Но Рэнсома ее мимолетный конфуз не обескуражил, он уверенно поддержал Корделию и помог ей завершить танцевальное па, шепнув при этом на ухо, что никакой другой партнерши ему не надо.
Корделия снова посмотрела ему в глаза и уже не первый раз; отметила, что он смотрит на нее вовсе не насмешливо, а с нежностью и теплотой. И сразу же вся ее тревога относительно пересудов в высшем свете притупилась, и она с наслаждением целиком отдалась танцу. В таком же чудесном расположении духа она оставалась до конца бала.
Но стоило только ей вернуться домой, как ее вновь охватило беспокойство, отягощенное мыслью о том, что ее сестра-близнец сейчас вкушает сладость первой брачной ночи. Чтобы хоть немного успокоиться, Корделия стала вспоминать, как она целовалась с Рэнсомом Шеффилдом. Но это только еще больше возбудило ее. Тогда она сходила в библиотеку, взяла с полки томик сочинений самого занудного и скучного философа и легла с ним в постель.
Однако сном она забылась только под утро.
В этот вечер в доме викария ужинали рано. Под радостными и вместе с тем многозначительными взглядами служанок Офелия неоднократно краснела от смущения и слегка успокоилась, только когда улеглась в постель.
Но разве можно уснуть, когда за окном еще светло? Тем более если только утром ты вышла замуж? Естественно, ей хотелось заняться чем-то более интересным, чем сочинение дополнительных строк для пьесы, внезапно ставшей самой популярной в Лондоне в этом театральном сезоне.
Для начала Офелия встала с кровати и принялась осматривать опочивальню мужа. Его покои были значительно просторнее, чем ее спальня, в них даже имелась отдельная гардеробная, куда она и поместила один из своих саквояжей. Другие свои вещи ей еще только предстояло забрать из дома маркиза и перевезти их сюда. В этот же раз она прихватила с собой только все самое необходимое. К гардеробной примыкала туалетная комната. В ней Офелия, к своей радости, обнаружила бадью с горячей водой, предусмотрительно принесенную служанкой. Вымывшись и надев ночную сорочку, она повесила свадебное платье в шкаф, снова улеглась в постель и уставилась в потолок.
Мысли метались в ее голове, словно всполошившиеся куры по курятнику, когда они почуют прячущуюся в кустах лису.
Но чего же она боится? Ведь ее муж не хитрый лис, а добрый викарий, который, разумеется, не набросится на нее внезапно, как плотоядный хищник. И все-таки любопытно, как священники относятся к прелюбодеянию? В Библии сказано, что это грех. Однако коль скоро их с Джайлзом брак благословил сам епископ, значит, из этого правила бывают исключения. Вероятно, Джайлз удостоился такого исключения в награду за свое многолетнее пасторское служение. Как же он, однако, поведет себя в их первую брачную ночь? Неужели они будут до утра читать вслух псалтырь и молиться?
Вчера он страстно поцеловал ее в своем кабинете и потом так распалился, что отправил от греха подальше домой. И все же…
Сегодня утром, во время венчания, ее не оставляла мысль о том, что она, Офелия Эпплгейт, совершила едва ли не святотатство, осмелившись явиться под своды собора Святого Павла в свадебном платье и, встав рядом с викарием, повторять за епископом слова супружеской клятвы. Она чувствовала себя рядом со своим безгрешным женихом величайшей грешницей, не достойной стать женой уважаемого пастора. Вот и теперь ее вновь обуяли тяжкие сомнения…
Дверь спальни внезапно распахнулась, и Офелия подпрыгнула с перепугу на кровати.
Вошедший Джайлз тепло улыбнулся ей, и внутри у нее все словно бы перевернулось. Она мгновенно забыла все свои тревожные мысли.
Он затворил за собой дверь, подошел к супружеской кровати и, наклонившись над Офелией, привлек ее к себе, чтобы поцеловать в губы.
Она зажмурилась и замерла, предвкушая медовую сладость поцелуя.
– Извини, дорогая! Одна моя прихожанка попросила меня причастить ее тяжело больного мужа, – сказал Джайлз. – Поэтому я задержался. Господь воздаст тебе за твое долготерпение.
Он наконец поцеловал ее, но Офелия не отреагировала на его поцелуй с обычной страстностью. Он удивленно спросил:
– Что с тобой, любимая? Уж не боишься ли ты; что мои пасторские обязанности будут слишком часто вынуждать меня отлучаться из дома? Обещаю постараться не злоупотреблять твоим терпением и не заставлять тебя скучать в одиночестве.
– Дело вовсе не в этом, Джайлз. Не такая уж я законченная эгоистка. Меня тревожит совсем другое…
Совершенно смутившись, Офелия села и спустила с кровати на пол ноги. Джайлз нахмурился и сел с ней рядом, даже не обняв за плечи, к огорчению Офелии.
