Дядя пропускал через верхнее отверстие цепь и тряс бочку так, чтобы цепь очищала стенки. А Мишель<с Мартиной тем временем таскали ведрами воду из родника.
Они научились управляться с серным фитилем, поджигать его и, просунув в полый железный стержень, опускать в бочку.
Пообедали они снедью, которую принес с собой дядя Гюсту. Мишеля подмывало рассказать дяде об их расследовании, но он опасался, что тот им все испортит: пойдет к Режи или, чего доброго, сообщит жандармам.
Расправившись с ветчиной, сыром и грушами и напившись вкусной холодной воды из родника, ребята почувствовали прилив бодрости.
Дядя Гюсту по обыкновению лег вздремнуть.
— Не сидите на солнцепеке, — сказал он ребятам. — Вредно для пищеварения…
Молодые люди устроились в тени орешника и стали играть в «слова».
* * *
Гюсту разбудили громкие голоса.
Спросонья он их не сразу узнал. Но тональность, в которой шел разговор, заставила его сесть в постели.
— Думаете, если вы городские, так вам все позволено? — выкрикивал мужской голос. — Вы, шантрапа!..
Гюсту выглянул в окно, полуприкрытое ставнями, и увидел Режи, который, побелев от ярости, как одержимый, молотил по воздуху кулаками.
Перед ним стояли Мишель с Мартиной; они вовсе не выглядели напуганными.
Какого дьявола вы приезжаете и суете нос в деревенские дела? Лезете в душу честных людей! Я торговец и ремесленник! Я дорожу своей репутацией! Не будь я таким покладистым, подал бы на вас в суд за оскорбление личности!..
На нас? — с деланным удивлением спросил Мишель. — Мы ведь ничего вам не сделали…
Не прикидывайся дурачком, милый мой! Думаешь, я не знаю, что ты рассказываешь приятелям? Все ваши секреты, расследования и все такое!..
Режи, казалось, совсем вышел из себя. Первым побуждением Гюсту было вмешаться, но он сказал себе, что еще не время.
Разговор принимал странный оборот. Что же такое затеяли Мишель и Мартина?.. И что все это значит?
Наплести что угодно можно!.. Ишь ты: что-то там валялось в погребе Саразини, и значит, я там был!.. Вы попробуйте доказать это, черт возьми!
Уверяю вас, — ответил Мишель, — я ничего не могу понять. Правда, мы немного подурачились, но…
Разумеется, я был в погребе! Это все-таки мой дом, дом Руйяков! В нем жили мои предки! Господи, и зачем только я продал его чужакам? Целыми днями меня гложет совесть: я, последний из Руйяков, польстился на деньги!.. Да, я был в погребе, я прополз через заросли ежевики, как поступал еще ребенком! Может, я что-то там потерял, но в любом случае это было задолго до диверсии! Ну и что? Кому от этого плохо?..
Ну-ка, ну-ка… Вы говорите: до диверсии, иначе говоря… до грозы?
Я что, неясно сказал? Ты еще смеешь мне не верить!.. Я тебя заставлю собственный язык проглотить!..
— Я не говорил, что не верю, — ответил Мишель, чувствуя, что механик ищет лишь повод, чтобы привести в исполнение угрозы, о которых писалось в письме. — Одно не могу взять в толк: почему дождь не повредил эту штуковину, ту, которую вы потеряли? Она же такая хрупкая!
Гюсту, который все это время не отрывался от щели в ставнях, рассудил, что пора ему выходить на сцену. Он видел, что Режи сжал кулаки, здоровенные кулаки в узлах синих вен.
Ах ты, щенок! Ну, держись у меня!..
Послушайте, господин Режи, — продолжал Мишель, который держался совершенно невозмутимо, хотя нельзя сказать, что он не нервничал: очень уж нешуточной становилась ситуация. — Дело в том, что анилиновый карандаш, вернее, его огрызок, которым вы помечаете на камере место для заплатки…
Странное дело: казалось, это уточнение лишь придало Режи уверенности.
— Я не один пользуюсь такими карандашами. Сначала надо доказать, что он мой!..
Режи, видимо, приготовился к этому вопросу: он говорил спокойно, в его глазах вспыхнули насмешливые огоньки.
— Само собой, его проверят на отпечатки пальцев, — быстро нашелся Мишель. — Я своих отпечатков на нем не оставил, так что дело не будет сложным…
Радость Режи была недолгой. Он тяжело засопел.
— Отдай карандаш!.. Сию минуту! Слышишь?
Или я тебя!..
Он медленно двинулся на Мишеля, не сводя с него налитых яростью глаз.
Гюсту понял: пора расставлять все по своим местам. Он проворно распахнул ставни и, как бы еще не совсем проснувшись, сказал: — Эй, там!.. Дадите вы наконец человеку поспать? Тебе что, Режи, карандаш нужен? Погоди, я поищу у себя: может, завалялся огрызок…
— Ты… я… — мычал Режи.
Видимо, злоба совсем замутила ему мозги; он даже не подумал, что здесь может оказаться Гюсту.
