Сесть напротив и мощным умственным напряжением убедить его отпустить нас? – злорадно усмехнулся Сергей. – Представляю, как он после этого со слезами в глазах нам золото будет возвращать: “Возьми, Евгений! Мне нечем больше отблагодарить тебя за чудесные минуты нашего общения!” Чепуха. В жизни все проще: либо стража заснет, либо мы средь бела дня ее перебьем...
– Или она нас... – услышал я сзади дрожащий голос Наташи. – Я чувствую, сердцем чувствую, что все это очень плохо кончится...
Мы замолчали, удрученные тем, что девушка, в которую мы верили, потеряла самообладание, потеряла впервые за время нашего знакомства, – и до самой штольни не проронили и слова.
4. Обустраиваемся... – Я задумался о боге. – Попытка – не пытка? – Травля на свежем воздухе.
Через два часа мы, за исключением Фатимы и Фариды, отправленных Доцентом в Дехиколон, уже сидели в штольне. Снаружи осталась вооруженная стража из трех человек. Стражники, перед тем как завалить за нами лаз, передали нам подстилку (сгнившие в Федином складе спальные мешки и палатки) чайник с родниковой водой, несколько сухих лепешек и наши же консервы.
Конечно, это был “Завтрак Туриста”.
Привыкнув к полной темноте, мы занялись, так сказать, бытом. После недолгих прений обретать решили между завалами. Семь квадратных метров на шесть человек, конечно, маловато, но зато, как говорится с видом на устье, и, следовательно, на свежий воздух.
Место общего пользования было решено устроить в забое штольни. Для полного интима мы завесили его куском палаточного брезента.
После того как организация подземного лагеря завершилась, Лейла попросила предать земле покойников, и мы их похоронили в подножье внутреннего завала. Когда Житник укладывал Васю в братскую могилу, он сломался. У него отвалилась голова и вся правая нога. Уцелевшая левая в яму не поместилась, и ее пришлось отломить.
Закончив погребальные работы, мы занялись устройством лежбищ. Настроение у всех оставалось могильным.
– Ну, дела! Дожили! – проворчал Сергей, разворачивая спальный мешок, резко пахнущий плесенью. – В такую вонючую задницу я еще не попадал...
– Это воля Всевышнего, – проговорила Лейла, судя по голосу, готовая расплакаться. – Вы мало верите в Бога, и он воздает по заслугам...
Чтобы отвлечь ее от ненужных в нашем положении мыслей, я попытался затеять полемику.
– Мало верим! – вскричал я. – Это вы там верите. А у нас все по-другому... Ты знаешь, есть хорошая поговорка: “Ума в природе не бывает, бывают только разные количества глупости”. Так и у большинства из нас веры нет, есть разное количество неверия. А вообще, вопрос существования бога не главный для человека. Главный для него вопрос – это вполне шкурный вопрос существования загробной жизни...
– Хреномуть все это, – проворчал Житник.
– А ты не веришь в загробную жизнь? – спросила Наташа. Голос ее был пропитан безнадегой.
– Веришь – не веришь... Ля-ля-тополя это. Вот, например, что толку верить в наше освобождение? Я знаю, что каждый из нас все для этого сделает, а что из этого выйдет – не знаю. А загробная жизнь... В принципе, можно ее предположить...
– Короче, у тебя очень большое количество неверия, но не стопроцентное, – проговорил Сергей, протяжно зевнув.
– Совершенно верно. И еще, подумай, скоро люди при помощи генной инженерии научатся выводить в стеклянных пробирках разумных существ с необходимыми качествами. И расселят их, к примеру, на Марсе или даже на Венере. И кем мы, грешные, будем для них?
– Богами, твою мать, создателями! – весело загоготал Житник.
– Точно! Представьте: Житник – Бог! Гм... И, кстати, о Нем, – продолжил я, усмехнувшись своей мысли. – Если он существует, то между ним и нами такая же разница, как между мною и чугунным утюгом. Представьте: Житник – Бог бесчисленного множества утюгов. Они строят в его честь храмы, украшают их его изображениями, молятся ему, выпрашивая блага, он наказывает их за грехи ржавчиной, они воюют друг с другом за чистоту представлений о нем... И надеются на утюжью загробную жизнь... И идут в переплавку с его именем на устах...
– Зря ты Бога трогаешь... – проскрипел Житник. – В нашем положении он может пригодиться... Хотя бы в виде загробной жизни.
