Это заедало все остальное офицерство, лейб-гвардейцам завидовали и старались, по возможности, лягнуть.
Я видел, что у ротмистра чешутся и язык, и руки, но вязаться с пребраженцем ему боязно.
Я этим воспользовался и очень почтительно попросил полицейского офицера разрешить нам с прапорщиком переговорить с глазу на глаз.
– Простите, господин ротмистр, но у нас с поручиком семейное дело, и если бы вы соблаговолили подождать снаружи, пока он оденется, мы смогли бы перекинуться парой слов.
– Действительно, ротмистр, соблаговолите подождать за дверью, – вмешался в разговор Афанасьев и чуть все не испортил. Полицейский опять напрягся и сжал челюсти так, что на скулах напряглись желваки.
– Это не займет много времени, после чего поручик отдастся в ваше распоряжение, – опять льстивым голосом заговорил я, делая страшные рожи поручику.
– Извольте, – наконец решился ротмистр, – только недолго.
Когда он вышел, я в двух словах рассказал Афанасьеву, что мы вчера с ним выкинули. Тот с большим интересом и даже удовольствием слушал о своих подвигах.
– Селиванов, хоть и в незначительном чине, но оказался человеком очень влиятельным. Он участвует в составлении Геральдической книги, и от него, как мне кажется, зависят липовые титулы весьма известных людей.
Афанасьева величие чиновника нисколько не испугало, больший интерес вызвали вчерашние похождения.
– Пьян был, помню, но смутно, – признался он. – А ты, собственно, кто таков?
– Брат Крылова, я тебе вчера говорил.
– Что-то вы не очень похожи.
– Мы сводные братья, у нас разные матери.
– То-то я гляжу, он вроде русак, а ты как будто татарин.
– У меня мать турчанка, – соврал я.
– А сам Алексей где?
– Скрывается. После того случая с государем его, скорее всего, разыскивают. Давай лучше поговорим о деле. Про тебя полицейским могли рассказать в ресторане, или кучер, которому ты с кем-то из товарищей купили извозчичий выезд. Думаю, что толком никто ничего не знает. У них могут быть только подозрения.
– А откуда у нас деньги взялись?
– Я дал. Единственное, за что полиция может зацепиться, это за то, что ты при всех сказал, будто видел, как Селиванов приехал не в карете, а на извозчичьей коляске. Говори, что обознался.
– Господа, долго ли еще ждать? – спросил, приоткрывая дверь, ротмистр.
– Иду, погоди минутку.
Мы вместе вышли из комнаты.
Василий, как и прежде, был всклочен и протяжно зевал, прикрывая рот ладонью. Как и самого барина, появление в их доме полицейских его нимало не встревожило.
– Шампанское ты вылакал? – перед тем как выйти наружу, строго спросил слугу Афанасьев.
– Оченно мне надо ваше пойло пить, – обижено ответил тот, – Вы сами вчера с князем Горчаковым и князем Юсуповым-Княжево выпили.
Услышав знатные фамилии, полицейский офицер приосанился и стал смотреть на арестанта едва ли не подобострастно.
– Удачи тебе, – сказал я, когда Шурка садился в крытую полицейскую карету. – Когда смогу – тебя проведаю.
– Приходи нынче вечером, у меня сегодня дежурства нет, – ответил он со скрытым значением.
Больше я ничем ему помочь не мог и, поменяв двух извозчиков, поехал на Большой Сампсониевский проспект, разыскивать Ивана.
Найти его оказалось просто. Надо сказать, что солдат весьма неплохо устроился в чистеньком домике с небольшим палисадником у симпатичной молодой вдовы.
По некоторым признакам, у них сложились довольно близкие отношения.
Я, как знакомый его невесты, не подал и вида, что замечаю их «переглядки» и двусмысленные улыбки.
Что здесь говорить, дело молодое!
Ивану, по моим подсчетам, было немногим больше ста лет, что для долгожилых людей – почти юношеский возраст.
Вдову, тридцатилетнюю шатенку с быстрыми смеющимися глазами, звали Варварой. Мне она сразу понравилась, а я, как показалось, вызвал у нее чисто материнские чувства.
– Экий ты худенький, Алеша, – сказала она, через пять минут после знакомства. – Поди, и покормить-то тебя по-людски некому! Садись, сейчас обедать будем.
Я еще не до конца отошел после вчерашнего ужина, но ломаться не стал, попросил воды умыться и живо сел за стол.
Кормила Варвара без изысков и большого разнообразия, вкусной, с душой приготовленной пищей. На обед подала свекольник с пирогами, на второе припущенную свежую рыбу.
Мы чинно сидели за столом, ели по-крестьянски, из одной миски, по очереди черпая ложками. Мне впервые довелось есть по простому русскому обычаю, за общим столом, и приходилось наблюдать за сотрапезниками, чтобы не сделать какую-нибудь неловкость. Однако все сошло благополучно, и я даже удостоился одобрительного взгляда Ивана.
Глава двенадцатая
Ближе к вечеру я надел сюртук с позументами, прицепил к боку шпагу и поехал в Трактир увидеться с Остерманом. Генрих Васильевич был уже слегка навеселе и встретил меня, как говорится, с распростертыми объятиями.
– Здравствуй, князюшка, – закричал он, как только я вошел в обеденную залу, подошел и облобызал в обе щеки. – Куда это ты запропастился?
– Вчера был очень занят и не смог придти, – ответил я.
– А дело твое почти решилось, – сказал Остерман, наклоняясь к самому уху, хотя нас и так никто не мог слышать – в зале было полно народа, и громко играла музыка. – Поехали в одно интересное место, я познакомлю тебя с нужным человеком.
После вчерашнего Селиванова к новому знакомому такого же рода я отнесся без особого восторга, однако возразить было нечего – сам просил о помощи. Мы вышли из Трактира и взяли дорогого извозчика с рессорной коляской и приличной лошадью.
– Познакомлю тебя с Алексашкой, да заодно посмотришь, как у нас в Питере веселятся, – пообещал Генрих Васильевич.
– Кто такой этот Алексашка? – подозрительно спросил я.
– Последний, вернее, первый в столице жулик и плут, – ответил, засмеявшись, Остерман. – Если он не поможет, то и никто не поможет.
– Он кто, чиновник?
– Можно сказать и так. Чиновник собственного департамента. Да, погоди, скоро сам увидишь.
Мы выехали на Невский, свернули на Лиговский, и поехали куда-то в направлении Волковского кладбища. Кстати, по названию улицы я вспомнил слова старой песни, написанной, кажется, еще Александром Галичем.
На Лиговке вчера
последнюю малину накрыли фраера
– И что у вас там за малина?
Как ни странно, но это понятие оказалось Остерману знакомо. Он заговорщицки подмигнул:
– Посмотришь, не пожалеешь! Малинка – пальчики оближешь!
Однако, еще не видя этой разлюли-малины, я уже начал жалеть, что даю втянуть себя в новую авантюру. Мы съехали с Лиговки в боковую улицу, и Остерман велел кучеру остановиться. Я рассчитался, и дальше мы пошли пешком.
– Извозчики – сплошь доносчики, – срифмовал ходатай по делам. – Пешим ходом надежнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80