Мало крови? Не настрелялись?..
– Змея еще жива, отец… А умирающий гад больно кусает.
– Кусает… Да только себя за хвост, если ее не трогать.
– Что же, сидеть и ждать? Но сколько? И чего?
Аристарх Павлович увидел гроб, стоящий на лесах, подтянулся, задвинул дальше, чтобы не бросался в глаза.
– Теперь уж недолго осталось. На крови долго никто не сидел, и раненая змея живет лишь до рассвета.
– А рассвета может и не быть! – страстно сказал Олег. – Семьдесят лет ждали, но чуть блеснуло, и снова мрак. Ты знаешь, насколько он, отец?
Над Дендрарием густо гремел и кувыркался вороний крик. Стаи кружились в небе, словно хлопья сажи над пожарищем, рассаживались плотно, крепко – будто вливались в голые сучья деревьев.
– Не знаю, – проронил Аристарх Павлович. – Думаю, до весны. Медведь весной из берлоги поднимается. Не будите его раньше – всем беда будет. И самому медведю.
Олег послушал гомон черного воронья, помотал головой:
– Все равно уйду, отец! Я решил. Дай пистолет.
– Если решил – иди. Только пистолета тебе не дам. У тебя крест есть, иди с крестом.
– Нет, довольно! Я уже пробовал кидать мячики… Пересвет с крестом был и с копьем!
Аристарх Павлович схватил его за грудки, притянул к себе:
– Вспомни! Вспомни, против кого стоял Пересвет? И против кого ты собираешься встать?!
Оттолкнул, отвернулся.
– Прости, отец… Береги Аннушку. Не отпускай ее от себя.
– Да как же я вас удержу всех?! – закричал Аристарх Павлович. – Не успели собраться, а уж снова нет никого!
– Ничего, корешок останется! – уже издалека крикнул Олег. – Аннушку береги! И дом! А мы – навоз, в землю уйдем!..
Он еще что-то кричал, но слова утонули в вороньем крике.
Аристарх Павлович постоял, глядя в темноту, и медленно стал подниматься по ступеням. И тут на глаза снова попал гроб: как ни прячь, он все равно являлся, словно призрак. Аристарх Павлович поднялся на леса и со всей силы швырнул его на землю. Гроб развалился, посыпалась стружка. Он спрыгнул с лесов и подпалил белую дорожку стружек. Пламя побежало стремительно, вмиг охватило обшивку и сухие сосновые доски. На шум выскочили домашние, сгрудились на парадном крыльце. Царевичи с двух сторон подпирали мать, Валентина Ильинишна придерживала закутанную в доху Аннушку.
– Пошли, пускай горит! – сказал он и остановился.
Только сейчас он понял, что остался единственным мужчиной в доме. Все как в войну…
В тот же вечер Аристарх Павлович дозвонился до Веры в Питер и стал требовать, чтобы она немедленно приехала. Вера ссылалась на срочные дела и все пыталась добиться, что же еще стряслось в доме.
– Ничего не стряслось! – злился Аристарх Павлович. – Просто все ушли! Остались одни женщины и дети!
– Чем же я помогу? – вдруг сломалась она. – Я тоже женщина… И у меня большие неприятности из-за Алеши. Ну зачем он пошел в этот Белый дом?
– Не бери греха на душу, Вера! – сдерживаясь, проговорил Аристарх Павлович. – Он пошел защищать закон! Не суди мертвых.
– Да кому он нужен, этот закон? – в сердцах сказала Вера.
Аристарх Павлович не дослушал ее и положил трубку. Сжал голову руками. Телефон еще дважды звонил – он поднимал трубку, но, услышав голос Веры, бросал на аппарат.
Всю ночь он пролежал с закрытыми глазами, вставал, глотал снотворное, нюхал валерьянку, да так и не уснул. А утром надел спортивный костюм, откинул спинку дивана и сунул руку в нишу, где хранился кольт, пошарил – пусто!..
Он точно помнил, как положил его туда последний раз, тогда, после встречи с офицерами из Белого дома. Подозрение мгновенно пало на детей… Аристарх Павлович тихо прошел в детскую, сдернул одеяла с мальчишек.
– Подъем, царевичи!
До школы еще было часа полтора. Они терли глаза, щурились на свет.
– Во дворце произошла кража оружия, – сказал Аристарх Павлович. – Кто нес караульную службу?
– Я, – признался Колька. – А какого оружия? Из сейфа?
– Не имеет значения.
– Мы не брали, – сказал Мишка.
– Кто мог взять? В последние три-четыре дня?
– Дядя Олег…
– Он не брал! – отрезал Аристарх Павлович.
– Тогда Кирилл, – уверенно заявил Колька. – Он заходил к тебе и даже песни там пел…
Аристарх Павлович опустился на детский стульчик.
– Все, Николай Алексеевич, хвалю за службу…
Как-то разом все стало на свои места – исчезновение Кирилла, кольта с последним патроном в обойме…
– Об оружии – никому ни слова, – предупредил он и вышел.
