– И сколько же их было?
– В «орео»? Когда наш клуб процветал? Человек двенадцать, наверное.
– Леона тоже входила?
– Только вначале. Потом пристрастилась к героину.
– Джордж Харпер бывал на этих…
– Джордж? Эта обезьяна? Не смешите меня! Он и не подозревал даже, что происходит. Он ведь не сидел дома, ездил, торговал своим барахлом, а жена его в это время развлекалась. А почему, по-вашему, мистер Хоуп, Джордж убил ее? Да потому, что узнал всю правду, вот почему.
– А что за история с этими картинами?
– Салли подарила по картине всем, кто входил в «орео». Вы ведь видели у Дэвиса ту, на которой Мишель с Ллойдом? Как-то ночью они позировали для Салли, по-моему, это было на Фэтбэке, Салли была в ударе и сделала набросок с Мишель и Ллойда. А потом нарисовала картину. У меня до сих пор валяется где-то мое «орео». На моей картине – пантера. Черная пантера. Пожирает беленького котенка.
Я молча кивнул.
– Вам все ясно, мистер Хоуп? – спросила она. – Есть еще вопросы, господин адвокат?
– Только один, – сказал я и, помолчав, спросил: – Зачем?
– Зачем? Отвечу вам, мистер Хоуп. Сначала это был как бы способ общения. Комитет распался, мы ничего не добились и поддерживали между собой отношения таким вот способом. Хотели доказать, что нам наплевать на цвет кожи, доказать, что в постели не имеет значения, кто белый, а кто черный, у нас это не принималось в расчет. А потом…
Она пожала плечами.
На губах у нее появилась задумчивая улыбка.
– Это так возбуждало, – сказала она, – так сильно действовало.
Глава 12
Уже наступила пятница, третье декабря; стрелки на моих часах показывали 12.06, когда я набрал номер домашнего телефона Блума. Я мстительно представлял себе, как мой звонок прервет его супружеские утехи, поделом ему: долг платежом красен. Но, судя по его сонному голосу, Блум спал сном праведника.
– Мори, – сказал я, – это Мэттью.
– Кто? – переспросил он.
– Мэттью Хоуп.
– А-а. Да, – пробормотал он. Я подозреваю, что он пытался разглядеть стрелки циферблата на часах рядом с кроватью. Или, может, на своих наручных часах. Может, Блум спал не снимая часов? Интересно, у него такие же красивые часы со стрелками, как у меня? На моих нажимаешь кнопочку – и циферблат освещается.
– Мори, – начал я, – у меня только что состоялась очень интересная беседа с Китти Рейнольдс.
– Китти – кто?
– Рейнольдс.
– Кто это, черт побери?
– Послушай, пора бы тебе запомнить ее имя.
– Мэттью, уже полночь, больше полуночи, я давно лег. Если у тебя настроение позабавиться…
– Китти была любовницей Эндрю Оуэна, Мори. Из-за этого Салли развелась с ним.
– Прекрасно, – сказал Блум, – и что из этого?
– Из этого много чего следует.
– Так рассказывай, наконец, – взмолился Блум.
– Так и быть.
И я рассказал. Обо всем. О комитете, о картинах, об «орео» – обо всем. Мори слушал не перебивая. Из трубки до меня доносилось его ровное дыхание. Я закончил свое повествование, но он по-прежнему молчал. Я уж решил, что он заснул, убаюканный моим голосом.
– Мори? – позвал я.
– Слушаю, – отозвался он.
– Что ты думаешь обо всем этом?
– Думаю, что следует задать несколько вопросов Ллойду Дэви-су, – сказал он.
* * *
Пятница – самый длинный день недели.
Эта пятница, пока я ждал сообщений из полиции о Ллойде Дэвисе, показалась мне самой длинной из всех. В свою контору я вернулся к половине одиннадцатого, закончив дела в суде. Меня уже поджидала в приемной супружеская пара – Ральф и Агнес Уэст. Ральф – племянник нашего старого клиента, который недавно скончался, не оставив завещания, а прямых наследников у него не было. После его смерти супруги несколько раз звонили мне, интересовались, не пора ли им являться за своей долей наследства. Каждый раз я повторял им одно и то же. Но по телефону у меня уходило на это не больше пяти минут. А сейчас наша беседа длилась почти час, потому что оба супруга: а) не блистали умом и б) были преисполнены решимости урвать кусок пожирнее.
– Существуют определенные правила, без соблюдения которых нельзя приступать к разделу имущества, – механически я повторял одно и то же в сотый раз.
– Какие такие правила? – придирчиво спросил Ральф. Физиономия у него была недовольная, да к тому же и небритая. Он сидел на краешке стула, крепко сжав колени, как будто до смерти хотел в туалет. Жена его, с такой же недовольной физиономией, сидела рядом и при каждом его слове кивала в знак согласия. Ее светлые волосы были стянуты в тугой узел на затылке.
– Как я объяснял вам по телефону, – бубнил я, – сначала завещание утверждает суд, затем рассылают уведомления всем наследникам и кредиторам и, наконец, выплачивают налог на наследство. Все эти вопросы необходимо уладить до распределения наследства.
– Об этом вы говорили две недели назад, – ворчливо заметил Ральф, а Агнес поспешно кивнула. – Дядя Джерри умер тринадцатого ноября, в пятницу, – пятница, тринадцатое число, – прошло уже три недели, а мы все еще в глаза не видали наших денег.
– Я уже вам сказал…
– Ведь речь идет о большой сумме, – прервал меня Ральф, – а мы все никак не можем получить своих денег. – Агнес кивнула.
– Состояние покойного оценивается в десять тысяч долларов, – сказал я, – эту сумму предстоит разделить поровну между всеми наследниками…
– Надо было ему оставить завещание, – обратился Ральф к Агнес. Агнес кивнула.
– Но он этого не сделал, – напомнил я.
– Старый дурак, – сказал Ральф. – Если бы оставил завещание, нам бы не пришлось делиться со всеми этими тупицами.
Как человек воспитанный, я промолчал, хотя Ральф с Агнес потеряли последние остатки разума в тот момент, как узнали о смерти дорогого дядюшки Джерри.
– Так сколько времени все это протянется? – спросил Ральф.
– От четырех до шести месяцев, – ответил я.
– Что? – негодующе воскликнул он.
– Что? – как эхо, повторила Агнес.
– От четырех до шести месяцев, – бесстрастно повторил я.
– Бог ты мой! – воскликнул Ральф, а Агнес кивнула. – Какого черта возиться столько времени с этим делом?
Мне пришлось еще раз повторить все сначала: утверждение завещания судом, уведомление других наследников и кредиторов, выплата налога на наследство, – пункт за пунктом, загибая при этом пальцы; я так медленно и подробно объяснял все детали, что пара дрессированных шимпанзе давно бы все усвоила, а Ральф по-прежнему недоуменно качал головой, а Агнес неустанно кивала, как китайский болванчик.
Только в 11.20 мне удалось отделаться от них. Тут же позвонила Синтия: со мной хотел переговорить адвокат Хейгер. Хейгер жил в Мейне, по решению суда он должен был взыскать пятьдесят тысяч долларов с одного из жителей Калузы, Хейгер просил меня помочь ему получить эти деньги. Я попросил переслать мне документы, чтобы представить их в суд, и пообещал сделать все от меня зависящее, чтобы уладить это дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61