймлением, начинало спускаться по сфере горизонта. Золотой брегет подсказывал мне. что мы можем в срок поспеть в Шесть Пилонов.
– Я уже знаю, что здесь произошло, – говорил я, спускаясь по высоким каменным ступеням, ниспадавшим к плитам двора тремя рядами.
– Это достаточно очевидно, и не стоит даже пояснять.
Бросив короткий взгляд на девушку, я убедился, то для нее это не очевидно и она весьма не прочь услышать объяснения. Нравится мне ее заводить.
– Сейчас, мой лягушонок, мне остается найти только одно небольшое звено, которое замкнет цепь фактов…
Я похлопал девушку по щеке, чему она не могла воспротивиться, держа бронзовую чашу. Небрежно ступив на плиты двора, я сделал знак конюшему и принялся изучать камень внизу.
– Ну? – спросила девушка.
Она тоже прилежно рассматривала дворовые плиты, но, поскольку она не знала, что там необходимо отыскать, то и найти этого не могла.
Некоторая проблема заключалась в том, что и я этого тоже не видел.
Я начал волноваться.
Я ждал, пока грум подведет моего верхового дракона. Я нервно расхаживал перед воротами, глядя себя под ноги, и мне никак не удавалось увидеть там то, что я хотел.
– Что? – мрачно осведомилась девушка. – Никто не нагадил в наше отсутствие?
– Ох, как смешно, – огрызнулся я.
Мальчик подвел наших верховых животных; передавая мне поводья, он встретился со мной взглядом и испуганно отшатнулся. По всей видимости, в тот момент я не источал рождественское настроение.
– Нет! – воскликнул я так громко, что гнедая Френки поджала уши и полуприсела на задние ноги, а мальчик-конюший в ужасе бросился опрометью под прикрытие построек, ладонью прижимая к голове серую кепку.
– Это должно быть здесь, – сказал я. – Френки. Оно должно быть здесь. Они не успели бы все здесь вымести. Я же не мог так ошибиться. Хотя бы кусочек. Хотя бы след.
– Кусочек – чего? – с опаской спросила Франсуаз.
Когда девушка, способная мечом разрубить до пояса человека в полном доспехе, говорит с опаской, значит, что-то случилось.
Но я уже не слушал ее. Я ринулся вслед за мальчиком-конюшим. Юный коновод спрятался за спину взрослого грума и сжался так сильно, что его почти не было там видно.
Даже если обойти с другой стороны.
Я остановился возле грума и на лице его увидел твердую решимость умереть, сражаясь.
– Милейший, – произнес я, почти задыхаясь.
Я вспомнил слова виконта о парадных воротах и задней калитке; это был мой последний шанс. Если и это яйцо окажется крокодильим, значит, я крупно сел мимо стула.
– Позади замка есть другие ворота?
Мой вопрос поверг грума в оцепенение. Он ожидал, что я, как минимум, начну выдавливать ему глаза. Но хитрый крестьянин быстро смекнул, что это всего лишь хитрый обходной маневр, и решил не поддаться на него.
– А как же, сэр, – отвечал он. – Для телег, подвод, для торговцев…
– Ага! – закричал я, и бедняга грум едва не упал навзничь, подмяв под собой мальчика-конюха.
Я подбежал к Франсуаз и заглянул ей в глаза, поднимая вверх указательный палец.
– Ага! – повторил я.
Я обернулся к груму, и тот едва не добавил к куче конских лепешек, собранных в помятое ведро, одну свою.
– Где? – спросил я.
Он указал рукой; говорить он уже явно не мог.
Я ринулся в обход замка, не замечая никого на своем пути и не разбирая дороги. Мимо меня проскакивали какие-то слуги, но я вряд ли мог бы сказать, были то люди или полугоблины.
Я остановился только тогда, когда передо мной открылись вторые ворота. Развернувшись, я увидел заднюю дверь замка – вернее, их было даже несколько – для кухни, кладовой и, наверное, прачечной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Только меч, сэр, – отвечал лакей. – Даже ножны у него были простые, совсем дешевые, сэр. Это я точно запомнил.
– Хорошо, – произнес Шлездерн. – Вы можете идти.
Выйдя из-за стола, он взял из рук лакея пиалу; опустив в нее кончики пальцев, он вынул несколько розовых лепестков. Аристократ подошел к Франсуаз, которая с подозрением следила за его действиями. Я коротко кивнул девушке, давая понять, что она не должна препятствовать виконту.
Шлездерн разжал пальцы, и розовые лепестки опали в чашу с ключевой водой.
10
– Майкл, – возмущенно прошипела Франсуаз. – Он намусорил в чашу.
– Да, – кивнул я, почти не вслушиваясь в то, что говорит девушка. – Он сказал, что знает этот ритуал.
– Майкл, – возразила девушка. – Зачем он это сделал?
Мы проходили по коридорам замка, уложенным богатыми парсианскими коврами. Провожающий нас Дакенхейм шел немного впереди и не мог слышать нашего разговора.
– Подобно тому, как человеческая душа вбирает в себя все, что видит и слышит человек, – произнес я, – так и чаша должна наполняться в каждом месте, которое мы посетим – будь то дорожная пыль или пыльца цветущего гаоляна. Виконт Шлездерна знал, что должен положить что-нибудь в чашу. Он выбрал розовые лепестки; он не мог бы больше почтить память убитого юноши.
Франсуаз приняла мои слова к сведению, но стало ясно, что они ее не убедили – ведь виконт все-таки намусорил в чашу.
– Ладно, герой, – произнесла она. – В чем трюк с украшениями.
– Френки, – с упреком произнес я. – Ты злишься, потому что не поспеваешь за полетом моей мысли. Не расстраивайся, это еще никому не удавалось.