Землю приморозило, на открытых местах трава белела от инея, хрустел ледок под ногами. Эта тяжелая осень была солнечная, ясная, словно прелюдия далекой, но благодатной весны. Чтобы не привлекать внимания ночного сторожа на аэродроме, Аристарх Павлович сделал круг и зашел к вентиляционной шахте от леса. Предупреждая, засвистел «Гори, гори, моя звезда», однако дозор был начеку. Из устья шахты показался Николай – короткоствольный автомат под мышкой, бинокль на шее…
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
– Ничего, – отмахнулся Аристарх Павлович. – Олег здесь?
– Здесь, на завтраке…
Эта армейская фраза как-то неприятно ударила слух, будто он очутился в казарме. И насосная тоже походила на казарму – постели, аккуратно сложенная пятнистая форма возле них, автоматы на стене. Двое офицеров и Олег сидели за столом из ящиков, покрытым газетами, и что-то ели из дымящихся мисок. Аристарх Павлович сел к столу, сцепил руки. Раненому, похоже, полегчало – ел с аппетитом, управляясь одной рукой; другая висела на перевязи, шевелились пальцы. Пуля вспорола мышцу от локтя до плеча и повредила плечевую кость.
– Есть будешь, отец? – спросил Николай.
– Спасибо, – проронил Аристарх Павлович. – Не до еды мне…
Он смотрел на Олега, а тот, словно не замечая этого, спокойно ел вареную картошку с тушенкой. Он как-то быстро втянулся, вписался в эту казарменную обстановку и принял ее порядки и законы. И у него был хороший аппетит, судя по лицу, спал хорошо эту ночь.
– Кирилл, наверное, застрелился, – сказал Аристарх Павлович.
Офицеры переглянулись, бросили ложки. Олег же вздрогнул, и голубой его взгляд потемнел. Он коротко перекрестился и медленно сжал кулаки.
– Это брат Алексея, – пояснил для офицеров Аристарх Павлович.
– Нам Олег рассказывал, – проговорил Николай с таким тоном, что стало ясно – рассказывал все…
– Надо самим поискать… Кирилла, – Аристарх Павлович оглядел офицеров. – Если он застрелился где-нибудь здесь… если не уехал в Москву. Мне кажется, все-таки здесь. Золу выгребал из камина – ключи нашел, как от сейфа, обожженные. Не поймешь – новые, старые. Не его ли?.. В милицию заявлять нельзя, в комендатуру тоже. Придут искать, станут прочесывать лес… В городе-то его бы уже нашли. Опередил тебя младший брат, – он взглянул на Олега. – Вчера ты пришел пистолет просить, а его уже не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– Змея еще жива, отец… А умирающий гад больно кусает.
– Кусает… Да только себя за хвост, если ее не трогать.
– Что же, сидеть и ждать? Но сколько? И чего?
Аристарх Павлович увидел гроб, стоящий на лесах, подтянулся, задвинул дальше, чтобы не бросался в глаза.
– Теперь уж недолго осталось. На крови долго никто не сидел, и раненая змея живет лишь до рассвета.
– А рассвета может и не быть! – страстно сказал Олег. – Семьдесят лет ждали, но чуть блеснуло, и снова мрак. Ты знаешь, насколько он, отец?
Над Дендрарием густо гремел и кувыркался вороний крик. Стаи кружились в небе, словно хлопья сажи над пожарищем, рассаживались плотно, крепко – будто вливались в голые сучья деревьев.
– Не знаю, – проронил Аристарх Павлович. – Думаю, до весны. Медведь весной из берлоги поднимается. Не будите его раньше – всем беда будет. И самому медведю.
Олег послушал гомон черного воронья, помотал головой:
– Все равно уйду, отец! Я решил. Дай пистолет.
– Если решил – иди. Только пистолета тебе не дам. У тебя крест есть, иди с крестом.
– Нет, довольно! Я уже пробовал кидать мячики… Пересвет с крестом был и с копьем!
Аристарх Павлович схватил его за грудки, притянул к себе:
– Вспомни! Вспомни, против кого стоял Пересвет? И против кого ты собираешься встать?!
Оттолкнул, отвернулся.
– Прости, отец… Береги Аннушку. Не отпускай ее от себя.
– Да как же я вас удержу всех?! – закричал Аристарх Павлович. – Не успели собраться, а уж снова нет никого!
– Ничего, корешок останется! – уже издалека крикнул Олег. – Аннушку береги! И дом! А мы – навоз, в землю уйдем!..
Он еще что-то кричал, но слова утонули в вороньем крике.
Аристарх Павлович постоял, глядя в темноту, и медленно стал подниматься по ступеням. И тут на глаза снова попал гроб: как ни прячь, он все равно являлся, словно призрак. Аристарх Павлович поднялся на леса и со всей силы швырнул его на землю. Гроб развалился, посыпалась стружка. Он спрыгнул с лесов и подпалил белую дорожку стружек. Пламя побежало стремительно, вмиг охватило обшивку и сухие сосновые доски. На шум выскочили домашние, сгрудились на парадном крыльце. Царевичи с двух сторон подпирали мать, Валентина Ильинишна придерживала закутанную в доху Аннушку.
