Другая — индианка, которую я звал мама и мамита! Вероятно, она была моей кормилицей.
Мама! Я никогда не видел ее улыбающейся. Она всегда была в черном, оплакивая убитого мужа.
В порыве жалости и сострадания Хуана схватила руку Жана, сжала ее и тихим, дрожащим голосом произнесла:
— Бедная мать! Кроме вас, у нее никого не было?
— Никого, сеньорита! А как мы любили друг друга, скорбя в глубоком трауре. Она целовала меня с такой беспокойной, страстной, почти болезненной нежностью, что до сих пор я чувствую ласковую теплоту ее губ!
Мы часами, молча, погруженные в мучительное созерцание, разглядывали портрет молодого человека в военной форме, с золотой звездой на алой ленте.
Это был мой отец! Она заставляла меня с ним разговаривать, как будто он мог нас видеть и слышать.
А когда эти воспоминания, одновременно такие жестокие и дорогие, воплощались в словах, мама часто повторяла на великолепном французском языке, на котором я лепетал еще в колыбели, фразу:
— Люби его, как любишь меня, о мой маленький ангел! Всегда чти его память. Он был прекрасным человеком, но стал мучеником, невинной жертвой мерзкой клеветы, отравившей ему жизнь. Позднее, когда ты вырастешь, то все узнаешь и оценишь сам!
Затем, внезапно, полный провал в памяти. Не стало мамы! Я остался один… среди негодяев, похитивших меня и пытавшихся вовлечь в какие-то мерзкие дела. Больше я никогда не видел своей мамы.
С тех пор я всегда один. У меня нет ничего: ни домашнего очага, ни любви, ни надежды.
— О! Как это ужасно! — выдержав, зарыдала Хуана. Ее лицо выражало бесконечное сострадание. — Я и не думала, что можно быть таким несчастным.
Донна Лаура, ее мать, взволнованно воскликнула:
— Говорите, мой друг, говорите… После того, что вы сделали для нас, мы не можем быть равнодушны к вашей судьбе!
Почтительно склонив голову, Жан, волнуясь, продолжил:
— Ваши слова, мадам, для меня дороже всех наград. Что касается моей жизни, которая вас так интересует, то здесь достаточно нескольких слов.
Мне удалось убежать от моих похитителей и устроиться юнгой на корабле. И здесь было очень трудно, но все-таки интересно и приятно. Я долго плавал. Однажды едва не погиб в кораблекрушении. Затем оказался в Америке. Жил кое-как, перебиваясь с хлеба на воду. И так продолжалось до шестнадцати лет.
Потом стал ковбоем. Это занятие я полюбил всем сердцем. Не могу без лошади, огромных бескрайних прерий, ничем не ограниченной свободы, без этой ежедневной борьбы за кусок хлеба, за жизнь.
Здесь же я познакомился с Джо. Мы несчетное количество раз выручали друг друга. И сейчас живем как братья. Все ковбои имеют свое прозвище. Меня зовут Железным Жаном. А Джо — Стрелок. У него самое меткое ружье во всей округе.
Некоторое время назад сюда прибыла экспедиция из США, чтобы на месте изучить возможность строительства железной дороги. Нас взяли в качестве проводников. Мы должны были оказаться в местах, где живет мать Джо… он не видел ее шесть лет!
Нам быстро надоели эти высокомерные янки. Мы оставили их и одни направились в Жаралиту, там Джо надеялся повидать мать.
На нашем пути оказалось поместье «Пристанище беглеца». Я решил остановиться здесь на некоторое время, ожидая, пока вернется Джо.
Мы расстались позавчера. Наслаждаясь великолепным лесом, я ехал один и вскоре совершенно случайно обнаружил засаду, которая, сеньорита, была устроена для вас.
Можете представить, как я удивился и одновременно обрадовался, когда во время бегства обнаружил среди повстанцев Джо.
— Прошу прощения, — покраснев, вмешался метис, — я знаю этого мерзавца Андреса… и сожалею, что имел глупость выслушать его. Все, что он сказал, — неправда, чудовищная ложь! Он столько наобещал… к стыду своему, должен признаться… я ответил ему согласием. И если теперь встречу его… клянусь Святой Девой, я сниму с него скальп. Простите меня, сеньор.
Дон Блас печально улыбнулся и произнес:
— Без вас и Железного Жана нас не было бы сейчас в живых. А теперь, друзья, когда наше положение ухудшается с каждым часом, мы должны быть вместе. И надо немедленно посовещаться. Несмотря на молодость, вы оба — опытные и знающие люди. Что нам делать? Ваше мнение? Железный Жан, прошу вас, начинайте первым.
— Благодарю за честь, сеньор. Я буду говорить открыто, ничего не утаивая. Нас здесь примерно сорок человек, еды и воды нет, не более десяти патронов на ружье.
— Увы! Такова жестокая правда!
— Итак! В данной ситуации я не вижу выхода… Вы слышите, сеньор, никакого выхода. Остается надеяться только на какую-либо срочную помощь извне.