Она долго не могла подобрать нужные слова и молчала, пытаясь собраться с мыслями.
Джайлз со свойственной ему деликатностью не торопил ее. Наконец она набралась смелости и выпалила:
– Видишь ли, Джайлз, дело в том, что, когда ты меня целуешь, меня охватывают какие-то странные чувства! Ничего подобного я прежде никогда не испытывала. И это меня смущает…
Его глаза вспыхнули, и Офелия, покраснела.
– Интересное начало, – с напыщенным видом произнес он, однако взгляд его продолжал искриться.
– Ты очень привлекательный мужчина, но при этом ты еще и викарий, – пролепетала Офелия. – И всякий раз, когда я вспоминаю об этом, я ощущаю себя грешницей и начинаю думать, что мне вовсе не следует позволять себе чувствовать то, что я чувствую, когда ты меня целуешь.
– Понимаю, – тяжело вздохнув, сказал Джайлз. – Очень хорошо, что ты завела этот разговор. Нам следует безотлагательно во всем разобраться, иначе эта непростая проблема будет тяготить нас еще многие годы.
Согласившись с ним, Офелия прикусила губу, совсем не уверенная, что им удастся разобраться в том, чего она пока совершенно не понимала. Наверняка знала она только одно – что в ее голове крепко засела мысль о предосудительности страстных лобзаний со священнослужителем. Это было, на ее взгляд, равноценно тому, как если бы она попыталась поцеловаться с кем-нибудь в церкви.
– Любовь моя! – наконец вкрадчиво произнес Джайлз. – Я, как тебе хорошо известно, отношусь к своему церковному служению серьезно, а потому неустанно молюсь за то, чтобы всегда оставаться примерным христианином и лучшим викарием.
– Это чистая правда, – сказала она, глядя ему в глаза.
– Облачение, которое я надеваю на воскресную мессу и по случаю больших церковных праздников, хранится в моей личной гардеробной в церкви. Моя добрая экономка регулярно чистит ее и тщательно отглаживает. Однако, покидая церковь, я переодеваюсь в цивильный костюм, а сутану оставляю в закрытом платяном шкафу. Ты с этим согласна?
– Да, – пролепетала Офелия, все еще не понимая, к чему он клонит.
– Разумеется, мои пасторские обязанности не ограничиваются проведением различных церемоний и обрядов в стенах храма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Корделия снова посмотрела ему в глаза и уже не первый раз; отметила, что он смотрит на нее вовсе не насмешливо, а с нежностью и теплотой. И сразу же вся ее тревога относительно пересудов в высшем свете притупилась, и она с наслаждением целиком отдалась танцу. В таком же чудесном расположении духа она оставалась до конца бала.
Но стоило только ей вернуться домой, как ее вновь охватило беспокойство, отягощенное мыслью о том, что ее сестра-близнец сейчас вкушает сладость первой брачной ночи. Чтобы хоть немного успокоиться, Корделия стала вспоминать, как она целовалась с Рэнсомом Шеффилдом. Но это только еще больше возбудило ее. Тогда она сходила в библиотеку, взяла с полки томик сочинений самого занудного и скучного философа и легла с ним в постель.
Однако сном она забылась только под утро.
В этот вечер в доме викария ужинали рано. Под радостными и вместе с тем многозначительными взглядами служанок Офелия неоднократно краснела от смущения и слегка успокоилась, только когда улеглась в постель.
Но разве можно уснуть, когда за окном еще светло? Тем более если только утром ты вышла замуж? Естественно, ей хотелось заняться чем-то более интересным, чем сочинение дополнительных строк для пьесы, внезапно ставшей самой популярной в Лондоне в этом театральном сезоне.
Для начала Офелия встала с кровати и принялась осматривать опочивальню мужа. Его покои были значительно просторнее, чем ее спальня, в них даже имелась отдельная гардеробная, куда она и поместила один из своих саквояжей. Другие свои вещи ей еще только предстояло забрать из дома маркиза и перевезти их сюда. В этот же раз она прихватила с собой только все самое необходимое. К гардеробной примыкала туалетная комната. В ней Офелия, к своей радости, обнаружила бадью с горячей водой, предусмотрительно принесенную служанкой. Вымывшись и надев ночную сорочку, она повесила свадебное платье в шкаф, снова улеглась в постель и уставилась в потолок.
Мысли метались в ее голове, словно всполошившиеся куры по курятнику, когда они почуют прячущуюся в кустах лису.