– Пошли, пускай горит! – сказал он и остановился.
Только сейчас он понял, что остался единственным мужчиной в доме. Все как в войну…
В тот же вечер Аристарх Павлович дозвонился до Веры в Питер и стал требовать, чтобы она немедленно приехала. Вера ссылалась на срочные дела и все пыталась добиться, что же еще стряслось в доме.
– Ничего не стряслось! – злился Аристарх Павлович. – Просто все ушли! Остались одни женщины и дети!
– Чем же я помогу? – вдруг сломалась она. – Я тоже женщина… И у меня большие неприятности из-за Алеши. Ну зачем он пошел в этот Белый дом?
– Не бери греха на душу, Вера! – сдерживаясь, проговорил Аристарх Павлович. – Он пошел защищать закон! Не суди мертвых.
– Да кому он нужен, этот закон? – в сердцах сказала Вера.
Аристарх Павлович не дослушал ее и положил трубку. Сжал голову руками. Телефон еще дважды звонил – он поднимал трубку, но, услышав голос Веры, бросал на аппарат.
Всю ночь он пролежал с закрытыми глазами, вставал, глотал снотворное, нюхал валерьянку, да так и не уснул. А утром надел спортивный костюм, откинул спинку дивана и сунул руку в нишу, где хранился кольт, пошарил – пусто!..
Он точно помнил, как положил его туда последний раз, тогда, после встречи с офицерами из Белого дома. Подозрение мгновенно пало на детей… Аристарх Павлович тихо прошел в детскую, сдернул одеяла с мальчишек.
– Подъем, царевичи!
До школы еще было часа полтора. Они терли глаза, щурились на свет.
– Во дворце произошла кража оружия, – сказал Аристарх Павлович. – Кто нес караульную службу?
– Я, – признался Колька. – А какого оружия? Из сейфа?
– Не имеет значения.
– Мы не брали, – сказал Мишка.
– Кто мог взять? В последние три-четыре дня?
– Дядя Олег…
– Он не брал! – отрезал Аристарх Павлович.
– Тогда Кирилл, – уверенно заявил Колька. – Он заходил к тебе и даже песни там пел…
Аристарх Павлович опустился на детский стульчик.
– Все, Николай Алексеевич, хвалю за службу…
Как-то разом все стало на свои места – исчезновение Кирилла, кольта с последним патроном в обойме…
– Об оружии – никому ни слова, – предупредил он и вышел.
Землю приморозило, на открытых местах трава белела от инея, хрустел ледок под ногами. Эта тяжелая осень была солнечная, ясная, словно прелюдия далекой, но благодатной весны. Чтобы не привлекать внимания ночного сторожа на аэродроме, Аристарх Павлович сделал круг и зашел к вентиляционной шахте от леса. Предупреждая, засвистел «Гори, гори, моя звезда», однако дозор был начеку. Из устья шахты показался Николай – короткоствольный автомат под мышкой, бинокль на шее…
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
– Ничего, – отмахнулся Аристарх Павлович. – Олег здесь?
– Здесь, на завтраке…
Эта армейская фраза как-то неприятно ударила слух, будто он очутился в казарме. И насосная тоже походила на казарму – постели, аккуратно сложенная пятнистая форма возле них, автоматы на стене. Двое офицеров и Олег сидели за столом из ящиков, покрытым газетами, и что-то ели из дымящихся мисок. Аристарх Павлович сел к столу, сцепил руки. Раненому, похоже, полегчало – ел с аппетитом, управляясь одной рукой; другая висела на перевязи, шевелились пальцы. Пуля вспорола мышцу от локтя до плеча и повредила плечевую кость.
– Есть будешь, отец? – спросил Николай.
– Спасибо, – проронил Аристарх Павлович. – Не до еды мне…
Он смотрел на Олега, а тот, словно не замечая этого, спокойно ел вареную картошку с тушенкой. Он как-то быстро втянулся, вписался в эту казарменную обстановку и принял ее порядки и законы. И у него был хороший аппетит, судя по лицу, спал хорошо эту ночь.
– Кирилл, наверное, застрелился, – сказал Аристарх Павлович.
Офицеры переглянулись, бросили ложки. Олег же вздрогнул, и голубой его взгляд потемнел. Он коротко перекрестился и медленно сжал кулаки.
– Это брат Алексея, – пояснил для офицеров Аристарх Павлович.
– Нам Олег рассказывал, – проговорил Николай с таким тоном, что стало ясно – рассказывал все…
– Надо самим поискать… Кирилла, – Аристарх Павлович оглядел офицеров. – Если он застрелился где-нибудь здесь… если не уехал в Москву. Мне кажется, все-таки здесь. Золу выгребал из камина – ключи нашел, как от сейфа, обожженные. Не поймешь – новые, старые. Не его ли?.. В милицию заявлять нельзя, в комендатуру тоже. Придут искать, станут прочесывать лес… В городе-то его бы уже нашли. Опередил тебя младший брат, – он взглянул на Олега. – Вчера ты пришел пистолет просить, а его уже не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120