Нет, это особо не связано со стремительным ростом цен на землю. В типографиях используется крупное оборудование, и если хочешь расширить производство, в центре города это практически невозможно. В городе также возникают сложные транспортные проблемы, улицы узкие, и крупные машины не могут по ним проехать. Здесь же почти все машины работают на типографии. Удобно также и то, что в одном месте собрались фирмы, занимающиеся одним родом деятельности.
Моя фирма, помимо изготовления печатных бланков и форм, может выполнять любые заказы. Но главная ее продукция — печатные формы. Однако во всем типографском деле сейчас происходит что-то вроде технической революции. В последнее время оборудование значительно улучшилось, и типографским машинам уже с самого начала прилагаются все необходимые материалы. Поэтому продукция нашей фирмы не так востребована.
Кроме того, еще до начала «мыльного пузыря» уменьшился приток молодых людей в нашу отрасль. Что ни говори, работа у нас неброская и не является особо привлекательной.
Наша фирма была создана в 1946 году, и я в ней работаю с 1961 года — уже, не много не мало, 35 лет. Родился я в Хиросиме и по совету знакомого поступил в эту фирму, переехав в Токио. До этого я помогал в работе семье старшей сестры: они занимались оптовой торговлей продовольственными товарами. Но я был молодой, и мне хотелось переехать в Токио.
В то время фирма находилась в квартале Сото-Канда района Тиёда вблизи универмага «Мацудзакая», что в Уэно. Почти год жил на третьем этаже здания фирмы, а затем переехал в общежитие фирмы в город Итикава префектуры Тиба, где прожил шесть лет. В 32 года я женился, и затем, кажется в 1973 году, в городе N префектуры Сайтама построил собственный дом, в котором и живу до сих пор. У меня двое детей.
На фирме в 60 лет выходят на пенсию, но поскольку я все время занимался вопросами управления производством, то и теперь продолжаю работать — перешел в отдел рассылки готовой продукции в регионы и закупки исходных материалов. Я более 30 лет занимался материальной базой фирмы, и эта область мне хорошо знакома.
Из дома до станции Сока я обычно хожу 15 минут пешком, а там сажусь на поезд линии Тобу-Исэдзаки. На Кита-Сэндзю делаю пересадку на линию Хибия и еду до Хаттёбори, где опять делаю пересадку уже на линию Кэйё. От Кита-Сэндзю до Хаттёбори поезд идёт 22-23 минуты, но вагоны настолько набиты, особенно утром, что невозможно даже пошевелиться. Поэтому чтобы занять сидячее место, я жду поезда, который не проходной, а отправляется от Кита-Сэндзю. Однако, для этого приходится пропустить пять или шесть поездов, и за время, пока ждешь, можно уже доехать до Хаттёбори, сев на первый же поезд. Но как подумаешь о давке в вагоне, значительно приятнее стоять и ждать на платформе, хоть и уходит больше времени.
Когда поезд, на котором я ехал, уже подходил к станции Кодэмматё, по внутреннему радио передали, что на следующей за Хаттёбори станции Цукидзи произошел взрыв. Когда поезд подошел к платформе Кодэмматё, открылись двери, и было непонятно, останется он стоять здесь с открытыми дверями или отправится дальше. Поэтому я стал ждать следующих сообщений. Если он дальше не пойдет, нужно идти пешком или где-то делать пересадку.
Когда двери на Кодэмматё открылись, в вагоне появился запах — запах зарина. Однако что это был за запах, я и сейчас не могу объяснить. После инцидента меня часто спрашивали, каким он был, но я так и не смог описать. В больнице я беседовал с еще одной жертвой зарина, так он сказал, что было похоже на запах растворенной пастели. Могу только сказать, что ни зловонным, ни возбуждающим этот запах тоже не был. Какой-то мягкий запах. И особенно неприятным не был. Просто какой-то мягкий.
Может, это и жестокий вопрос, но если бы вы еще раз почувствовали этот запах, могли бы вы определить, что это зарин?
Как вам сказать… Возможно, и понял бы. Осталось впечатление, что он не особенно резкий, скорее мягкий и немного сладковатый. Во всяком случае, нельзя сказать, что это был неприятный запах. Однако он воздействовал на нервную систему, и вокруг была странная атмосфера.
Я спросил сидевшего рядом молодого мужчину лет 22-23-х: «Чем-то пахнет? Какой-то гнилью?» — Он ответил: «Да, воняет». — Однако в вагоне никто не двигался, все сидели спокойно. Только я не мог сидеть и вышел на платформу через открытую дверь. Посмотрел во все стороны, но там никого не было. Никто не шел, никто даже не двигался. Станция Кодэмматё, в сущности, опустела. Не было никакой толкучки, как на других станциях. Однако все это выглядело как-то очень странно.
Я сразу направился к выходу, подумав, что надо отсюда уходить. Решение я принял достаточно быстро. Позже домашние спрашивали меня: папа, почему ты решил так быстро уйти со станции, хотя никого и не было на платформе? Я и сам не знаю, почему. Может, потому, что я чувствительный к запахам. Думаю, если бы запах больше возбуждал, все бы убежали быстро. Но этого не было. Запах был сладковатый, и, вероятно поэтому, все спокойно остались в поезде. Дежуривший на выходе сотрудник станции спокойно сидел на своем месте.
Однако стоило мне пройти контроль на выходе, мое тело как-то потеряло устойчивость. Поднявшись с трудом по лестнице и выйдя наружу, я поразился: вокруг было темно. Затем я немного прошел, но все вокруг было по-прежнему темно. Подойдя к зданию, я сел около него на корточки.
Две-три минуты продолжал сидеть, не двигаясь. Мимо меня проходило много людей, но никто не спросил: что с вами? Я тоже молчал. В то время еще не поднялась паника, и город жил обычной жизнью. Меня, наверное, принимали за пьяного. Похоже, я отравился газом, подумал я.
Затем я встал и, пройдя немного вперед, наткнулся на почтовое отделение. Пожилая женщина делала утреннюю уборку, протирала стеклянную дверь. Почта была еще закрыта. Я только помню, что обратился к этой женщине: «Вызовите „скорую помощь“, — и потерял сознание. И еще в памяти остались мои же слова: если „скорая“ не придет, вызовите такси.
После того как я выписался из больницы, я пошел посмотреть на это место, и оказалось, что от перекрестка Кодэмматё до почтового отделения я прошел всего около 100 метров. Шатаясь, я кое-как смог преодолеть это расстояние. На «скорой помощи» меня привезли в больницу Тадзима, расположенную перед станцией метро Рёгоку. Туда уже доставили много пострадавших, и я среди них оказался в самом тяжелом состоянии. В сознание я пришел примерно в 12 часов. Похоже, что до этого я спал под капельницей. Президент нашей фирмы пришел навестить меня, и я смог различить его лицо. Приходил также мой старший сын — его я узнал по голосу.
Кто-то, врач или полицейский, я так и не понял, спрашивали мое имя, адрес и номер телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131