— Вы правы. Но на кого же можем рассчитывать?
— На тех, кто проживает в этой местности. Необходимо послать гонцов, найти людей, пообещать им что-нибудь и привести сюда в течение ближайших суток отряд хорошо вооруженных, отчаянных людей.
— Но это невозможно!
— Надо попытаться.
— Кто сможет это сделать?
— Я, черт побери!
— Вы же ранены!
— Смотрите! И правда! А я и забыл!
— У вас не хватит сил.
— Меня зовут Железным Жаном.
— Но разве можно выбраться отсюда?
— Чепуха! Боб и не из таких переделок меня вытаскивал.
— Какой же вы мужественный и благородный человек!
— Вот это уже лишнее! Но знайте, что я с вами до конца!
— У вас душа и сердце героя!
— Сеньор Блас, прошу, это слишком! — достоинством прервал плантатора Железный Жан. — Я не могу принять такие комплименты, но заслужу их потом… а также вашу дружбу, о которой мечтаю. А сейчас время не терпит. Все, ухожу.
Жан звонко крикнул:
— Джо!
— Я здесь, — отозвался метис.
— Браток! Пойду за подмогой.
— Я с тобой!
— Нет! Ты останешься здесь, чтобы защищать до последнего, слышишь, до последнего, дона Бласа, сеньору и сеньориту.
— Да, брат. Понял. Будет так, как ты говоришь.
— Отлично. Я рассчитываю на тебя. У нас есть еще агвардиенте?
— Немного осталось в бутылке.
— Хорошо! Вылей все на рану.
Джо щедро смочил жидкостью повязку и коротко произнес:
— Все в порядке. Пару дней можешь не трогать повязку.
— Отлично! Спасибо, брат! Это все, что надо. Сеньор Блас, любой ценой, невзирая на голод, жажду и атаки повстанцев, продержитесь двадцать четыре часа. Через сутки я буду здесь. Либо с подмогой, и тогда — свобода, либо один, и тогда — смерть, но я вас не покину.
Затем, ни слова не говоря, даже не взглянув на присутствующих, разинувших от восхищения рты, отважный ковбой прыгнул в распахнутое окно.
Он упал на кучу головешек и тотчас издал пронзительный, настойчивый крик пересмешника. Услышав знакомый сигнал, откуда-то из темноты, гарцуя, появился умный и верный, как пес, Боб. Жан ласково потрепал лошадь, затем одним прыжком вскочил в седло.
Нападавшие заметили его. Спотыкаясь, они побежали навстречу, пытаясь окружить беглеца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Мама! Я никогда не видел ее улыбающейся. Она всегда была в черном, оплакивая убитого мужа.
В порыве жалости и сострадания Хуана схватила руку Жана, сжала ее и тихим, дрожащим голосом произнесла:
— Бедная мать! Кроме вас, у нее никого не было?
— Никого, сеньорита! А как мы любили друг друга, скорбя в глубоком трауре. Она целовала меня с такой беспокойной, страстной, почти болезненной нежностью, что до сих пор я чувствую ласковую теплоту ее губ!
Мы часами, молча, погруженные в мучительное созерцание, разглядывали портрет молодого человека в военной форме, с золотой звездой на алой ленте.
Это был мой отец! Она заставляла меня с ним разговаривать, как будто он мог нас видеть и слышать.
А когда эти воспоминания, одновременно такие жестокие и дорогие, воплощались в словах, мама часто повторяла на великолепном французском языке, на котором я лепетал еще в колыбели, фразу:
— Люби его, как любишь меня, о мой маленький ангел! Всегда чти его память. Он был прекрасным человеком, но стал мучеником, невинной жертвой мерзкой клеветы, отравившей ему жизнь. Позднее, когда ты вырастешь, то все узнаешь и оценишь сам!
Затем, внезапно, полный провал в памяти. Не стало мамы! Я остался один… среди негодяев, похитивших меня и пытавшихся вовлечь в какие-то мерзкие дела. Больше я никогда не видел своей мамы.
С тех пор я всегда один. У меня нет ничего: ни домашнего очага, ни любви, ни надежды.
— О! Как это ужасно! — выдержав, зарыдала Хуана. Ее лицо выражало бесконечное сострадание. — Я и не думала, что можно быть таким несчастным.
Донна Лаура, ее мать, взволнованно воскликнула:
— Говорите, мой друг, говорите… После того, что вы сделали для нас, мы не можем быть равнодушны к вашей судьбе!
Почтительно склонив голову, Жан, волнуясь, продолжил:
— Ваши слова, мадам, для меня дороже всех наград. Что касается моей жизни, которая вас так интересует, то здесь достаточно нескольких слов.
Мне удалось убежать от моих похитителей и устроиться юнгой на корабле. И здесь было очень трудно, но все-таки интересно и приятно. Я долго плавал. Однажды едва не погиб в кораблекрушении. Затем оказался в Америке. Жил кое-как, перебиваясь с хлеба на воду. И так продолжалось до шестнадцати лет.
