В лагеря ссылают?.. Ага, вот и идея: хочу побывать в местном исправительно-трудовом учреждении. Хочу пообщаться с теми, кто открыто пошел против власти. С местными диссидентами. Может, они чего путного расскажут…
Когда вернулся, Лариса по-прежнему ждала около машины.
– Как ноги? – в голосе ее была здоровая доза ехидства.
– Спасибо, хорошо, – мрачно ответил Умнов и полез в «Волгу». – Скажи этому истукану, что можно ехать.
В кафе их ждали. Два черноволосых и черноусых красавца южнокавказской наружности стояли у дверей кооператива «Дружба» и всем своим видом выражали суть упомянутого названия. Было в них что-то неуловимо бутафорское. Как в Ларисиных неформашках.
– Здравствуйте, мальчики, – сказала им Лариса. – Надеюсь, покормите? Местечко найдете?
– Ради вас, Ларисочка, всех других прогоним, – галантно заявил один усач с картинным акцентом. – Для вас все самое-самое отдадим, свое отдадим, голодными останемся – только чтоб вы красиво улыбались…
– Никого выгонять не надо, – строго сказала Лариса. – Ишь, раскокетничались… Знакомьтесь лучше. Это Андрей Николаевич, он из Москвы.
– Гиви, – представился первый усач.
– Гоги, – представился второй.
– Прошу вас, гости дорогие, – Гиви торжественно повел рукой. Гоги торжественно распахнул дверь. Умнов с Ларисой торжественно вошли в кафе.
Не хватает только свадебного марша, подумал Умнов.
И в ту же секунду невидимые стереоколонки исторгли легкое сипение, кратковременный хрип, стук, щелк – игла звукоснимателя рано встала на пластинку – и голос известного своим оптимизмом шоумена обрадовал публику сообщением об отъезде в Комарово, где – вспомнил Умнов – торгуют с полвторого.
Публика – а кафе было заполнено до отказа, свободных столиков Умнов не заметил – сообщение об отъезде шоумена приняла благосклонно, но равнодушно: никто от обеда не оторвался. Как никто не обратил особого внимания на появление Умнова и Ларисы в сопровождении кооперативных владельцев кафе.
Их посадили за маленький столик в дальнем углу, предварительно сняв с него табличку «Заказан». Столик был покрыт грязноватой клетчатой скатертью, а в центре ее под перечно-солоночным комплектом и вовсе растеклось жирное пятно.
– Что будем кушать? – спросил Гиви. Гоги исчез – скрылся в кухне.
Умнов решил опять немного похамить. Хотя почему похамить? Что за привычные стереотипы? Не похамить, а покачать права, которые, как известно далеко не всем, у нас есть.
– Почему скатерть грязная? – мерзким тоном поинтересовался Умнов.
– Извини, дорогой, – сказал Гиви, – не успеваем. Нас мало, а люди, понимаешь, кушают некрасиво, культур-мультур не хватает, а прачечная долго стирает… Что кушать будем, скажи лучше?
«Культур-мультур» Умнова сильно насторожило: уж больно избитое выражение, тиражированное анекдотами, а тут – как из первых уст. Гиви вызывал смутное подозрение. В чем?.. Умнов пока не знал точного ответа.
– Смените скатерть, – ласково сказал Умнов. – У вас, мальчики, кафушка-то кооперативная, наши денежки – ваша прибыль. При такой системе клиент всегда прав. А если ему скажут, что он не прав, он уйдет. И унесет денежки. То есть прибыль. Разве не так?
– Ты прав, дорогой! – почему-то возликовал Гиви. – Ты клиент – значит, ты прав!..
Сметнул скатерть со стола, обнажив треснувший голубой пластик, упорхнул куда-то в подсобку, выпорхнул оттуда с чистой – расстелил, складки расправил, помимо солонки с перечницей, еще и вазочку с розой установил.
– Теперь красиво?
– Теперь красиво, – подтвердил Умнов. – Главное, чисто. Так что кушать будем, а, Лариса?
Во время мимолетного конфликта Лариса хранила выжидательное молчание. Умнов заметил: переводила глаза с него на Гиви и – не померещилось ли часом? – чуть усмехалась уголком рта. А может, и забавляла ее ситуация: клиент частника дрючит. Это вам не НЭП забытый! Это вам развитой социализм! Решились доить советских граждан с попущения Советской же власти – давай качество! У-у, жу-у-лье усатое!..
Но скорей всего ничего такого Лариса не думала. Это Умнов сочинил ей, комсомольской Дочери, классовую ненависть к частникам. А ей, похоже, и впрямь забавно было: кто кого? И какая ненависть могла возникнуть, если окрошка была холодной, острой и густой?
– Вкусно, – сказал Умнов.
– Окрошку трудно испортить, – тон у Ларисы был намеренно безразличным.
А ведь ответила так, чтобы поддеть кооперативных кулинаров, шпильку им в одно место…
– Слушай, Лариса, – Умнов оторвался от первого, – тебе что, эти парни не нравятся, да? Почему, подруга?
