– Что ты имеешь в виду, когда говоришь про дом?
– Абердин, – пояснила она. – Когда я была маленькой, мы жили в Абердине.
– Ты жила в ГВР.
– Истинная правда, Шерлок. В виртуальном Абердине, а теперь я хочу увидеть настоящий.
Она знала, что я не хочу делать лишних кругов. Я рвался в Ванкувер. Я хотел побыстрее увидеть Симону.
– Это по дороге, – заспорила она. – И это мой дом. Я же не прошу тебя повернуть в обратную сторону и отвести меня в Диснейленд.
– Плохо. Там много поворотов, я уверен.
– Я хорошо заплачу, – пообещала она. – Договорились?
Я посмотрел на карту.
– Абердин, – согласился я.
– Штат Вашингтон, – ответила она. – Не Миссисипи.
* * *
Но почему?
Почему разные города? Нам выбирали родину произвольно? Жил ли Эллисон когда-нибудь в Сан-Паоло? Может, Хёгуси вырос в Абердине?
Бесполезно пытаться понять Гедехтнис, то есть разгадать образ мыслей наших создателей. Иногда мне казалось, что я близок к пониманию, но мои догадки были похожи на двухмерные фигурки в трехмерном мире, а кроме догадок у меня ничего не было.
«Родовой» дом Фантазии оказался ямой, царапиной, оставленной разбушевавшейся стихией и человеческим забвением. Землетрясение сровняло двухэтажный особняк с землей, разбросав осколки и обломки вокруг. Как и вся цивилизация, это место казалось грязным и небезопасным. Когда мы обходили окрестности, Фан без остановки восхищалась тем, насколько копия в ГВР была точной – просто зеркальное отражение. По всей видимости, Гедехтнис использовал для модели настоящий дом и скрупулезно придерживался деталей.
Интересно, кто здесь жил на самом деле?
Она провела меня на задний двор и показала место, на котором у ее дедушки случился приступ диабета. Он упал, приехала «скорая помощь» и забрала его. Это была первая в ее жизни смерть, похоже, она получила урок, но не травму. Вещи разваливаются, с людьми это тоже происходит. Поэтому следи за сахаром в крови и заботься о здоровье.
Не здесь ли находится источник ее навязчивой идеи Полезный – Вкусный?
Если что-то не вписывалось в эту ее идею, нарушалось химическое равновесие в ее организме, может быть, в этом дело.
Желуди и сосновые шишки хрустели под ногами, а с неба вдруг начал капать дождь, застучал по сухой листве. Она показала мне ущелье и водопад, показала гамак, в котором любила поваляться. Он лежал на земле, ветер оборвал одну из веревок. Вдали в лунном свете переливалось озеро Абердин.
– Вот, возьми, – предложила Фантазия, протягивая мне приборчик Спекс, который она прихватила в одном из универмагов.
Я настроил объектив на кубизм и надел очки. Вид озера искажался, микроскопические цепи в линзах улавливали визуальную информацию и обрабатывали ее, прежде чем передать на сетчатку моего глаза. Картина окружающего мира, которую я видел в результате, была в стиле Пикассо.
Я перевел настройку на пуантилизм, Сера смотрелся лучше. Фантазии очень нравился Спекс, возможно, он давал ей ощущение контроля над миром, которого в ГВР было предостаточно и которого теперь у нас не было. Розовые очки. Хотя, по-моему, они приносят только вред.
– Посмотри на себя! – воскликнула она, для нее я предстал в стиле немецкого импрессионизма. А я посмотрел на нее с точки зрения лихтенштейнского поп-арта.
Не успели мы переключиться на фовизм, как странный шорох позади заставил нас оглянуться, мы увидели стаю диких собак. Они окружали нас сзади, мягко ступая по мху и листьям. А за спиной у нас было ущелье. Пора обедать, стол накрыт, мы – главное блюдо.
Восемнадцать лет тому назад это были чьи-то любимцы, с ними гуляли, их кормили, учили разным фокусам. Но новое поколение уже было диким. Друг человека ушел вместе с человеком, они снова стали стайными животными.
Хотя это могли быть и волки.
В любом случае у нас не было ни малейшего желания участвовать в пищевой цепочке.
Фантазия вскинула свой арбалет к плечу и топнула ногой.
– Эй! – крикнула она, один из зверей чуть отодвинулся. Она снова топнула. – Эй!
Они не рычали, но и не уходили. Они смотрели на нас голодными глазами, холодно и неотрывно.
– Фан, – обратился я к ней. Стараясь не делать резких движений, я снял очки Спекс. – Фан, не нажимай на курок.
– Я держу их на прицеле, – сообщила она.
– Их слишком много, – предупредил я.
– Убей одного, остальные убегут.
– Вряд ли.
– Ну и что же теперь делать, ты знаешь?
– Больше, чем ты думаешь, – соврал я, – так что не стреляй.
«Покорми того, кто хочет есть», – подумал я и полез в карман за остатками вяленой говядины. Я разорвал пакет и швырнул собакам. Они опасливо понюхали, но взять не решились.
– Ладно, – сказала Фан, – доставай, что еще у тебя есть.
Я вытащил шоколад, прихваченный для Симоны.
– Бросай.
– Нельзя давать собакам шоколад, – возразил я.
– Почему?
– От шоколада у них поднимается адреналин.
– Ну и что?
Я понял ее мысль. «Отрави того, кто хочет тебя убить», – не очень-то благородно. Пока они подбирали разломанный на кусочки шоколад, мы обошли их сбоку и забрались в машину.
– Ванкувер, – объявил я.
– Вкусно, – ответила она.
Я надавил на акселератор. Некоторое время мы ехали молча.
– А есть такое слово – собакоукус?
– Насколько я знаю, нет.
Фантазия кивнула.
– Я путаюсь иногда.
Я тоже кивнул и улыбнулся. Она уставилась в пол.
– Бывает, я придумываю слова. Жить в моей шкуре непросто. Куда труднее, чем кажется.
Я тоже так думаю.
– Как у тебя дела? Принимаешь таблетки? – поинтересовался я, поднимая щекотливый вопрос.
Она поджала губы.
– Как насчет гематита? Гематит – такой крутой блестящий черный жидкий металл, похож на камень, верно? Или я опять все выдумала?
* * *
«Элизиум» – неприступное автономное сооружение – казался чем-то неземным. Здание было построено в так называемом стиле «военной архитектуры», чистый авангард, в значительной степени заимствованный у футуриста Ратиба Абдул-Каххара. Здание окружал забор из колючей проволоки, на крыше размещались солнечные батареи, и капсула стояла среди буйных зарослей, словно цветок из пластика и титана.
– Она больше нашей, – отметила Фан. – Почему нам достались дешевые места?
– Мы – план на случай непредвиденных обстоятельств, помнишь? Они отправили нас на орбиту. Неразумно запускать в космос большие сооружения, так ведь?
Она недовольно забурчала. Зависть – противная штука.
Воспользовавшись паролем, мы вошли внутрь.
Миновали холл.
Обнаружили труп.
Лазарь, вернее то, что от него осталось, неподвижно лежал в контейнере, мертвый и безмолвный. Все оборудование в помещении сгорело от замыкания. В комнате стоял тошнотворный запах. Пол был залит антибактериальной жидкостью.
– Наш друг Лазарь уснул, – сказала Фан, цитируя Новый Завет. – Но он больше не проснется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63