Потом стал ковбоем. Это занятие я полюбил всем сердцем. Не могу без лошади, огромных бескрайних прерий, ничем не ограниченной свободы, без этой ежедневной борьбы за кусок хлеба, за жизнь.
Здесь же я познакомился с Джо. Мы несчетное количество раз выручали друг друга. И сейчас живем как братья. Все ковбои имеют свое прозвище. Меня зовут Железным Жаном. А Джо — Стрелок. У него самое меткое ружье во всей округе.
Некоторое время назад сюда прибыла экспедиция из США, чтобы на месте изучить возможность строительства железной дороги. Нас взяли в качестве проводников. Мы должны были оказаться в местах, где живет мать Джо… он не видел ее шесть лет!
Нам быстро надоели эти высокомерные янки. Мы оставили их и одни направились в Жаралиту, там Джо надеялся повидать мать.
На нашем пути оказалось поместье «Пристанище беглеца». Я решил остановиться здесь на некоторое время, ожидая, пока вернется Джо.
Мы расстались позавчера. Наслаждаясь великолепным лесом, я ехал один и вскоре совершенно случайно обнаружил засаду, которая, сеньорита, была устроена для вас.
Можете представить, как я удивился и одновременно обрадовался, когда во время бегства обнаружил среди повстанцев Джо.
— Прошу прощения, — покраснев, вмешался метис, — я знаю этого мерзавца Андреса… и сожалею, что имел глупость выслушать его. Все, что он сказал, — неправда, чудовищная ложь! Он столько наобещал… к стыду своему, должен признаться… я ответил ему согласием. И если теперь встречу его… клянусь Святой Девой, я сниму с него скальп. Простите меня, сеньор.
Дон Блас печально улыбнулся и произнес:
— Без вас и Железного Жана нас не было бы сейчас в живых. А теперь, друзья, когда наше положение ухудшается с каждым часом, мы должны быть вместе. И надо немедленно посовещаться. Несмотря на молодость, вы оба — опытные и знающие люди. Что нам делать? Ваше мнение? Железный Жан, прошу вас, начинайте первым.
— Благодарю за честь, сеньор. Я буду говорить открыто, ничего не утаивая. Нас здесь примерно сорок человек, еды и воды нет, не более десяти патронов на ружье.
— Увы! Такова жестокая правда!
— Итак! В данной ситуации я не вижу выхода… Вы слышите, сеньор, никакого выхода. Остается надеяться только на какую-либо срочную помощь извне.
— Вы правы. Но на кого же можем рассчитывать?
— На тех, кто проживает в этой местности. Необходимо послать гонцов, найти людей, пообещать им что-нибудь и привести сюда в течение ближайших суток отряд хорошо вооруженных, отчаянных людей.
— Но это невозможно!
— Надо попытаться.
— Кто сможет это сделать?
— Я, черт побери!
— Вы же ранены!
— Смотрите! И правда! А я и забыл!
— У вас не хватит сил.
— Меня зовут Железным Жаном.
— Но разве можно выбраться отсюда?
— Чепуха! Боб и не из таких переделок меня вытаскивал.
— Какой же вы мужественный и благородный человек!
— Вот это уже лишнее! Но знайте, что я с вами до конца!
— У вас душа и сердце героя!
— Сеньор Блас, прошу, это слишком! — достоинством прервал плантатора Железный Жан. — Я не могу принять такие комплименты, но заслужу их потом… а также вашу дружбу, о которой мечтаю. А сейчас время не терпит. Все, ухожу.
Жан звонко крикнул:
— Джо!
— Я здесь, — отозвался метис.
— Браток! Пойду за подмогой.
— Я с тобой!
— Нет! Ты останешься здесь, чтобы защищать до последнего, слышишь, до последнего, дона Бласа, сеньору и сеньориту.
— Да, брат. Понял. Будет так, как ты говоришь.
— Отлично. Я рассчитываю на тебя. У нас есть еще агвардиенте?
— Немного осталось в бутылке.
— Хорошо! Вылей все на рану.
Джо щедро смочил жидкостью повязку и коротко произнес:
— Все в порядке. Пару дней можешь не трогать повязку.
— Отлично! Спасибо, брат! Это все, что надо. Сеньор Блас, любой ценой, невзирая на голод, жажду и атаки повстанцев, продержитесь двадцать четыре часа. Через сутки я буду здесь. Либо с подмогой, и тогда — свобода, либо один, и тогда — смерть, но я вас не покину.
Затем, ни слова не говоря, даже не взглянув на присутствующих, разинувших от восхищения рты, отважный ковбой прыгнул в распахнутое окно.
Он упал на кучу головешек и тотчас издал пронзительный, настойчивый крик пересмешника. Услышав знакомый сигнал, откуда-то из темноты, гарцуя, появился умный и верный, как пес, Боб. Жан ласково потрепал лошадь, затем одним прыжком вскочил в седло.
Нападавшие заметили его. Спотыкаясь, они побежали навстречу, пытаясь окружить беглеца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65