ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Море, ярясь и пенясь, ходило ходуном и гневно ревело, точно ненасытное прожорливое чудовище, требующее все новых и новых жертв. Остатки самой большой по тем временам эскадры, бросившей вызов двум неприятелям – морю и англичанам, не в силах были противиться разъяренной, подобно языческому божеству, стихии, безжалостной и жестокой как в счастье, так и в несчастье.
Глубокая печаль легла на лица Дона Алонсо и генерала Алавы, который, презрев раны, оставался на своем посту и зорко за всем досматривал. Он приказал «Фемиде» ускорить, насколько возможно, ход, но на фрегате даже не подумали ответить на этот справедливый сигнал обеспокоенного командира; они готовились взять рифы и подтянуть на гитовы паруса, чтобы противостоять бешеному восточному ветру. Я видел всеобщее уныние, и невольно мне в голову закралась мысль о том, с какой легкостью смеется судьба над самыми сбыточными надеждами и как быстро она переносит нас от наивысшей удачи к самому тяжкому несчастью. Но мы находились во власти моря, могущественного властелина человеческой жизни. Стоит посвежеть ветру – и оно уже переменилось; ласковая волна, недавно лениво плескавшаяся о борт корабля, превращается в водяную лавину, которая сотрясает и сокрушает судно; приятный рокот прибоя сменяется грозным хриплым ревом, изрыгающим хулу на хрупкий кораблик, который словно чувствует, как у него из-под киля уходит опора и он катится в черную бездну, чтобы тут же взвиться на гребне огромного вала. Ясный день сменяется зловещей ночью, или, наоборот, после тихой лунной ночи наступает обжигающе знойный день, и тогда природа никнет и теряет все свое очарование.
Помимо бедствий и несчастий, причиненных нам людьми, судьба послала на наши головы еще своенравные капризы стихии. После жестокого боя мы испытали все прелести морского шторма, выйдя из огня, попали в полымя, из которого вышли с победой, и когда уже полагали, что все наши невзгоды позади, когда с ликованием приветствовали Кадис, мы снова очутились во власти стихии, которая, желая нашей погибели, уносила нас в открытое море. То был поистине калейдоскоп несчастий! Словно какое-то неведомое чудовище задалось целью изощренно пытать заблудившихся! Но нет! То была разбушевавшаяся стихия, поддержанная стихией войны! А когда эти два чудовища заключают союз, стоит ли удивляться, что они порождают величайшие бедствия?!
В ту ночь еще одно обстоятельство увеличило наше с доном Алонсо горе. С тех пор как «Санта Анна» освободилась из плена, мы больше нигде не видели молодого Малеспину. Наконец, после долгих поисков, я нашел его в каюте, где он скрючившись лежал на койке.
Подойдя к Малеспине, я не сразу узнал его: так он изменился; я заговорил с ним, но он даже не мог мне ответить: приподнявшись, он без сил упал на койку.
– Вы ранены, – воскликнул я, – сейчас позову лекаря!
– Пустяки, – отвечал он. – Принеси мне воды!
Я бросился за доном Алонсо.
– Что случилось? Раненая рука разболелась? – с тревогой спросил дон Алонсо, осматривая молодого офицера.
– Нет, не рука, – печально проговорил в ответ дон Рафаэль и показал на правый бок. От этого слабого движения и произнесенных слов Малеспина так изнемог, что закрыл глаза и долго лежал неподвижно и безмолвно.
– О, это, кажется, очень серьезно! – с тревогой вскричал дон Алонсо.
– Больше чем серьезно, – возразил лекарь, подошедший, чтобы осмотреть Малеспину. Охваченный глубокой тоской, полагая, что ему уже ничто не поможет, молодой офицер, не обращая внимания на свою рану, предался воспоминаниям и размышлениям о недавних событиях. Уверовав в свою близкую кончину, он отказался от всякого лечения. Однако лекарь заявил, что хотя рана его весьма серьезна, но отнюдь не смертельна. Правда, он заявил, что если мы не доберемся до Кадиса этой ночью и не сможем оказать раненым необходимую помощь, то он не ручается за их жизнь. «Санта Анна» в битве от 21 октября потеряла девяносто семь человек убитыми и сто сорок ранеными. Почти все запасы медикаментов кончились, некоторых самых необходимых лекарств не осталось ни капли. Богу было угодно, чтобы несчастье обрушилось еще на одного дорогого мне человека. Серьезное ранение получил Марсиаль, который на первых порах словно не чувствовал ни боли, ни усталости. Но сдал и этот могучий организм. И все же старый моряк нашел в себе силы спуститься в кубрик и сказать, что он ранен. Дон Алонсо немедленно послал за лекарем, который, осмотрев Марсиаля, ограничился лишь замечанием, что подобная рана ничто для двадцатипятилетнего парня. А, как мы знаем, Марсиалю было за семьдесят. Тут на расстоянии кабельтова по правому борту от нас прошел «Громовержец». Генерал Алава приказал спросить «Фемиду», может ли она ввести нас в Кадисскую бухту. После отрицательного ответа с фрегата Алава задал такой же вопрос «Громовержцу», который, по всей видимости, получил меньше повреждений и мог благополучно пристать к берегу. Тогда несколько офицеров, посовещавшись между собой, решили перевезти на «Громовержец» тяжело раненного капитана Гардоки и других морских и сухопутных офицеров, в том числе жениха Роситы. Дон Алонсо добился, чтобы вместе с ними отправили и Марсиаля, приняв во внимание его преклонный возраст и немалые заслуги, а мне поручил сопровождать Полчеловека в качестве слуги, или, вернее, санитара, причем ни на минуту не оставлять старого моряка, пока не доставлю его в Кадис или Вехер и не сдам на руки семье. Я обещал все исполнить и попытался убедить дона Алонсо перебраться на «Громовержец», ибо там было намного безопасней, но хозяин даже слушать меня не стал.
– Судьба, – заявил он, – привела меня на этот корабль, и на нем я останусь до конца, пока господь не решит, спасти нас или погубить. Алава очень плох, почти все офицеры ранены, и я могу еще понадобиться. Я ведь не из тех, кто бежит от опасности, напротив после 21 октября я ищу ее и жду не дождусь случая, когда мое пребывание на эскадре может оказаться полезным. Если ты доберешься до дому прежде меня, в чем я совершенно уверен, передай Паке, что я настоящий моряк, патриот своей родины, что я поступил правильно, приехав сюда, и весьма этим доволен и что сожалею лишь, нет, нет, не сожалею, напротив… Скажи ей, что она будет горда, когда увидит меня, и что мои друзья были бы крайне огорчены, не встретив меня здесь… Да и разве мог я не поехать?! Как ты думаешь, ведь хорошо я поступил, что приехал сюда?
– Безусловно хорошо, какое может быть сомнение! – постарался я успокоить дона Алонсо.
Он был настолько взволнован, что даже не заметил, с кем обсуждает столь серьезный вопрос.
– Я вижу, ты разумный молодой человек, – промолвил дон Алонсо, несколько утешенный моими словами. – У тебя возвышенные и патриотические взгляды… Но Пака на все смотрит со своей колокольни, и поскольку у нее несколько странный нрав, да вдобавок она вбила себе в голову, что эскадры и пушки ни на что не пригодны, она не хочет никак понять, что я… Одним словом, она разгневается, когда я вернусь, ведь мы, к несчастью, проиграли сражение, и Пака затянет свое:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45