– Еще чего!.. – совсем по-бабски фыркнула Лариса, но спохватилась, перешла на официальные рельсы: – Нравится, не нравится – это, Андрюша, не принцип оценки человека в деле. Как он делает свое дело – вот принцип…
– А как они его делают?
– Гиви и Гоги?.. – помолчала. Потом сказала странно: – Свое дело они делают…
– Я спросил: как?
– Как надо, – выделила голосом.
– А как надо? – тоже выделил. – И кому?
– Как – это понятно, – улыбнулась Лариса, – прописная истина… А вот кому… Не могу сказать, Андрюша…
– Не знаешь?
Посмотрела ему прямо в глаза – в упор. А он – уж на что жох по женской части! – ничего в ее глазах не прочел: два колодца, что на дне – неизвестно… Усмехнулся про себя: тогда уж не два колодца, а два ствола. Пистолетных или каких?..
Повторила:
– Не могу сказать… – И радостно, прерывая скользкую, как оказалось, тему: – А вот и Гиви!
Ладно, временно отступил Умнов, я тебя еще достану, тихушницу…
Гиви принес заказанные шашлыки. На длинных шампурах нацеплены были вкусные на вид куски баранины, переложенные кольцами лука. Гиви, явственно пыхтя, сдирал их с шампуров на тарелки.
– А где помидоры? – склочно спросил Умнов. – Шашлык с помидорами жарят. Или не знаете?
– Вах, что за человек! – Гиви на секунду оторвался от тяжкой работенки. – То ему скатерть грязная, то ему помидоров нет!.. Не завезли помидоры, дорогой! Понимаешь русский язык: не завезли! Завтра приходи. А пока такой шашлык кушай. Такой шашлык тоже вкусный, – и метнул на стол две тарелки с шашлычными ломтями.
Акцент его – показалось или нет? – во время последней тирады стал явно слабее.
– Поешь шашлычок, Андрюшенька, – почти пропела Лариса, и в двух синих стволах-колодцах Умнов заметил явно веселые искорки, или, как принято нынче писать, смешинки, озорнинки, лукавинки, – он хоть и жестковат, но есть можно…
Она положила свою руку на умновскую, чуть сжала ее. Смотрела на Умнова без улыбки, строго, и тот почему-то отошел, смягчился, даже расслабился. Зацепил вилкой кусок баранины, подумал: мало того, что она – иллюзионистка, так еще и гипнотизировать может. И с чего это он сдался? Взглядом уговорила?..
Он посмотрел на Ларису.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Когда вернулся, Лариса по-прежнему ждала около машины.
– Как ноги? – в голосе ее была здоровая доза ехидства.
– Спасибо, хорошо, – мрачно ответил Умнов и полез в «Волгу». – Скажи этому истукану, что можно ехать.
В кафе их ждали. Два черноволосых и черноусых красавца южнокавказской наружности стояли у дверей кооператива «Дружба» и всем своим видом выражали суть упомянутого названия. Было в них что-то неуловимо бутафорское. Как в Ларисиных неформашках.
– Здравствуйте, мальчики, – сказала им Лариса. – Надеюсь, покормите? Местечко найдете?
– Ради вас, Ларисочка, всех других прогоним, – галантно заявил один усач с картинным акцентом. – Для вас все самое-самое отдадим, свое отдадим, голодными останемся – только чтоб вы красиво улыбались…
– Никого выгонять не надо, – строго сказала Лариса. – Ишь, раскокетничались… Знакомьтесь лучше. Это Андрей Николаевич, он из Москвы.
– Гиви, – представился первый усач.
– Гоги, – представился второй.
– Прошу вас, гости дорогие, – Гиви торжественно повел рукой. Гоги торжественно распахнул дверь. Умнов с Ларисой торжественно вошли в кафе.
Не хватает только свадебного марша, подумал Умнов.
И в ту же секунду невидимые стереоколонки исторгли легкое сипение, кратковременный хрип, стук, щелк – игла звукоснимателя рано встала на пластинку – и голос известного своим оптимизмом шоумена обрадовал публику сообщением об отъезде в Комарово, где – вспомнил Умнов – торгуют с полвторого.
Публика – а кафе было заполнено до отказа, свободных столиков Умнов не заметил – сообщение об отъезде шоумена приняла благосклонно, но равнодушно: никто от обеда не оторвался. Как никто не обратил особого внимания на появление Умнова и Ларисы в сопровождении кооперативных владельцев кафе.
Их посадили за маленький столик в дальнем углу, предварительно сняв с него табличку «Заказан». Столик был покрыт грязноватой клетчатой скатертью, а в центре ее под перечно-солоночным комплектом и вовсе растеклось жирное пятно.
– Что будем кушать? – спросил Гиви. Гоги исчез – скрылся в кухне.
