– Я просто подумал... Миссис Харди, а Джимми никогда не пытался за вами ухаживать?
– Нет, – быстро ответила она. – Нет, никогда.
Очередная ложь. Роксана теперь явно избегала его взгляда.
– Никогда, никогда?
– Нет.
– Вы уверены?
– Конечно, уверена. Я же объясняю вам, я была девушкой Ллойда.
– Это я уже понял.
– И я была верна Ллойду.
– Ясно. Но отсюда еще не следует, что и Джимми был ему верен. Понимаете, к чему я клоню, миссис Харди? Если Джимми когда-нибудь...
– Ничего подобного.
– ...Давал понять, что не прочь переспать с вами, то здесь можно найти объяснение истории, рассказанной им доктору.
– А почему, собственно, это вас так интересует? – неожиданно спросила она.
– Потому что Джимми Харрис мертв, и мы не можем найти его убийцу.
Помолчав некоторое время, Роксана вымолвила:
– Это очень, очень печально слышать.
– Миссис Харди... если все же между вами и Джимми или между вами и кем-нибудь еще из ястребов было что-то, способное побудить к мести или реваншу...
– Ничего не было, – Роксана покачала головой.
– Ничего?
– Ну было, было, – внезапно сказала она. – Но никто об этом не знал. Только Джимми. И я.
– А что именно было, не скажете ли? Пожалуйста.
– Это вам ничем не поможет. Ведь никто ничего не знал.
Она долго смотрела на них, не произнося ни слова и как бы советуясь сама с собою, стоит ли раскрывать тайну, которую носила в себе двенадцать лет. В конце концов она, видно, решилась, кивнула и заговорила почти шепотом:
– Шел дождь. На улице было ужасно холодно, казалось, что должен пойти снег...
Все явственнее звучали в ее голосе интонации уроженки Ямайки, словно чем ярче вставали в памяти события двенадцатилетней давности, тем стремительнее превращалась она в семнадцатилетнюю девушку. Они слушали, и настоящее растворялось в прошлом, затем лишь, чтобы снова вернуться в настоящее. Казалось, то, что случилось двенадцать лет назад в подвале, происходит здесь и сейчас, в этот момент.
Идет дождь.
Странно, думает она, откуда бы быть дождю, в это время года уже снег должен идти, тем более так холодно. Но все равно идет дождь, гремит гром, сверкает молния. Вспышки ярко освещают крашеные стекла окон, врезанных в бетонные стены почти у потолка. От ударов грома содрогается все вокруг. Они вдвоем в подвальной комнате. Четыре часа дня, среда рождественской недели.
Оба оказались здесь случайно. Она пришла сюда в поисках Ллойда, но нашла только Джимми, который стоял у проигрывателя со стопкой пластинок в руках. Бетонная стена покрыта синей краской, но побледнее, чем густо-синие, почти черные полосы на оконных стеклах. Снова вспышка молнии, еще один удар грома. Джимми заводит пластинку. Он говорит, что все сейчас в клубе у «Эрманос», ведут мирные переговоры. Он тоже должен был там быть, но мать глубоко порезала руку, и ему пришлось вести ее в больницу. Снова молния, оглушительный удар грома. Она поранила руку, украшая рождественскую елку. Музыка звучит негромко, медленно, обволакивающе. А гром подобен контрапункту.
«Потанцуем?» – предлагает он.
Надо отказаться, сразу подумала она. Ведь она женщина Ллойда. И если Ллойд неожиданно появится и увидит, что они танцуют, будут большие неприятности. Это она знает. Она знает, что ей сделают больно, она знает, что пощады от Ллойда ждать не придется, кодекс есть кодекс, они изобьют ее до крови. Прошлым летом, когда одну из девушек – членов клуба – застали на улице за разговором с парнем из «Лос Эрманос», с нее содрали платье, привязали к столбу, и командир отделения дал ей двадцать плетей. Сначала она просто заскулила, а потом с каждым ударом, оставляющим на спине глубокий рубец, принялась вскрикивать. Потекла кровь. Они швырнули ее в канаву, затем туда же полетели ее блузка и лифчик. "А теперь, – говорят, – иди к своим любимым «Эрманос».
Но то было прошлым летом, а сегодня это сегодня. И будет еще хуже. Танцуешь с братом, когда Ллойда нет. Если бы был, – совсем другое дело, никто бы ничего не сказал. Но его нет, она здесь одна с Джимми, и ей страшно, потому что она знает, что ей угрожает. Но именно опасность и привлекает.
«Конечно, – говорит она с нервным смешком, – почему бы и нет?»
Джимми обнимает ее. Музыка медленная, и они танцуют, почти прижавшись друг к другу. Он возбуждается, она это чувствует, ни его брюки, ни ее юбка тут не помеха. Они танцуют медленный рок, он прижимается к ней, трется. Очередной удар грома. Ей все еще страшно, но он держит ее крепко, и она тоже начинает возбуждаться.
Она снова смеется. Трусы ее увлажняются, под юбкой все становится мокрым. Пластинка кончилась, и игла начинает скрипеть на холостых оборотах. Внезапно он выпускает ее и идет к проигрывателю. Наступает тишина, потом сверкает, разрезая своим светом крашеные стекла подвала, молния, гремит гром. Джимми идет к двери.
Она неподвижно стоит в середине комнаты, у самого столба. Она боится, что ей закрутят на спине руки и привяжут к столбу. Это не шутки, она боится, что ее будут бить по обнаженной груди. Она знает, что так наказали девушку из другой банды – ее обвинили в прелюбодеянии. Что за это полагается, черным по белому написано в правилах, приклеенных к стене в клубе. Прелюбодеяние. Она собирается отдаться брату, но она же женщина Ллойда, и значит – прелюбодеяние, а за это строго карают. Джимми тоже худо придется. Они заставят его пройти сквозь строй, станут в два ряда, и он пойдет, а братья будут бить его цепями и железными палками.
А после того, как все будет сделано и со всем покончено, после того, как она получит свои пятьдесят ударов плеткой-семихвосткой по голой груди, уж точно, не меньше, может даже, сто, ведь она женщина президента; после того, как Джимми пропустят сквозь строй и оставят его, всего в синяках, истекающего кровью, без сознания валяться на полу, после всего этого их обоих вышвырнут из клуба, справляйтесь дальше в одиночку. Клуб был их якорем в жестоком мире, где вражеские группировки возникали на улицах, как грибы после дождя. Закон на улице не в помощь. Родители, которые с ног сбиваются, лишь бы заработать лишний доллар, тоже не помогут, и только братья и сестры по клубу – твоя опора и твоя защита.
Если ты не в клубе, с тобой все что угодно можно сделать.
Если ты парень, любой может избить тебя, ограбить, обмануть, убить. А если девушка, любой тебя обидит, изнасилует, да вообще что угодно сотворит. Таков этот город. Здесь нужна страховка. Принадлежность к клубу – это есть страховка, а она, глупая шлюха, готова от нее отказаться. Она просто дура, идиотка, и сама знает это. Но она хочет Джимми Харриса, и кажется, давно хочет, с тех самых пор, как он полгода назад здесь появился. Она уже тогда начала его избегать, надеясь, что ничего не случится. Случилось, куда денешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64