– Щеночек, – с глухой угрозой в голосе произнесла Франсуаз. – Если не перестанешь, твои штаны не поспеют за твоим полетом.
Я задумался. В том, что сказала девушка, как мне показалось, имелся какой-то скрытый и недостойный смысл. Однако ее слова оказались настолько грубыми, что я счел недопустимым для себя даже вдумываться в них.
– А чем больше ты злишься, – продолжал я, нимало не смутившись ее эскападой, – тем меньше способна следить за ходом событий.
Только сейчас Френки сообразила, что руки у нее заняты; я почти видел, как пар идет у нее из ушей.
– Чрезвычайно важно узнать, – пояснил я, – из-за чего гоблины напали на бедного юношу.
– Гоблинам не нужна причина, – огрызнулась девушка.
Мгновенно осознав свою неправоту, она пришла в то состояние, которое следует за диким бешенством и которому еще не придумано название, ибо нормальные люди его не испытывают.
– Ладно, – процедила Франсуаз. – Они не стали бы всю ночь гоняться за парнишкой с мечом. Я поняла.
Френки хмыкнула так вульгарно, словно у нее спросили, видела ли она когда-нибудь мужские половые органы:
– Раз на нем не было украшений, значит, гоблины искали письмо. А искали письмо – их кто-то подослал. Ну что?
Девушка явно ждала одобрения, и я не смог отказать себе в удовольствии.
– Медленно, Френки, – покачал головой я.
Франсуаз со всех сил лягнула меня по тому месту, на котором сидят, и я едва не сбил с ног Дакенхейма, что остановился в парадных дверях.
Мы находились возле парадного входа замка Шлездерна. Алое солнце, с оранжевым окаймлением, начинало спускаться по сфере горизонта. Золотой брегет подсказывал мне. что мы можем в срок поспеть в Шесть Пилонов.
– Я уже знаю, что здесь произошло, – говорил я, спускаясь по высоким каменным ступеням, ниспадавшим к плитам двора тремя рядами.
– Это достаточно очевидно, и не стоит даже пояснять.
Бросив короткий взгляд на девушку, я убедился, то для нее это не очевидно и она весьма не прочь услышать объяснения. Нравится мне ее заводить.
– Сейчас, мой лягушонок, мне остается найти только одно небольшое звено, которое замкнет цепь фактов…
Я похлопал девушку по щеке, чему она не могла воспротивиться, держа бронзовую чашу. Небрежно ступив на плиты двора, я сделал знак конюшему и принялся изучать камень внизу.
– Ну? – спросила девушка.
Она тоже прилежно рассматривала дворовые плиты, но, поскольку она не знала, что там необходимо отыскать, то и найти этого не могла.
Некоторая проблема заключалась в том, что и я этого тоже не видел.
Я начал волноваться.
Я ждал, пока грум подведет моего верхового дракона. Я нервно расхаживал перед воротами, глядя себя под ноги, и мне никак не удавалось увидеть там то, что я хотел.
– Что? – мрачно осведомилась девушка. – Никто не нагадил в наше отсутствие?
– Ох, как смешно, – огрызнулся я.
Мальчик подвел наших верховых животных; передавая мне поводья, он встретился со мной взглядом и испуганно отшатнулся. По всей видимости, в тот момент я не источал рождественское настроение.
– Нет! – воскликнул я так громко, что гнедая Френки поджала уши и полуприсела на задние ноги, а мальчик-конюший в ужасе бросился опрометью под прикрытие построек, ладонью прижимая к голове серую кепку.
– Это должно быть здесь, – сказал я. – Френки. Оно должно быть здесь. Они не успели бы все здесь вымести. Я же не мог так ошибиться. Хотя бы кусочек. Хотя бы след.
– Кусочек – чего? – с опаской спросила Франсуаз.
Когда девушка, способная мечом разрубить до пояса человека в полном доспехе, говорит с опаской, значит, что-то случилось.
Но я уже не слушал ее. Я ринулся вслед за мальчиком-конюшим. Юный коновод спрятался за спину взрослого грума и сжался так сильно, что его почти не было там видно.
Даже если обойти с другой стороны.
Я остановился возле грума и на лице его увидел твердую решимость умереть, сражаясь.
– Милейший, – произнес я, почти задыхаясь.
Я вспомнил слова виконта о парадных воротах и задней калитке; это был мой последний шанс. Если и это яйцо окажется крокодильим, значит, я крупно сел мимо стула.
– Позади замка есть другие ворота?
Мой вопрос поверг грума в оцепенение. Он ожидал, что я, как минимум, начну выдавливать ему глаза. Но хитрый крестьянин быстро смекнул, что это всего лишь хитрый обходной маневр, и решил не поддаться на него.
– А как же, сэр, – отвечал он. – Для телег, подвод, для торговцев…
– Ага! – закричал я, и бедняга грум едва не упал навзничь, подмяв под собой мальчика-конюха.
Я подбежал к Франсуаз и заглянул ей в глаза, поднимая вверх указательный палец.
– Ага! – повторил я.
Я обернулся к груму, и тот едва не добавил к куче конских лепешек, собранных в помятое ведро, одну свою.
– Где? – спросил я.
Он указал рукой; говорить он уже явно не мог.
Я ринулся в обход замка, не замечая никого на своем пути и не разбирая дороги. Мимо меня проскакивали какие-то слуги, но я вряд ли мог бы сказать, были то люди или полугоблины.
Я остановился только тогда, когда передо мной открылись вторые ворота. Развернувшись, я увидел заднюю дверь замка – вернее, их было даже несколько – для кухни, кладовой и, наверное, прачечной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96