Ла Бреска вышел без десяти десять. Клинг спрятался за машиной. Ла Бреска зашагал по улице. Похоже, он направлялся к станции надземки в двух кварталах отсюда. Слава богу, что у этого типа нет машины, подумал Клинг. Он дал ему отойти на полквартала и только потом двинулся следом. По улице вовсю гулял ветер, а Клингу приходилось то и дело высовывать нос из шарфа, чтобы не упустить объект. Он в пятьдесят седьмой раз обругал зиму и холод, который обрекал человека, работающего под открытым небом, на жуткие страдания. Конечно, иногда он вкалывал и в помещении – печатал отчеты в трех экземплярах, допрашивал свидетелей, потерпевших. Но все-таки чаще он работал на улице – шастал по этому огромному городу и добывал информацию. Такой мерзкой зимы Берт Клинг давно не видел. Хорошо бы, думал он, Ла Бреска назначил свидание где-нибудь в тепле, например в турецкой бане. Доминику бы там понравилось!
Тем временем Ла Бреска стал подниматься по лестнице на станцию. Неожиданно он оглянулся – Клинг втянул голову и прибавил ходу. Ему очень не хотелось упускать этого парня.
Но опасение оказалось напрасным. Ла Бреска поджидал его у билетной кассы.
– Вы за мной следите? – спросил он.
– Что? – растерялся Клинг.
– Я спрашиваю, вы за мной следите? – повторил Ла Бреска.
Что оставалось делать Клингу? Он мог сказать: «Вы в своем уме? С какой стати я буду следить за вами?» Или: «Да, я из полиции, вот мой значок». Но ясно было одно – его засекли.
– Ты что, в глаз захотел? – буркнул Клинг.
– Что-что? – испугался Ла Бреска.
– Я говорю, ты что, свихнулся? – сказал Клинг.
Ла Бреска удивленно уставился на Клинга, что-то забормотал, но осекся под злобным взглядом детектива. Клинг тоже пробормотал что-то невнятное и вышел на платформу. Он стоял на пронизывающем ветру и мрачно смотрел, как Ла Бреска переходит на противоположную платформу. Минуты через три подкатил поезд. Ла Бреска зашел в вагон, поезд с грохотом отправился дальше, а Клинг разыскал телефон-автомат и позвонил в участок. Трубку снял Уиллис. Клинг сказал:
– Это я, Берт. Ла Бреска засек меня в двух кварталах от своего дома. Надо кого-то послать вместо меня.
– Ты сколько лет работаешь в полиции? – осведомился Уиллис.
– С кем не бывает, – отозвался Клинг. – Где у них встреча?
– Браун сказал, в баре на Кроуфорд-авеню.
– Несколько минут назад он сел в поезд. Пока не поздно, надо послать к нему кого-то еще.
– Ладно, сейчас свяжусь с Брауном.
– А мне что делать, возвращаться в участок?
– Как же ты так опростоволосился? – спросил Уиллис.
– Сегодня мне не везет, – ответил Клинг.
* * *
В этот день не повезло не только Берту Клингу.
Они появились в проулке и быстро направились к Карелле, крепкие мускулистые ребята лет восемнадцати. Один из них держал жестянку, которая зловеще поблескивала в свете уличного фонаря.
Бензин, подумал Карелла и начал вытаскивать револьвер. Но впервые за долгие годы службы тот застрял в одежде, запутался в свитере. Застрял, судя по всему, безнадежно, хотя Карелла положил его так, чтобы можно было достать быстро и без помех. Начинается комедия, подумал, вскакивая, Карелла. Револьвер попал в капкан, и Стив понял, что сейчас его окатят из жестянки, потом вспыхнет спичка или зажигалка – и привет! На этот раз даже в 87-м участке почуют запах жареного. Карелла изо всей силы ударил по руке с жестянкой, услышал вопль, но сам в ту же секунду почувствовал такую адскую боль, что чуть было не потерял сознания. Это ожоги, мелькнуло у него в голове. Теперь у меня ни револьвера, ни рук. Сейчас начнут бить смертным боем – и оказался неплохим пророком: именно так все и произошло.
К счастью, жестянка валялась на земле, и юнцы не смогли его поджечь. Но это мало утешало, ибо он оказался, по сути дела, без рук. Револьвер безнадежно застрял в свитере. Карелла тащил его секунду, минуту, тысячелетие, вечность, пока юнцы не смекнули, что им попался отличный жирный кролик, и не ринулись в атаку. Судя по всему, ребята знали толк в уличных драках. Работали они отменно: пока один атаковал спереди, второй зашел сзади и ударил Кареллу по затылку так, как его никто еще не бил. Они в отличной форме, думал Карелла, интересно только, в каком гробу меня будут хоронить – в деревянном или цинковом? Тем временем один из спортсменов, видать, отличник трущобных курсов честной борьбы, ударил его ногой в пах. Карелла скрючился от боли, и в этот момент второй спортсмен еще раз ударил его сзади (похоже, это был его коронный номер), на что его приятель спереди ответил великолепным апперкотом, от которого голова Кареллы чуть не отлетела в канаву. Карелла грохнулся на грязный пол импровизированного ринга, в снежное месиво, обильно политое его кровью. Спортсмены же решили немножко поплясать вокруг своей жертвы, без чего редко обходятся подобные поединки. Все очень просто: вы наносите сопернику удары ногами в грудь, голову, живот и во все прочие места. Если он еще жив, то будет корчиться, извиваться и норовить ухватить вас за ноги. Но если вам посчастливилось встретить кролика, у которого так обожжены руки, что ими страшно притронуться даже к воздуху, тогда ваше дело правое и вы победите. «Для чего придумали револьверы?» – мелькнуло в голове у Кареллы. Именно для того, чтобы можно было нажимать на курок обожженным пальцем, потому что им больше ни до чего нельзя дотронуться. Жаль, что револьвер застрял! Жаль, что с завтрашнего дня Тедди будет получать пенсию! Они убьют меня, если я быстро чего-нибудь не придумаю! Нет, Глухой прав – я сыщик-недотепа.
Удары становились все сильнее и точнее. Ничто не придает атакующему такой уверенности, как пассивность жертвы. Хорошо еще, что бензин... – подумал было Карелла, но от нового удара из глаз у него посыпались искры. Он испугался, что ему выбили глаз, поскольку видел только желтую пелену. Перевернувшись на бок, он попытался отползти в сторону, чувствуя, что его сейчас стошнит, но ботинок въехал ему в ребра, да так, что те затрещали. Новый удар пришелся по колену. Карелла попытался подняться, но руки... «Ах ты, легавая сволочь!» – крикнул один из юнцов, и страшный удар по затылку швырнул Кареллу на землю лицом в собственную блевотину.
Он решил, что сейчас умрет, и потерял сознание.
* * *
Многим не повезло в ту ночь.
По дороге к бару на Кроуфорд-авеню, где Ла Бреска должен был встретиться с человеком по имени Дом, Боб О'Брайен проколол колесо.
К тому моменту, когда ему удалось поставить запаску, у него закоченели руки, он был вне себя от злости, часы показывали 10.32, а до бара оставалось минут десять езды. Слабо надеясь, что Ла Бреска и его загадочный приятель каким-то чудом там задержались, О'Брайен помчался вперед и подъехал к бару без десяти одиннадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44