Потом она взглянула на текст Эмиля Бувье и сказала, что все, хватит, будем писать под диктовку, оставим только пропуски для имени, фамилии и другой личной информации…
* * *
Первым не выдержал Жожо: его вырвало прямо в автобусе, и все остальные пассажиры сразу же ощутили приступ тошноты.
Жожо сидел на самом заднем сиденье и вонял оттуда, как дохлая крыса, даже водитель в противоположном конце салона время от времени высовывал голову в окно, чтобы освежиться.
Мамзель Петаз по обыкновению подкреплялась, но по такому случаю взяла микрофон и объявила: «Дети, если вам нездоровится, об этом нужно сообщить заранее – мы сделаем экстренную остановку». А потом достала свой платок, приложила к носу и уже не отнимала.
Мы с самого утра катились по шоссе, обрамленному голыми деревьями, вдоль речки, с виду напоминавшей клей. Я машинально перебегал взглядом от одного ствола к другому. Пейзаж совершенно не менялся. Я еще никогда никуда не ездил без своей семьи, поэтому происходящее мне активно не нравилось. Кто знает, что может случиться дома за время моего отсутствия. Срок годности бабушки и Пса был на исходе…
В преддверии поездки учительница совершенно нас достала: мы зарабатывали деньги. Приходилось торговать блинчиками на рынке и ходить по квартирам, продавая лотерейные билеты, а окрестные жмоты, завидев нас в глазок, закрывали двери на все засовы…
У меня половину лотереек купил сердобольный дядюшка Эмиль и выиграл два билета в Музей народных промыслов Валь д'Арли (по его собственному признанию, двум билетам он предпочел бы одну бутылку божоле).
– Дети, мы почти приехали, осталось совсем чуть-чуть! – обрадовала нас мамзель Петаз.
Посреди пейзажа вырос город, населенный усатыми людьми. Автобус остановился у серого прямоугольного здания, похожего на старый кубик «Лего». Это оказалась школа.
Мне никуда не хотелось идти. Народу было полно: дети, взрослые и чья-то бабушка, которая махала мне Из окошка машины и кричала: «Гутен таг!»
Мамзель Петаз спустилась первой и чмокнула какого-то бородача. Она улыбалась во всю челюсть и явно ловила кайф. А мы неловко топтались на выходе из автобуса, сбившись в кучку, как коровы на пастбище.
Бородач поспешил представиться:
– Поншур! – сказал он нам. – Меня софут мшье Крепш, топро пошалофать, торокие юшинцы!
«Фот шпащибо», – ответили мы, и учительница устроила перекличку. Когда меня назвали, я робко двинул в сторону Фрюштюков. Кеды «Стэн Смит» не желали отрываться от земли, и мне казалось, что я никогда не дойду до своих новых знакомых. Я просто не знал, куда деваться от смущения. Из толпы друзей по переписке меня приветствовала девочка с двумя хорошенькими хвостиками. Это была Анжелика.
Свиноподобный папаша Фрюштюк долго тряс мою руку, приговаривая:«Ach so! Willkommen, Vrederig!» Мамаша Фрюштюк от души сжала меня между своими необъятными грудями.
Мы сфотографировались на память и уселись в машину, разукрашенную на манер новогодней елки, даже на руле был меховой чехол. В салоне уже сидела бабушка, которая приветствовала меня наудачу, когда мы еще подъезжали, – надо же, как угадала.
Мы рванули с места. На поворотах мамаша Фрюштюк всей своей массой прижимала меня к дверце. Анжелика наклонилась ко мне и участливо спросила: «Вще в порядке, Вредериг?»
При этих словах вся семейка страшно развеселилась. Фрюштюки хором запели: «Вще в порядке, Вредериг? Вще в порядке, Вредериг?» И так до самого Феллингсхаузена…
Дома нас поджидал Гюнтер, самый жирный пес Европы. Он сразу же приподнял переднюю лапу и стал не слишком приветливо меня обнюхивать, будто я дичь. Он смотрел на меня так, словно желал немедля впиться мне в икру: его смущало разве что присутствие свидетелей. Потом Гюнтер ползком припустил вверх по лестнице – бегать при такой массе он не мог в принципе.
Анжелика сообщила, что мне приготовили комнату на втором этаже, а сама стала вместе с матерью разбирать покупки. Я поднялся наверх и обнаружил на полу большую желтую лужу. Подлюга Гюнтер в знак приветствия помочился в моей комнате и теперь гордо стоял посреди нее, всем своим видом показывая, что его поступок – не случайность.
Я закрыл дверь и пинком под зад отправил его головой в лужу. Он стукнулся о книжный шкаф и попытался заскулить.
– Каким же надо быть дерьмом, чтобы так встречать гостей, – сказал я ему.