Умнов решил опять немного похамить. Хотя почему похамить? Что за привычные стереотипы? Не похамить, а покачать права, которые, как известно далеко не всем, у нас есть.
– Почему скатерть грязная? – мерзким тоном поинтересовался Умнов.
– Извини, дорогой, – сказал Гиви, – не успеваем. Нас мало, а люди, понимаешь, кушают некрасиво, культур-мультур не хватает, а прачечная долго стирает… Что кушать будем, скажи лучше?
«Культур-мультур» Умнова сильно насторожило: уж больно избитое выражение, тиражированное анекдотами, а тут – как из первых уст. Гиви вызывал смутное подозрение. В чем?.. Умнов пока не знал точного ответа.
– Смените скатерть, – ласково сказал Умнов. – У вас, мальчики, кафушка-то кооперативная, наши денежки – ваша прибыль. При такой системе клиент всегда прав. А если ему скажут, что он не прав, он уйдет. И унесет денежки. То есть прибыль. Разве не так?
– Ты прав, дорогой! – почему-то возликовал Гиви. – Ты клиент – значит, ты прав!..
Сметнул скатерть со стола, обнажив треснувший голубой пластик, упорхнул куда-то в подсобку, выпорхнул оттуда с чистой – расстелил, складки расправил, помимо солонки с перечницей, еще и вазочку с розой установил.
– Теперь красиво?
– Теперь красиво, – подтвердил Умнов. – Главное, чисто. Так что кушать будем, а, Лариса?
Во время мимолетного конфликта Лариса хранила выжидательное молчание. Умнов заметил: переводила глаза с него на Гиви и – не померещилось ли часом? – чуть усмехалась уголком рта. А может, и забавляла ее ситуация: клиент частника дрючит. Это вам не НЭП забытый! Это вам развитой социализм! Решились доить советских граждан с попущения Советской же власти – давай качество! У-у, жу-у-лье усатое!..
Но скорей всего ничего такого Лариса не думала. Это Умнов сочинил ей, комсомольской Дочери, классовую ненависть к частникам. А ей, похоже, и впрямь забавно было: кто кого? И какая ненависть могла возникнуть, если окрошка была холодной, острой и густой?
– Вкусно, – сказал Умнов.
– Окрошку трудно испортить, – тон у Ларисы был намеренно безразличным.
А ведь ответила так, чтобы поддеть кооперативных кулинаров, шпильку им в одно место…
– Слушай, Лариса, – Умнов оторвался от первого, – тебе что, эти парни не нравятся, да? Почему, подруга?
– Еще чего!.. – совсем по-бабски фыркнула Лариса, но спохватилась, перешла на официальные рельсы: – Нравится, не нравится – это, Андрюша, не принцип оценки человека в деле. Как он делает свое дело – вот принцип…
– А как они его делают?
– Гиви и Гоги?.. – помолчала. Потом сказала странно: – Свое дело они делают…
– Я спросил: как?
– Как надо, – выделила голосом.
– А как надо? – тоже выделил. – И кому?
– Как – это понятно, – улыбнулась Лариса, – прописная истина… А вот кому… Не могу сказать, Андрюша…
– Не знаешь?
Посмотрела ему прямо в глаза – в упор. А он – уж на что жох по женской части! – ничего в ее глазах не прочел: два колодца, что на дне – неизвестно… Усмехнулся про себя: тогда уж не два колодца, а два ствола. Пистолетных или каких?..
Повторила:
– Не могу сказать… – И радостно, прерывая скользкую, как оказалось, тему: – А вот и Гиви!
Ладно, временно отступил Умнов, я тебя еще достану, тихушницу…
Гиви принес заказанные шашлыки. На длинных шампурах нацеплены были вкусные на вид куски баранины, переложенные кольцами лука. Гиви, явственно пыхтя, сдирал их с шампуров на тарелки.
– А где помидоры? – склочно спросил Умнов. – Шашлык с помидорами жарят. Или не знаете?
– Вах, что за человек! – Гиви на секунду оторвался от тяжкой работенки. – То ему скатерть грязная, то ему помидоров нет!.. Не завезли помидоры, дорогой! Понимаешь русский язык: не завезли! Завтра приходи. А пока такой шашлык кушай. Такой шашлык тоже вкусный, – и метнул на стол две тарелки с шашлычными ломтями.
Акцент его – показалось или нет? – во время последней тирады стал явно слабее.
– Поешь шашлычок, Андрюшенька, – почти пропела Лариса, и в двух синих стволах-колодцах Умнов заметил явно веселые искорки, или, как принято нынче писать, смешинки, озорнинки, лукавинки, – он хоть и жестковат, но есть можно…
Она положила свою руку на умновскую, чуть сжала ее. Смотрела на Умнова без улыбки, строго, и тот почему-то отошел, смягчился, даже расслабился. Зацепил вилкой кусок баранины, подумал: мало того, что она – иллюзионистка, так еще и гипнотизировать может. И с чего это он сдался? Взглядом уговорила?..
Он посмотрел на Ларису.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26