— Чего ты развоевался, Режи? — Гюсту сделал вид, будто не слышал предыдущего разговора. — Нельзя ведь из-за какого-то карандаша огород городить… Мишель, у тебя есть шариковая ручка? Дай ему, будь добр! Не выводи человека из
себя…
Сарказм, звучавший в словах Гюсту, поверг Режи в настоящий шок.
Механик явно не понимал, как ему теперь выкарабкиваться из создавшейся ситуации. Мишель не преминул воспользоваться этим — и нанес новый удар.
— Тео вам не говорил про взрывчатку? Двенадцать патронов, которые вы купили в скобяной лавке… помните, в тот день, когда был праздник?..
У Режи глаза вылезли из орбит. Он с трудом проглотил слюну и переспросил, словно не в силах постичь смысл сказанного:
Двенадцать патронов?..
Ну я и остолоп! Представьте, дядя Гюсту, совсем из головы вылетело: я ведь об этом Тео не рассказывал. Я уверен, что у мсье Режи все двенадцать патронов лежат в целости и сохранности.
Разумеется, — подхватил Гюсту, догадавшись, куда клонит Мишель. — Не считая диверсии, за последнее время в окрестностях не было ни единого взрыва… Это точно. Правда ведь, Режи, у тебя с патронами полный порядок?
Гм… да, то есть…
Неужели что-то пропало? — с самым невинным видом спросил Гюсту. — Надеюсь, ты их хранишь в надежном месте? Все-таки взрывчатка, не банки с вареньем…
Несколько штук я… пустил в дело… Но они оказались бракованными. Я даже подумал, скажу пару ласковых торговцу, который мне их продал! Не взрывчатка, а дерьмо…
Вы пустили их в дело, чтобы оклеветать Саразини. Не правда ли, мсье Режи? — осведомился Мишель, по лицу механика убеждаясь, что попал в самую точку.
— А?.. Что?.. — задохнулся Режи.
Самообладание и твердость Мишеля приятно поразили Гюсту; он решил, что самое время брать быка за рога. Однако, чтобы не вспугнуть Режи, начал издалека.
Послушай, Режи, — сказал он мягко. — Ну чего ты волнуешься? Мало ли чего мальчишка городит!.. Все очень просто: мы пойдем к тебе домой, и ты докажешь, что этот негодник ошибается. Ты предъявишь целые патроны, потом мы сходим в сад, посмотрим, где закопаны бракованные!.. Видишь, как просто!
Где закопаны… — обреченно пробормотал Режи.
Если бы рядом оказался стул, механик так бы на него и рухнул. Руки у него тряслись, глаза бегали;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Они научились управляться с серным фитилем, поджигать его и, просунув в полый железный стержень, опускать в бочку.
Пообедали они снедью, которую принес с собой дядя Гюсту. Мишеля подмывало рассказать дяде об их расследовании, но он опасался, что тот им все испортит: пойдет к Режи или, чего доброго, сообщит жандармам.
Расправившись с ветчиной, сыром и грушами и напившись вкусной холодной воды из родника, ребята почувствовали прилив бодрости.
Дядя Гюсту по обыкновению лег вздремнуть.
— Не сидите на солнцепеке, — сказал он ребятам. — Вредно для пищеварения…
Молодые люди устроились в тени орешника и стали играть в «слова».
* * *
Гюсту разбудили громкие голоса.
Спросонья он их не сразу узнал. Но тональность, в которой шел разговор, заставила его сесть в постели.
— Думаете, если вы городские, так вам все позволено? — выкрикивал мужской голос. — Вы, шантрапа!..
Гюсту выглянул в окно, полуприкрытое ставнями, и увидел Режи, который, побелев от ярости, как одержимый, молотил по воздуху кулаками.
Перед ним стояли Мишель с Мартиной; они вовсе не выглядели напуганными.
Какого дьявола вы приезжаете и суете нос в деревенские дела? Лезете в душу честных людей! Я торговец и ремесленник! Я дорожу своей репутацией! Не будь я таким покладистым, подал бы на вас в суд за оскорбление личности!..
На нас? — с деланным удивлением спросил Мишель. — Мы ведь ничего вам не сделали…
Не прикидывайся дурачком, милый мой! Думаешь, я не знаю, что ты рассказываешь приятелям? Все ваши секреты, расследования и все такое!..
Режи, казалось, совсем вышел из себя. Первым побуждением Гюсту было вмешаться, но он сказал себе, что еще не время.
Разговор принимал странный оборот. Что же такое затеяли Мишель и Мартина?.. И что все это значит?
Наплести что угодно можно!.. Ишь ты: что-то там валялось в погребе Саразини, и значит, я там был!.. Вы попробуйте доказать это, черт возьми!
Уверяю вас, — ответил Мишель, — я ничего не могу понять. Правда, мы немного подурачились, но…
Разумеется, я был в погребе! Это все-таки мой дом, дом Руйяков! В нем жили мои предки! Господи, и зачем только я продал его чужакам? Целыми днями меня гложет совесть: я, последний из Руйяков, польстился на деньги!.. Да, я был в погребе, я прополз через заросли ежевики, как поступал еще ребенком! Может, я что-то там потерял, но в любом случае это было задолго до диверсии! Ну и что? Кому от этого плохо?..