Я вытер пол синтетическим ковром под кожу, а Гюнтер внимательно смотрел, что я делаю, косясь при этом на выход. В конце концов он выполз за дверь, царапая когтями паркет и оставляя на нем мерзкие следы.
Я открыл чемодан. Там лежали розовые кружевные трусики и лифчики, не мои, честное слово. Все еще не понимая, что происходит, я извлек из чемодана фотографию в сердцевидной рамке. На ней была изображена мамзель Петаз в желтом купальнике, взасос целующая мсье Крепса.
Мсье Крепc пребывал в таком возбуждении, что красный кончик пиписьки торчал у него из плавок. На заднем фоне виднелась пальма.
Я не знал, куда девать интимные принадлежности учительницы, и спустился вниз посоветоваться со своей приемной семьей. Мамаша Фрюштюк суетилась на кухне. Я протянул ей лифчик, и она, должно быть, вообразила, что я желаю преподнести ей чисто французский подарочек.
– Ach, danke Vrederig, danke zehr schon , – поблагодарила она меня и приложила лифчик к своим гигантским сиськам (размер явно не подошел, и ее это расстроило).
К счастью, у меня была с собой фотография, и я разом продемонстрировал ей и училку, и училкины трусы. Удивленная мамаша Фрюштюк позвала мужа («Otto! Otto! Komme hier, shnell!» ), который смотрел футбол по телевизору ( «Was passiert, Gertrud?» ).
Вы не представляете, как потешались Фрюштюки-старшие, передавая друг другу фотографию и по очереди тыча пальцем в красный кончик мсье Крепса, только Анжелика скривилась: «Фи, как они протифно фыглядят!» (И я был полностью с нею согласен.)
– Ach Fraulen Betaz und Herr Kreps! Sehr sexuell! – радовались Анжеликины родители.
Я все переживал, как бы мне получить обратно свои вещи, когда раздался звонок и на пороге появились наши герои-любовники с моим чемоданом.
Отто и Гертруда только начали отходить от дикого приступа смеха, но при виде этой сладкой парочки с ними случилась настоящая истерика. Мне, однако, показалось, что влюбленные не разделяли их веселья.
Все закончилось мирно, совместным распитием шнапса с чесночными чипсами. Только мсье Крепc мне совершенно не понравился: он очень много говорил, никому не давая и слова вставить, и даже чипсы ел с таким видом, будто умеет это делать лучше других…
Вскоре влюбленные отбыли, а бабушка Фрюштюк поманила меня рукой и предложила присесть рядом с нею на канапе. Она раскрыла словарь и начала тыкать пальцем в отдельные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
* * *
Первым не выдержал Жожо: его вырвало прямо в автобусе, и все остальные пассажиры сразу же ощутили приступ тошноты.
Жожо сидел на самом заднем сиденье и вонял оттуда, как дохлая крыса, даже водитель в противоположном конце салона время от времени высовывал голову в окно, чтобы освежиться.
Мамзель Петаз по обыкновению подкреплялась, но по такому случаю взяла микрофон и объявила: «Дети, если вам нездоровится, об этом нужно сообщить заранее – мы сделаем экстренную остановку». А потом достала свой платок, приложила к носу и уже не отнимала.
Мы с самого утра катились по шоссе, обрамленному голыми деревьями, вдоль речки, с виду напоминавшей клей. Я машинально перебегал взглядом от одного ствола к другому. Пейзаж совершенно не менялся. Я еще никогда никуда не ездил без своей семьи, поэтому происходящее мне активно не нравилось. Кто знает, что может случиться дома за время моего отсутствия. Срок годности бабушки и Пса был на исходе…
В преддверии поездки учительница совершенно нас достала: мы зарабатывали деньги. Приходилось торговать блинчиками на рынке и ходить по квартирам, продавая лотерейные билеты, а окрестные жмоты, завидев нас в глазок, закрывали двери на все засовы…
У меня половину лотереек купил сердобольный дядюшка Эмиль и выиграл два билета в Музей народных промыслов Валь д'Арли (по его собственному признанию, двум билетам он предпочел бы одну бутылку божоле).
– Дети, мы почти приехали, осталось совсем чуть-чуть! – обрадовала нас мамзель Петаз.
Посреди пейзажа вырос город, населенный усатыми людьми. Автобус остановился у серого прямоугольного здания, похожего на старый кубик «Лего». Это оказалась школа.
Мне никуда не хотелось идти. Народу было полно: дети, взрослые и чья-то бабушка, которая махала мне Из окошка машины и кричала: «Гутен таг!»
Мамзель Петаз спустилась первой и чмокнула какого-то бородача. Она улыбалась во всю челюсть и явно ловила кайф. А мы неловко топтались на выходе из автобуса, сбившись в кучку, как коровы на пастбище.
Бородач поспешил представиться:
– Поншур! – сказал он нам. – Меня софут мшье Крепш, топро пошалофать, торокие юшинцы!
