Он, знаете ли, оригинал, немного разборчив». Вероятно, Риго к тому же сунул ему несколько лишних су.
Контрабандист неуверенно поднялся с кресла. Он поморщился; и она обрадовалась. Мари-Лор надеялась, что как смогла смутила и пристыдила его.
— Вы всегда можете пожаловаться, — пробормотал он, — управляющим в Швейцарии.
— Мы так и сделаем, — мрачно ответила девушка. Типографское общество Невшателя следило за поставками нелегальной литературы так же тщательно, как и легальной.
И все должно было на этом закончиться. Она должна расписаться в получении и отпустить его.
Вместо этого Мари-Лор услышала собственный голос:
— Мы будем им жаловаться, но сейчас я предъявляю жалобу вам.
Хуже и хуже. Как будто его присутствие каким-то образом высветило ее тревоги и раздражение, которые она обычно подавляла.
— Вы видите, не можете не видеть того, что видно любому идиоту! Что мы бедны, что у моего отца больное сердце, что мы живем в постоянном страхе потерять клиентов, что их переманит этот хищник Риго! — Она, казалось, не могла остановиться, — И что мне ужасно хочется почитать Руссо, и теперь кто знает, когда я сумею это сделать!
Она посмотрела ему прямо в лицо, по крайней мере, на ту часть, которую не скрывали повязка на глазу, бандана и воротник плаща, поднятый выше подбородка. Он тоже смотрел на нее здоровым глазом. И выражение его менялось с невообразимой быстротой — вина, гнев, насмешка. На какое-то мгновение оно стало явно похотливым, затем изменился в лице, как будто участник карнавала снял веселую маску, под которой оказывалось лицо страдальца.
Она застыла в недоумении, а его глаз закатился, и он свалился в глубоком обмороке, опрокинувшись через кресло и с грохотом рассыпав по полу книги…
— Горох, Мари-Лор!
Девушка заморгала. Как долго простояла она, углубившись в свои мысли?
— Тебе надо побыстрее вылущить его. — Робер, ее товарищ по судомойне, тронул ее за плечо.
Конечно! Семейство герцога должно есть и сегодня, а не только на завтрашнем банкете. Робер поворачивал в очаге ряды шампуров с утками.
Как только ее пальцы принялись лущить горох, она без труда вернулась к воспоминаниям о том зимнем дне в Монпелье…
«Не умер ли он?» — подумала она. Нельзя сказать, что она испугалась за него. Но вдруг явится полиция, расследующая убийство барона? Она вздрогнула, представив, как полицейский находит в их лавке мертвого контрабандиста.
Веко на здоровом глазу дрогнуло: нет, не умер, слава Богу. Мари-Лор наклонилась. Кровь сочилась сквозь его грязный плащ и пачкала ее передник. Она откинула материю. Штанина на ноге намокла. «Он истекал кровью, — подумала она, чувствуя себя виноватой, — а я в это время кричала на него».
У входной двери послышались какие-то звуки, неужели она забыла запереть ее? Нет, это всего лишь Жиль. Она обрадовалась, услышав, как брат поворачивает ключ в замке.
До окончания медицинской школы Жилю оставался еще год, но он всегда был доктором по натуре — уверенным, наблюдательным, готовым распоряжаться и умеющим заставить любого мгновенно исполнять его поручения.
— Ради Бога, Мари-Лор, зажги лампу. — Властный братец отогнал ее от лежавшего и занял ее место. — У нас есть чистые тряпки? Вода греется? Принеси свою корзинку для рукоделия. И оставшийся бренди.
Свет лампы освещал рыжие волосы Жиля и бросал глубокие тени на худые щеки контрабандиста. Мари-Лор услышала, как рвется ткань, сначала тряпки, а затем окровавленные штаны. Она следила за точными и четкими движениями Жиля и слушала сопровождавшие их рассуждения.
— Рана на бедре, близко от артерии. Мне может понадобиться жгут. — Ни одна из тряпок не была достаточно длинной. Он огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно перетянуть ногу выше раны, чтобы остановить кровотечение. — Твоя косынка, — сказал он.
Длинная полотняная косынка перекрещивалась над вырезом платья Мари-Лор и завязывалась сзади на талии. Она развязала ее, а Жиль продолжал обследовать, прощупывать и промокать кровь на ране.
— Лучше, лучше, не так плохо, как сначала казалось, — тихо говорил он. — Нет, не артерия, но есть инфекция, я сначала прочищу рану, а потом зашью ее. — Он достал маленький острый ножик. — Странно, — заметил он, обращаясь, скорее всего к себе самому. — Она выглядит словно дуэльная рана.
На самом деле ран было две, объяснил брат. Более свежую он, вероятно, получил, упав в лесу на каменистую тропу, и от этого открылась старая болячка, похожая на рану, полученную на дуэли, чего, конечно, не могло быть. Жиль полагал, что она — результат удара ножом в какой-нибудь драке, возможно, в кабаке. Но, уж конечно, не на дуэли: одни только аристократы устраивают церемонии из своих драк.
