В пипетке осталась переливающаяся тоненькая пленка крови, и белый бумажный воротничок весь пропитался ею, как бинт. Он нагнулся и набрал в пипетку воды. Когда он выжимал из машинки воду, зараза шарахнула его в живот - мягкий сладкий удар.
Опустил взгляд на свои грязные штаны, не менял их несколько месяцев… Дни скользят мимо, нанизанные на шприц длинной ниткой крови… Я забываю секс и все острые наслаждения тела - серый, привязанный к мусору призрак. Мальчишки-испанцы зовут меня El Hombre Invisible - Человек-Невидимка…
Двадцать отжиманий каждое утро. Употребление мусора удаляет жир, оставляет мускулы более-менее нетронутыми. Наркоману, кажется, нужно все меньше и меньше ткани… Возможно ли будет выделить сжигающую жир молекулу мусора?
Больше и больше статики в Аптеке, бормотанья контроля, как телефонная трубка, снятая с крючка… Потратил весь день до 8 вечера, чтоб нахнокать две упаковки Эвкодола…
На исходе и вены, и деньги.
Откидон продолжается. Вчера ночью проснулся от того, что кто-то сжимает мне руку. То была моя другая рука… Засыпаю за чтением, и слова принимают значение шифра… Одержим шифрами… Человек заражается цепочками болезней, выдающих зашифрованное послание…
Ужалился на глазах у Д.Л. Нащупываю вену в босой левой ноге… У торчков нет стыда… Они непроницаемы для отвращения остальных. Сомнительно, чтобы стыд мог существовать в отсутствие сексуального либидо… Стыд торчка исчезает вместе с его несексуальной общительностью, которая также зависит от либидо… Наркоман относится к своему телу безлично, как к инструменту поглощения среды, в которой он обитает, оценивает свою ткань холодными руками лошадника. «Ширяться сюда бестолку.» Мертвые рыбьи глаза шарят по изувеченной вене.
Пользуюсь снотворным нового типа, называется Сонерил… Сонным себя не чувствуешь… В сон сдвигаешься без перехода, резко выпадаешь прямо в середину сновидения… Я много лет провел на зоне, страдая от недоедания…
Президент - торчок, но не может принять это прямо из-за своего положения. Поэтому он шмыгается через меня… Время от времени мы входим в контакт, и я его подзаряжаю. Эти контакты выглядят, для случайного наблюдателя, как гомосексуальные практики, но действительное возбуждение не сексуально в первую голову, а климакс - момент разрыва, когда перезарядка завершена. В контакт вводятся восставшие пенисы - по крайней мере, мы пользовались этим методом в начале, но контактные точки изнашиваются, как вены. Теперь мне иногда приходится проскальзывать своим пенисом под его левое веко. Разумеется, я всегда могу заразить его Осмотической Подзарядкой, которая соответствует подкожному впрыскиванию, но это означает признать поражение. О.П. испортит настроение Президенту на много недель и вполне может повлечь за собой атомные заморочки. И Президент платит высокую цену за свою Окольную Привычку. Он пожертвовал всем контролем и зависим, как нерожденное дитя. Окольный Наркоман страдает от целого спектра субъективного ужаса, неслышного фотоплазменного неистовства, омерзительной агонии костей. Напряги нарастают, чистая энергия без эмоционального наполнения, в конце концов, продирает все тело, швыряя его в стороны, будто человека в контакте с высоковольтными проводами. Если его связь подзарядки намертво обрезана, Окольный Наркоман впадает в настолько яростные электрические конвульсии, что кости его расшатываются, и он умирает с собственным скелетом, изо всех сил пытающимся выкарабкаться из своей нестерпимой плоти и бежать по прямой к ближайшему кладбищу.
Отношения между О.Н. (Окольным Наркоманом) и его С.П. (Связным Подзарядки) так интенсивны, что они в силах терпеть общество друг друга лишь очень краткие и нечастые промежутки времени - я имею в виду, помимо встреч для перезарядки, когда все личное общение затмевается процессом подзарядки.
Читаю газету… Что-то насчет тройного убийства на рю де Рьма, Париж: «Сведение счетов.»… Продолжаю ускользать… «Полиция идентифицировала автора… Пепе Эль Кулито… Маленькая Срака, уменьшительно ласкательная кличка.» Что, в самом деле так написано?… Пытаюсь поймать слова в фокус… они распадаются бессмысленной мозаикой…
ЛАЗАРЬ, СТУПАЙ ДОМОЙ
Роясь в поблекшей пленке на съемной границе - в вялой серой местности, зияющей зловонными провалами и испещренной отверстыми дырами торча, Ли обнаружил, что молодой планкеша, стоящий в его комнате в 10 часов утра, вернулся с Корсики после двух месяцев водолазания и соскочил с иглы…
«Пришел повыпендриваться своим новым телом,» решил Ли, содрогаясь от утренних ломок. Он знал, что видел - ах да, Мигель, спасибо - три месяца назад, сидя в Метрополе, отключился над черствым желтым эклером, которым два часа спустя отравится кошка, решил, что усилия, затраченного на то, чтобы увидеть Мигеля вообще в 10 утра, вполне достаточно и без невыносимой работы по исправлению ошибки - («что это за ебаная ферма?»), что, к тому же, потянет за собой нынешний вид Мигеля в сильно попользованных областях, как некоего громадного, неудобного зверя, лежащего поверх остальных вещей в чемодане.