Ну-ка, ну-ка… Вы говорите: до диверсии, иначе говоря… до грозы?
Я что, неясно сказал? Ты еще смеешь мне не верить!.. Я тебя заставлю собственный язык проглотить!..
— Я не говорил, что не верю, — ответил Мишель, чувствуя, что механик ищет лишь повод, чтобы привести в исполнение угрозы, о которых писалось в письме. — Одно не могу взять в толк: почему дождь не повредил эту штуковину, ту, которую вы потеряли? Она же такая хрупкая!
Гюсту, который все это время не отрывался от щели в ставнях, рассудил, что пора ему выходить на сцену. Он видел, что Режи сжал кулаки, здоровенные кулаки в узлах синих вен.
Ах ты, щенок! Ну, держись у меня!..
Послушайте, господин Режи, — продолжал Мишель, который держался совершенно невозмутимо, хотя нельзя сказать, что он не нервничал: очень уж нешуточной становилась ситуация. — Дело в том, что анилиновый карандаш, вернее, его огрызок, которым вы помечаете на камере место для заплатки…
Странное дело: казалось, это уточнение лишь придало Режи уверенности.
— Я не один пользуюсь такими карандашами. Сначала надо доказать, что он мой!..
Режи, видимо, приготовился к этому вопросу: он говорил спокойно, в его глазах вспыхнули насмешливые огоньки.
— Само собой, его проверят на отпечатки пальцев, — быстро нашелся Мишель. — Я своих отпечатков на нем не оставил, так что дело не будет сложным…
Радость Режи была недолгой. Он тяжело засопел.
— Отдай карандаш!.. Сию минуту! Слышишь?
Или я тебя!..
Он медленно двинулся на Мишеля, не сводя с него налитых яростью глаз.
Гюсту понял: пора расставлять все по своим местам. Он проворно распахнул ставни и, как бы еще не совсем проснувшись, сказал: — Эй, там!.. Дадите вы наконец человеку поспать? Тебе что, Режи, карандаш нужен? Погоди, я поищу у себя: может, завалялся огрызок…
— Ты… я… — мычал Режи.
Видимо, злоба совсем замутила ему мозги; он даже не подумал, что здесь может оказаться Гюсту.
— Чего ты развоевался, Режи? — Гюсту сделал вид, будто не слышал предыдущего разговора. — Нельзя ведь из-за какого-то карандаша огород городить… Мишель, у тебя есть шариковая ручка? Дай ему, будь добр! Не выводи человека из
себя…
Сарказм, звучавший в словах Гюсту, поверг Режи в настоящий шок.
Механик явно не понимал, как ему теперь выкарабкиваться из создавшейся ситуации. Мишель не преминул воспользоваться этим — и нанес новый удар.
— Тео вам не говорил про взрывчатку? Двенадцать патронов, которые вы купили в скобяной лавке… помните, в тот день, когда был праздник?..
У Режи глаза вылезли из орбит. Он с трудом проглотил слюну и переспросил, словно не в силах постичь смысл сказанного:
Двенадцать патронов?..
Ну я и остолоп! Представьте, дядя Гюсту, совсем из головы вылетело: я ведь об этом Тео не рассказывал. Я уверен, что у мсье Режи все двенадцать патронов лежат в целости и сохранности.
Разумеется, — подхватил Гюсту, догадавшись, куда клонит Мишель. — Не считая диверсии, за последнее время в окрестностях не было ни единого взрыва… Это точно. Правда ведь, Режи, у тебя с патронами полный порядок?
Гм… да, то есть…
Неужели что-то пропало? — с самым невинным видом спросил Гюсту. — Надеюсь, ты их хранишь в надежном месте? Все-таки взрывчатка, не банки с вареньем…
Несколько штук я… пустил в дело… Но они оказались бракованными. Я даже подумал, скажу пару ласковых торговцу, который мне их продал! Не взрывчатка, а дерьмо…
Вы пустили их в дело, чтобы оклеветать Саразини. Не правда ли, мсье Режи? — осведомился Мишель, по лицу механика убеждаясь, что попал в самую точку.
— А?.. Что?.. — задохнулся Режи.
Самообладание и твердость Мишеля приятно поразили Гюсту; он решил, что самое время брать быка за рога. Однако, чтобы не вспугнуть Режи, начал издалека.
Послушай, Режи, — сказал он мягко. — Ну чего ты волнуешься? Мало ли чего мальчишка городит!.. Все очень просто: мы пойдем к тебе домой, и ты докажешь, что этот негодник ошибается. Ты предъявишь целые патроны, потом мы сходим в сад, посмотрим, где закопаны бракованные!.. Видишь, как просто!
Где закопаны… — обреченно пробормотал Режи.
Если бы рядом оказался стул, механик так бы на него и рухнул. Руки у него тряслись, глаза бегали;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25