Горох вместе с куском бекона благополучно варился в печи, и Мари-Лор вернулась к тазу с грязной водой.
Ее больше не беспокоили чернильные пятна, бесконечное мытье посуды решило эту проблему. Руки стали красными, и кожа растрескалась, покрылась следами ожогов от печи и каминов. Она больше не торговала книгами, а он не занимался контрабандой.
Она думала, что ей сразу же следовало бы понять, что такие, как он, не перевозят запрещенные книги. Особенно после того, как обнаружилась дуэльная рана… И из-за повязки на глазу.
…Она продела в большую иглу крепкую нитку и протянула ее Жилю.
— Теперь дай ему немного бренди, — сказал брат, — чтобы ты смогла держать его, пока я буду зашивать.
Он осторожно перевернул контрабандиста на спину. Им требовалось большое свободное пространство для своей работы. Мешала стопка книг. Мари-Лор протянула через раненого руку, чтобы оттолкнуть ее. Пуговка на ее рукаве зацепилась за его бандану и сдвинула повязку с глаза.
Она отшатнулась, ожидая увидеть пустую глазницу. Но он открыл глаза, и они оба были прекрасны. На минуту она забыла указания Жиля и лишь смотрела на пару бездонных черных глаз, от взгляда которых сегодня в библиотеке у нее чуть не остановилось сердце.
— Быстрее, Мари-Лор! — В голосе Жиля звучало нетерпение.
— О… да. — Все еще потрясенная, она положила голову мужчины себе на колени. — Выпейте, месье, — сказала она, открывая бутылку и поднося ее к его губам. — Мой брат займется вашей ногой, но будет немного больно.
Он улыбнулся, колдовски блеснули его белые зубы, и в уголках прекрасно очерченного рта появились маленькие насмешливые морщинки. Губы слегка скривились, 1 но улыбка стала еще выразительней. «Жизнь — забавная штука, не правда ли, мадемуазель?» — казалось, говорил он, его насмешливая галантность проникала в сердце Мари-Лор.
— Самое увлекательное открытие… — хрипло прошептал он, прежде чем поднести ко рту горлышко бутылки.
Глотая бренди, он крепко держал ладонь Мари-Лор. Он потерял сознание, и она держала его руку все время, пока Жиль резал и зашивал, посвистывая через сломанный зуб и тихо поругиваясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Контрабандист неуверенно поднялся с кресла. Он поморщился; и она обрадовалась. Мари-Лор надеялась, что как смогла смутила и пристыдила его.
— Вы всегда можете пожаловаться, — пробормотал он, — управляющим в Швейцарии.
— Мы так и сделаем, — мрачно ответила девушка. Типографское общество Невшателя следило за поставками нелегальной литературы так же тщательно, как и легальной.
И все должно было на этом закончиться. Она должна расписаться в получении и отпустить его.
Вместо этого Мари-Лор услышала собственный голос:
— Мы будем им жаловаться, но сейчас я предъявляю жалобу вам.
Хуже и хуже. Как будто его присутствие каким-то образом высветило ее тревоги и раздражение, которые она обычно подавляла.
— Вы видите, не можете не видеть того, что видно любому идиоту! Что мы бедны, что у моего отца больное сердце, что мы живем в постоянном страхе потерять клиентов, что их переманит этот хищник Риго! — Она, казалось, не могла остановиться, — И что мне ужасно хочется почитать Руссо, и теперь кто знает, когда я сумею это сделать!
Она посмотрела ему прямо в лицо, по крайней мере, на ту часть, которую не скрывали повязка на глазу, бандана и воротник плаща, поднятый выше подбородка. Он тоже смотрел на нее здоровым глазом. И выражение его менялось с невообразимой быстротой — вина, гнев, насмешка. На какое-то мгновение оно стало явно похотливым, затем изменился в лице, как будто участник карнавала снял веселую маску, под которой оказывалось лицо страдальца.
Она застыла в недоумении, а его глаз закатился, и он свалился в глубоком обмороке, опрокинувшись через кресло и с грохотом рассыпав по полу книги…
— Горох, Мари-Лор!
Девушка заморгала. Как долго простояла она, углубившись в свои мысли?
— Тебе надо побыстрее вылущить его. — Робер, ее товарищ по судомойне, тронул ее за плечо.
Конечно! Семейство герцога должно есть и сегодня, а не только на завтрашнем банкете. Робер поворачивал в очаге ряды шампуров с утками.
Как только ее пальцы принялись лущить горох, она без труда вернулась к воспоминаниям о том зимнем дне в Монпелье…
«Не умер ли он?» — подумала она. Нельзя сказать, что она испугалась за него. Но вдруг явится полиция, расследующая убийство барона? Она вздрогнула, представив, как полицейский находит в их лавке мертвого контрабандиста.