«Фот шпащибо», – ответили мы, и учительница устроила перекличку. Когда меня назвали, я робко двинул в сторону Фрюштюков. Кеды «Стэн Смит» не желали отрываться от земли, и мне казалось, что я никогда не дойду до своих новых знакомых. Я просто не знал, куда деваться от смущения. Из толпы друзей по переписке меня приветствовала девочка с двумя хорошенькими хвостиками. Это была Анжелика.
Свиноподобный папаша Фрюштюк долго тряс мою руку, приговаривая:«Ach so! Willkommen, Vrederig!» Мамаша Фрюштюк от души сжала меня между своими необъятными грудями.
Мы сфотографировались на память и уселись в машину, разукрашенную на манер новогодней елки, даже на руле был меховой чехол. В салоне уже сидела бабушка, которая приветствовала меня наудачу, когда мы еще подъезжали, – надо же, как угадала.
Мы рванули с места. На поворотах мамаша Фрюштюк всей своей массой прижимала меня к дверце. Анжелика наклонилась ко мне и участливо спросила: «Вще в порядке, Вредериг?»
При этих словах вся семейка страшно развеселилась. Фрюштюки хором запели: «Вще в порядке, Вредериг? Вще в порядке, Вредериг?» И так до самого Феллингсхаузена…
Дома нас поджидал Гюнтер, самый жирный пес Европы. Он сразу же приподнял переднюю лапу и стал не слишком приветливо меня обнюхивать, будто я дичь. Он смотрел на меня так, словно желал немедля впиться мне в икру: его смущало разве что присутствие свидетелей. Потом Гюнтер ползком припустил вверх по лестнице – бегать при такой массе он не мог в принципе.
Анжелика сообщила, что мне приготовили комнату на втором этаже, а сама стала вместе с матерью разбирать покупки. Я поднялся наверх и обнаружил на полу большую желтую лужу. Подлюга Гюнтер в знак приветствия помочился в моей комнате и теперь гордо стоял посреди нее, всем своим видом показывая, что его поступок – не случайность.
Я закрыл дверь и пинком под зад отправил его головой в лужу. Он стукнулся о книжный шкаф и попытался заскулить.
– Каким же надо быть дерьмом, чтобы так встречать гостей, – сказал я ему.
Я вытер пол синтетическим ковром под кожу, а Гюнтер внимательно смотрел, что я делаю, косясь при этом на выход. В конце концов он выполз за дверь, царапая когтями паркет и оставляя на нем мерзкие следы.
Я открыл чемодан. Там лежали розовые кружевные трусики и лифчики, не мои, честное слово. Все еще не понимая, что происходит, я извлек из чемодана фотографию в сердцевидной рамке. На ней была изображена мамзель Петаз в желтом купальнике, взасос целующая мсье Крепса.
Мсье Крепc пребывал в таком возбуждении, что красный кончик пиписьки торчал у него из плавок. На заднем фоне виднелась пальма.
Я не знал, куда девать интимные принадлежности учительницы, и спустился вниз посоветоваться со своей приемной семьей. Мамаша Фрюштюк суетилась на кухне. Я протянул ей лифчик, и она, должно быть, вообразила, что я желаю преподнести ей чисто французский подарочек.
– Ach, danke Vrederig, danke zehr schon , – поблагодарила она меня и приложила лифчик к своим гигантским сиськам (размер явно не подошел, и ее это расстроило).
К счастью, у меня была с собой фотография, и я разом продемонстрировал ей и училку, и училкины трусы. Удивленная мамаша Фрюштюк позвала мужа («Otto! Otto! Komme hier, shnell!» ), который смотрел футбол по телевизору ( «Was passiert, Gertrud?» ).
Вы не представляете, как потешались Фрюштюки-старшие, передавая друг другу фотографию и по очереди тыча пальцем в красный кончик мсье Крепса, только Анжелика скривилась: «Фи, как они протифно фыглядят!» (И я был полностью с нею согласен.)
– Ach Fraulen Betaz und Herr Kreps! Sehr sexuell! – радовались Анжеликины родители.
Я все переживал, как бы мне получить обратно свои вещи, когда раздался звонок и на пороге появились наши герои-любовники с моим чемоданом.
Отто и Гертруда только начали отходить от дикого приступа смеха, но при виде этой сладкой парочки с ними случилась настоящая истерика. Мне, однако, показалось, что влюбленные не разделяли их веселья.
Все закончилось мирно, совместным распитием шнапса с чесночными чипсами. Только мсье Крепc мне совершенно не понравился: он очень много говорил, никому не давая и слова вставить, и даже чипсы ел с таким видом, будто умеет это делать лучше других…
Вскоре влюбленные отбыли, а бабушка Фрюштюк поманила меня рукой и предложила присесть рядом с нею на канапе. Она раскрыла словарь и начала тыкать пальцем в отдельные слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22