Но чего же она боится? Ведь ее муж не хитрый лис, а добрый викарий, который, разумеется, не набросится на нее внезапно, как плотоядный хищник. И все-таки любопытно, как священники относятся к прелюбодеянию? В Библии сказано, что это грех. Однако коль скоро их с Джайлзом брак благословил сам епископ, значит, из этого правила бывают исключения. Вероятно, Джайлз удостоился такого исключения в награду за свое многолетнее пасторское служение. Как же он, однако, поведет себя в их первую брачную ночь? Неужели они будут до утра читать вслух псалтырь и молиться?
Вчера он страстно поцеловал ее в своем кабинете и потом так распалился, что отправил от греха подальше домой. И все же…
Сегодня утром, во время венчания, ее не оставляла мысль о том, что она, Офелия Эпплгейт, совершила едва ли не святотатство, осмелившись явиться под своды собора Святого Павла в свадебном платье и, встав рядом с викарием, повторять за епископом слова супружеской клятвы. Она чувствовала себя рядом со своим безгрешным женихом величайшей грешницей, не достойной стать женой уважаемого пастора. Вот и теперь ее вновь обуяли тяжкие сомнения…
Дверь спальни внезапно распахнулась, и Офелия подпрыгнула с перепугу на кровати.
Вошедший Джайлз тепло улыбнулся ей, и внутри у нее все словно бы перевернулось. Она мгновенно забыла все свои тревожные мысли.
Он затворил за собой дверь, подошел к супружеской кровати и, наклонившись над Офелией, привлек ее к себе, чтобы поцеловать в губы.
Она зажмурилась и замерла, предвкушая медовую сладость поцелуя.
– Извини, дорогая! Одна моя прихожанка попросила меня причастить ее тяжело больного мужа, – сказал Джайлз. – Поэтому я задержался. Господь воздаст тебе за твое долготерпение.
Он наконец поцеловал ее, но Офелия не отреагировала на его поцелуй с обычной страстностью. Он удивленно спросил:
– Что с тобой, любимая? Уж не боишься ли ты; что мои пасторские обязанности будут слишком часто вынуждать меня отлучаться из дома? Обещаю постараться не злоупотреблять твоим терпением и не заставлять тебя скучать в одиночестве.
– Дело вовсе не в этом, Джайлз. Не такая уж я законченная эгоистка. Меня тревожит совсем другое…
Совершенно смутившись, Офелия села и спустила с кровати на пол ноги. Джайлз нахмурился и сел с ней рядом, даже не обняв за плечи, к огорчению Офелии.
Она долго не могла подобрать нужные слова и молчала, пытаясь собраться с мыслями.
Джайлз со свойственной ему деликатностью не торопил ее. Наконец она набралась смелости и выпалила:
– Видишь ли, Джайлз, дело в том, что, когда ты меня целуешь, меня охватывают какие-то странные чувства! Ничего подобного я прежде никогда не испытывала. И это меня смущает…
Его глаза вспыхнули, и Офелия, покраснела.
– Интересное начало, – с напыщенным видом произнес он, однако взгляд его продолжал искриться.
– Ты очень привлекательный мужчина, но при этом ты еще и викарий, – пролепетала Офелия. – И всякий раз, когда я вспоминаю об этом, я ощущаю себя грешницей и начинаю думать, что мне вовсе не следует позволять себе чувствовать то, что я чувствую, когда ты меня целуешь.
– Понимаю, – тяжело вздохнув, сказал Джайлз. – Очень хорошо, что ты завела этот разговор. Нам следует безотлагательно во всем разобраться, иначе эта непростая проблема будет тяготить нас еще многие годы.
Согласившись с ним, Офелия прикусила губу, совсем не уверенная, что им удастся разобраться в том, чего она пока совершенно не понимала. Наверняка знала она только одно – что в ее голове крепко засела мысль о предосудительности страстных лобзаний со священнослужителем. Это было, на ее взгляд, равноценно тому, как если бы она попыталась поцеловаться с кем-нибудь в церкви.
– Любовь моя! – наконец вкрадчиво произнес Джайлз. – Я, как тебе хорошо известно, отношусь к своему церковному служению серьезно, а потому неустанно молюсь за то, чтобы всегда оставаться примерным христианином и лучшим викарием.
– Это чистая правда, – сказала она, глядя ему в глаза.
– Облачение, которое я надеваю на воскресную мессу и по случаю больших церковных праздников, хранится в моей личной гардеробной в церкви. Моя добрая экономка регулярно чистит ее и тщательно отглаживает. Однако, покидая церковь, я переодеваюсь в цивильный костюм, а сутану оставляю в закрытом платяном шкафу. Ты с этим согласна?
– Да, – пролепетала Офелия, все еще не понимая, к чему он клонит.
– Разумеется, мои пасторские обязанности не ограничиваются проведением различных церемоний и обрядов в стенах храма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74