«Ты великолепно выглядишь,» сказал Ли, стирая более очевидные признаки отвращения неряшливой, повседневной салфеткой, при виде серой жижи мусора, проступающей на лице Мигеля, изучая узоры изношенности, как если бы и сам человек, и его одежда много лет перемещались по закоулкам времени, а космическая станция, где можно было бы привести себя в порядок, им так никогда и не попалась…
«Кроме этого, к тому времени, как я мог бы исправить ошибку… Лазарь, иди вон… Уплати Чуваку и ступай домой… К чему мне лицезреть твои старые телеса, взятые напрокат?»
«Ну что ж, клево, что ты соскочил… Оказал себе любезность.» Мигель плавал по комнате, гарпуня рыбу рукой…
«Когда там, то о гарике вообще не думаешь.»
«Тебе так лучше,» сказал Ли, мечтательно оглаживаяшрам от иглы на тыльной стороне руки Мигеля, медленными завихрениями пальца водя по изгибам и узорам гладкой лиловой плоти…
Мигель почесал руку… Выглянул в окно… Его тело шевелилось крохотными гальванизированными рывками по мере того, как зажигались мусорные каналы… Ли сидел и ждал. «От одного сеанса еще обратно никто не садился, пацан.»
«Я знаю, что делаю.»
«Все всегда знают.»
Мигель взял пилочку для ногтей.
Ли прикрыл глаза: «Слишком утомительно.»
«А, спасибо, было здорово.» Брюки Мигеля опали на лодыжки. Он стоял в бесформенном чехле плоти, из бурой становившейся зеленой, затем бесцветной в утреннем свете, комьями отваливавшейся на пол.
Глаза Ли шевелились в веществе лица… маленький, холодный, серый проблеск… «Убери за собой,» сказал он. «И без этого грязи хватает.»
«О, э-э, конечно,» Мигель загоношился с совочком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Опустил взгляд на свои грязные штаны, не менял их несколько месяцев… Дни скользят мимо, нанизанные на шприц длинной ниткой крови… Я забываю секс и все острые наслаждения тела - серый, привязанный к мусору призрак. Мальчишки-испанцы зовут меня El Hombre Invisible - Человек-Невидимка…
Двадцать отжиманий каждое утро. Употребление мусора удаляет жир, оставляет мускулы более-менее нетронутыми. Наркоману, кажется, нужно все меньше и меньше ткани… Возможно ли будет выделить сжигающую жир молекулу мусора?
Больше и больше статики в Аптеке, бормотанья контроля, как телефонная трубка, снятая с крючка… Потратил весь день до 8 вечера, чтоб нахнокать две упаковки Эвкодола…
На исходе и вены, и деньги.
Откидон продолжается. Вчера ночью проснулся от того, что кто-то сжимает мне руку. То была моя другая рука… Засыпаю за чтением, и слова принимают значение шифра… Одержим шифрами… Человек заражается цепочками болезней, выдающих зашифрованное послание…
Ужалился на глазах у Д.Л. Нащупываю вену в босой левой ноге… У торчков нет стыда… Они непроницаемы для отвращения остальных. Сомнительно, чтобы стыд мог существовать в отсутствие сексуального либидо… Стыд торчка исчезает вместе с его несексуальной общительностью, которая также зависит от либидо… Наркоман относится к своему телу безлично, как к инструменту поглощения среды, в которой он обитает, оценивает свою ткань холодными руками лошадника. «Ширяться сюда бестолку.» Мертвые рыбьи глаза шарят по изувеченной вене.