– Да не верю я в нее! И мне обидно, что можно верить в Бога, в Аллаха, в Сатану и все тебя поймут. А не верить становится все опаснее и опаснее. Иной раз чумным себя чувствуешь... Вот, к примеру, недавно в Иране попал я под суд, да, да – под суд: хозяева выбили в Министерстве труда разрешение на мою работу в течение полугода, а, вот, визу мою въездную, месячную, не продлили. Ну и загребли меня в Тегеранском аэропорту, когда в захеданский самолет грузился. Иранский босс пытался властям что-то объяснить, но напрасно. “Только через суд”, – говорят. Суд через неделю состоялся. Незабываемое, скажу, впечатление получил, спасибо господу за просроченную визу! Обыскали у входа солдатики с ног до головы, а короче – до трусов, документы проверили, а в здании – народу тьма-тьмущая, в основном бомжи ихние. И очень похожие на наших, хотя, как один, все трезвые. Потолкался среди них около часа, потом в зал заседаний повели. Там на возвышении судья строгий сидел, секретарь – вся в черном – рядом что-то писала. Со мной переводчик был из нашей компании. Но судья по-английски шпрехал и стал напрямую спрашивать. Возраст, пол, гражданство. Все было нормально, пока до вероисповедания не дошли... “Нету, – отвечаю, пожимая плечами. – Нету вероисповедания”. А он, подумав, видно, что я английский его не понял, сосредоточился и уже на очень неплохом инглише повторил вопрос. “Нету, – развожу руками. – Нету вероисповедания. Совсем нету”. Судья чуть покраснел от стыда и, явно решив сегодня же вечером засесть за учебник английского, попросил переводчика довести до моего сознания суть заданного вопроса. С переводчиком все повторилось – тоже дважды и тоже с круглыми глазами меня переспрашивал. И когда до судьи, наконец, дошло, он надолго, сверху вниз, вонзил в меня свои глаза. И все в них было: и испуг, и недоумение, и презрение, и еще что-то... Что именно, я понял, когда после минутной паузы он бросил брезгливо: “Ком-м-унист!” Вот так вот... Вышел оттуда, как оплеваный...
– Вечно ты во что-нибудь вляпаешься, – вздохнул Сергей, когда я закончил.
Я хотел продолжить дискуссию, но Лейла решила иначе.
– Не надо больше об этом, – проворковала она, прикрыв мой рот мяконькой ладошкой. Ею же нашла мой лоб, приподнялась, нежно поцеловала влажными горячими губами и прошептала:
– Бог милостив, он послал мне тебя. Он нам обязательно поможет...
Ей было не по себе, я чувствовал, и так же, как и я, она не могла до конца поверить в случившееся. Никто, конечно, не думал, что мы доедем до золота и обратно на мягких подушках белого “Мерседеса”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Или она нас... – услышал я сзади дрожащий голос Наташи. – Я чувствую, сердцем чувствую, что все это очень плохо кончится...
Мы замолчали, удрученные тем, что девушка, в которую мы верили, потеряла самообладание, потеряла впервые за время нашего знакомства, – и до самой штольни не проронили и слова.
4. Обустраиваемся... – Я задумался о боге. – Попытка – не пытка? – Травля на свежем воздухе.
Через два часа мы, за исключением Фатимы и Фариды, отправленных Доцентом в Дехиколон, уже сидели в штольне. Снаружи осталась вооруженная стража из трех человек. Стражники, перед тем как завалить за нами лаз, передали нам подстилку (сгнившие в Федином складе спальные мешки и палатки) чайник с родниковой водой, несколько сухих лепешек и наши же консервы.
Конечно, это был “Завтрак Туриста”.
Привыкнув к полной темноте, мы занялись, так сказать, бытом. После недолгих прений обретать решили между завалами. Семь квадратных метров на шесть человек, конечно, маловато, но зато, как говорится с видом на устье, и, следовательно, на свежий воздух.
Место общего пользования было решено устроить в забое штольни. Для полного интима мы завесили его куском палаточного брезента.
После того как организация подземного лагеря завершилась, Лейла попросила предать земле покойников, и мы их похоронили в подножье внутреннего завала. Когда Житник укладывал Васю в братскую могилу, он сломался. У него отвалилась голова и вся правая нога. Уцелевшая левая в яму не поместилась, и ее пришлось отломить.
Закончив погребальные работы, мы занялись устройством лежбищ. Настроение у всех оставалось могильным.
– Ну, дела! Дожили! – проворчал Сергей, разворачивая спальный мешок, резко пахнущий плесенью. – В такую вонючую задницу я еще не попадал...
– Это воля Всевышнего, – проговорила Лейла, судя по голосу, готовая расплакаться. – Вы мало верите в Бога, и он воздает по заслугам...
Чтобы отвлечь ее от ненужных в нашем положении мыслей, я попытался затеять полемику.