Веко на здоровом глазу дрогнуло: нет, не умер, слава Богу. Мари-Лор наклонилась. Кровь сочилась сквозь его грязный плащ и пачкала ее передник. Она откинула материю. Штанина на ноге намокла. «Он истекал кровью, — подумала она, чувствуя себя виноватой, — а я в это время кричала на него».
У входной двери послышались какие-то звуки, неужели она забыла запереть ее? Нет, это всего лишь Жиль. Она обрадовалась, услышав, как брат поворачивает ключ в замке.
До окончания медицинской школы Жилю оставался еще год, но он всегда был доктором по натуре — уверенным, наблюдательным, готовым распоряжаться и умеющим заставить любого мгновенно исполнять его поручения.
— Ради Бога, Мари-Лор, зажги лампу. — Властный братец отогнал ее от лежавшего и занял ее место. — У нас есть чистые тряпки? Вода греется? Принеси свою корзинку для рукоделия. И оставшийся бренди.
Свет лампы освещал рыжие волосы Жиля и бросал глубокие тени на худые щеки контрабандиста. Мари-Лор услышала, как рвется ткань, сначала тряпки, а затем окровавленные штаны. Она следила за точными и четкими движениями Жиля и слушала сопровождавшие их рассуждения.
— Рана на бедре, близко от артерии. Мне может понадобиться жгут. — Ни одна из тряпок не была достаточно длинной. Он огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно перетянуть ногу выше раны, чтобы остановить кровотечение. — Твоя косынка, — сказал он.
Длинная полотняная косынка перекрещивалась над вырезом платья Мари-Лор и завязывалась сзади на талии. Она развязала ее, а Жиль продолжал обследовать, прощупывать и промокать кровь на ране.
— Лучше, лучше, не так плохо, как сначала казалось, — тихо говорил он. — Нет, не артерия, но есть инфекция, я сначала прочищу рану, а потом зашью ее. — Он достал маленький острый ножик. — Странно, — заметил он, обращаясь, скорее всего к себе самому. — Она выглядит словно дуэльная рана.
На самом деле ран было две, объяснил брат. Более свежую он, вероятно, получил, упав в лесу на каменистую тропу, и от этого открылась старая болячка, похожая на рану, полученную на дуэли, чего, конечно, не могло быть. Жиль полагал, что она — результат удара ножом в какой-нибудь драке, возможно, в кабаке. Но, уж конечно, не на дуэли: одни только аристократы устраивают церемонии из своих драк.
Горох вместе с куском бекона благополучно варился в печи, и Мари-Лор вернулась к тазу с грязной водой.
Ее больше не беспокоили чернильные пятна, бесконечное мытье посуды решило эту проблему. Руки стали красными, и кожа растрескалась, покрылась следами ожогов от печи и каминов. Она больше не торговала книгами, а он не занимался контрабандой.
Она думала, что ей сразу же следовало бы понять, что такие, как он, не перевозят запрещенные книги. Особенно после того, как обнаружилась дуэльная рана… И из-за повязки на глазу.
…Она продела в большую иглу крепкую нитку и протянула ее Жилю.
— Теперь дай ему немного бренди, — сказал брат, — чтобы ты смогла держать его, пока я буду зашивать.
Он осторожно перевернул контрабандиста на спину. Им требовалось большое свободное пространство для своей работы. Мешала стопка книг. Мари-Лор протянула через раненого руку, чтобы оттолкнуть ее. Пуговка на ее рукаве зацепилась за его бандану и сдвинула повязку с глаза.
Она отшатнулась, ожидая увидеть пустую глазницу. Но он открыл глаза, и они оба были прекрасны. На минуту она забыла указания Жиля и лишь смотрела на пару бездонных черных глаз, от взгляда которых сегодня в библиотеке у нее чуть не остановилось сердце.
— Быстрее, Мари-Лор! — В голосе Жиля звучало нетерпение.
— О… да. — Все еще потрясенная, она положила голову мужчины себе на колени. — Выпейте, месье, — сказала она, открывая бутылку и поднося ее к его губам. — Мой брат займется вашей ногой, но будет немного больно.
Он улыбнулся, колдовски блеснули его белые зубы, и в уголках прекрасно очерченного рта появились маленькие насмешливые морщинки. Губы слегка скривились, 1 но улыбка стала еще выразительней. «Жизнь — забавная штука, не правда ли, мадемуазель?» — казалось, говорил он, его насмешливая галантность проникала в сердце Мари-Лор.
— Самое увлекательное открытие… — хрипло прошептал он, прежде чем поднести ко рту горлышко бутылки.
Глотая бренди, он крепко держал ладонь Мари-Лор. Он потерял сознание, и она держала его руку все время, пока Жиль резал и зашивал, посвистывая через сломанный зуб и тихо поругиваясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81