Пользуюсь снотворным нового типа, называется Сонерил… Сонным себя не чувствуешь… В сон сдвигаешься без перехода, резко выпадаешь прямо в середину сновидения… Я много лет провел на зоне, страдая от недоедания…
Президент - торчок, но не может принять это прямо из-за своего положения. Поэтому он шмыгается через меня… Время от времени мы входим в контакт, и я его подзаряжаю. Эти контакты выглядят, для случайного наблюдателя, как гомосексуальные практики, но действительное возбуждение не сексуально в первую голову, а климакс - момент разрыва, когда перезарядка завершена. В контакт вводятся восставшие пенисы - по крайней мере, мы пользовались этим методом в начале, но контактные точки изнашиваются, как вены. Теперь мне иногда приходится проскальзывать своим пенисом под его левое веко. Разумеется, я всегда могу заразить его Осмотической Подзарядкой, которая соответствует подкожному впрыскиванию, но это означает признать поражение. О.П. испортит настроение Президенту на много недель и вполне может повлечь за собой атомные заморочки. И Президент платит высокую цену за свою Окольную Привычку. Он пожертвовал всем контролем и зависим, как нерожденное дитя. Окольный Наркоман страдает от целого спектра субъективного ужаса, неслышного фотоплазменного неистовства, омерзительной агонии костей. Напряги нарастают, чистая энергия без эмоционального наполнения, в конце концов, продирает все тело, швыряя его в стороны, будто человека в контакте с высоковольтными проводами. Если его связь подзарядки намертво обрезана, Окольный Наркоман впадает в настолько яростные электрические конвульсии, что кости его расшатываются, и он умирает с собственным скелетом, изо всех сил пытающимся выкарабкаться из своей нестерпимой плоти и бежать по прямой к ближайшему кладбищу.
Отношения между О.Н. (Окольным Наркоманом) и его С.П. (Связным Подзарядки) так интенсивны, что они в силах терпеть общество друг друга лишь очень краткие и нечастые промежутки времени - я имею в виду, помимо встреч для перезарядки, когда все личное общение затмевается процессом подзарядки.
Читаю газету… Что-то насчет тройного убийства на рю де Рьма, Париж: «Сведение счетов.»… Продолжаю ускользать… «Полиция идентифицировала автора… Пепе Эль Кулито… Маленькая Срака, уменьшительно ласкательная кличка.» Что, в самом деле так написано?… Пытаюсь поймать слова в фокус… они распадаются бессмысленной мозаикой…
ЛАЗАРЬ, СТУПАЙ ДОМОЙ
Роясь в поблекшей пленке на съемной границе - в вялой серой местности, зияющей зловонными провалами и испещренной отверстыми дырами торча, Ли обнаружил, что молодой планкеша, стоящий в его комнате в 10 часов утра, вернулся с Корсики после двух месяцев водолазания и соскочил с иглы…
«Пришел повыпендриваться своим новым телом,» решил Ли, содрогаясь от утренних ломок. Он знал, что видел - ах да, Мигель, спасибо - три месяца назад, сидя в Метрополе, отключился над черствым желтым эклером, которым два часа спустя отравится кошка, решил, что усилия, затраченного на то, чтобы увидеть Мигеля вообще в 10 утра, вполне достаточно и без невыносимой работы по исправлению ошибки - («что это за ебаная ферма?»), что, к тому же, потянет за собой нынешний вид Мигеля в сильно попользованных областях, как некоего громадного, неудобного зверя, лежащего поверх остальных вещей в чемодане.
«Ты великолепно выглядишь,» сказал Ли, стирая более очевидные признаки отвращения неряшливой, повседневной салфеткой, при виде серой жижи мусора, проступающей на лице Мигеля, изучая узоры изношенности, как если бы и сам человек, и его одежда много лет перемещались по закоулкам времени, а космическая станция, где можно было бы привести себя в порядок, им так никогда и не попалась…
«Кроме этого, к тому времени, как я мог бы исправить ошибку… Лазарь, иди вон… Уплати Чуваку и ступай домой… К чему мне лицезреть твои старые телеса, взятые напрокат?»
«Ну что ж, клево, что ты соскочил… Оказал себе любезность.» Мигель плавал по комнате, гарпуня рыбу рукой…
«Когда там, то о гарике вообще не думаешь.»
«Тебе так лучше,» сказал Ли, мечтательно оглаживаяшрам от иглы на тыльной стороне руки Мигеля, медленными завихрениями пальца водя по изгибам и узорам гладкой лиловой плоти…
Мигель почесал руку… Выглянул в окно… Его тело шевелилось крохотными гальванизированными рывками по мере того, как зажигались мусорные каналы… Ли сидел и ждал. «От одного сеанса еще обратно никто не садился, пацан.»
«Я знаю, что делаю.»
«Все всегда знают.»
Мигель взял пилочку для ногтей.
Ли прикрыл глаза: «Слишком утомительно.»
«А, спасибо, было здорово.» Брюки Мигеля опали на лодыжки. Он стоял в бесформенном чехле плоти, из бурой становившейся зеленой, затем бесцветной в утреннем свете, комьями отваливавшейся на пол.
Глаза Ли шевелились в веществе лица… маленький, холодный, серый проблеск… «Убери за собой,» сказал он. «И без этого грязи хватает.»
«О, э-э, конечно,» Мигель загоношился с совочком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31