– Мало верим! – вскричал я. – Это вы там верите. А у нас все по-другому... Ты знаешь, есть хорошая поговорка: “Ума в природе не бывает, бывают только разные количества глупости”. Так и у большинства из нас веры нет, есть разное количество неверия. А вообще, вопрос существования бога не главный для человека. Главный для него вопрос – это вполне шкурный вопрос существования загробной жизни...
– Хреномуть все это, – проворчал Житник.
– А ты не веришь в загробную жизнь? – спросила Наташа. Голос ее был пропитан безнадегой.
– Веришь – не веришь... Ля-ля-тополя это. Вот, например, что толку верить в наше освобождение? Я знаю, что каждый из нас все для этого сделает, а что из этого выйдет – не знаю. А загробная жизнь... В принципе, можно ее предположить...
– Короче, у тебя очень большое количество неверия, но не стопроцентное, – проговорил Сергей, протяжно зевнув.
– Совершенно верно. И еще, подумай, скоро люди при помощи генной инженерии научатся выводить в стеклянных пробирках разумных существ с необходимыми качествами. И расселят их, к примеру, на Марсе или даже на Венере. И кем мы, грешные, будем для них?
– Богами, твою мать, создателями! – весело загоготал Житник.
– Точно! Представьте: Житник – Бог! Гм... И, кстати, о Нем, – продолжил я, усмехнувшись своей мысли. – Если он существует, то между ним и нами такая же разница, как между мною и чугунным утюгом. Представьте: Житник – Бог бесчисленного множества утюгов. Они строят в его честь храмы, украшают их его изображениями, молятся ему, выпрашивая блага, он наказывает их за грехи ржавчиной, они воюют друг с другом за чистоту представлений о нем... И надеются на утюжью загробную жизнь... И идут в переплавку с его именем на устах...
– Зря ты Бога трогаешь... – проскрипел Житник. – В нашем положении он может пригодиться... Хотя бы в виде загробной жизни.
– Да не верю я в нее! И мне обидно, что можно верить в Бога, в Аллаха, в Сатану и все тебя поймут. А не верить становится все опаснее и опаснее. Иной раз чумным себя чувствуешь... Вот, к примеру, недавно в Иране попал я под суд, да, да – под суд: хозяева выбили в Министерстве труда разрешение на мою работу в течение полугода, а, вот, визу мою въездную, месячную, не продлили. Ну и загребли меня в Тегеранском аэропорту, когда в захеданский самолет грузился. Иранский босс пытался властям что-то объяснить, но напрасно. “Только через суд”, – говорят. Суд через неделю состоялся. Незабываемое, скажу, впечатление получил, спасибо господу за просроченную визу! Обыскали у входа солдатики с ног до головы, а короче – до трусов, документы проверили, а в здании – народу тьма-тьмущая, в основном бомжи ихние. И очень похожие на наших, хотя, как один, все трезвые. Потолкался среди них около часа, потом в зал заседаний повели. Там на возвышении судья строгий сидел, секретарь – вся в черном – рядом что-то писала. Со мной переводчик был из нашей компании. Но судья по-английски шпрехал и стал напрямую спрашивать. Возраст, пол, гражданство. Все было нормально, пока до вероисповедания не дошли... “Нету, – отвечаю, пожимая плечами. – Нету вероисповедания”. А он, подумав, видно, что я английский его не понял, сосредоточился и уже на очень неплохом инглише повторил вопрос. “Нету, – развожу руками. – Нету вероисповедания. Совсем нету”. Судья чуть покраснел от стыда и, явно решив сегодня же вечером засесть за учебник английского, попросил переводчика довести до моего сознания суть заданного вопроса. С переводчиком все повторилось – тоже дважды и тоже с круглыми глазами меня переспрашивал. И когда до судьи, наконец, дошло, он надолго, сверху вниз, вонзил в меня свои глаза. И все в них было: и испуг, и недоумение, и презрение, и еще что-то... Что именно, я понял, когда после минутной паузы он бросил брезгливо: “Ком-м-унист!” Вот так вот... Вышел оттуда, как оплеваный...
– Вечно ты во что-нибудь вляпаешься, – вздохнул Сергей, когда я закончил.
Я хотел продолжить дискуссию, но Лейла решила иначе.
– Не надо больше об этом, – проворковала она, прикрыв мой рот мяконькой ладошкой. Ею же нашла мой лоб, приподнялась, нежно поцеловала влажными горячими губами и прошептала:
– Бог милостив, он послал мне тебя. Он нам обязательно поможет...
Ей было не по себе, я чувствовал, и так же, как и я, она не могла до конца поверить в случившееся. Никто, конечно, не думал, что мы доедем до золота и обратно на мягких подушках белого “Мерседеса”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99