Тем временем Александр I со своим верным другом Аракчеевым вечерами просиживал над составлением нескольких необычных планов. Мнение европейских монархов о силе русского оружия польстило Александру. Русская армия не представляла собой чего-либо целого, но в каждой оккупационной армии союзников были русские корпуса, как самые надежные части. И командиры союзных войск с величайшей готовностью обеспечивали русскому крестьянину в мундире возможность умирать от французских ядер и пуль в первых рядах союзных армий. Русский царь обычно проводил время с бароном Штейном и Аракчеевым. Эта прекрасная дружба трех политиков имела особую задачу. Немецкий министр Штейн был в то же время главой русских гражданских властей, назначенных Александром в Литве, Польше и по всей территории Германии. Штейн вел пропаганду во французских тылах. Он отгрызал крупные куски наполеоновской армии, подкупами превращая солдат в дезертиров. Аракчеев вел переговоры с французскими командирами, сторговываясь с ними через специальных агентов о способах и сроках платежей за работу по развалу армии.
31 декабря 1813 года Анри Бейль получил приказ выехать вместе с чрезвычайным комиссаром Сен-Вальером на юг Франции для осмотра савойской границы. Бейль поехал с неохотой, но Сен-Вальер оказался превосходным спутником, умным собеседником и великим лентяем. Делая большие и страшные глаза, разводя руками, он просил Бейля вывести его из затруднительного положения:
– Я ничего не понимаю в южанах, друг мой, делайте все сами. Я преклоняюсь перед вашими военными талантами.
И вот, внезапно оживившись после года вялости и скуки, Бейль загорелся огнем решимости. Его спутник от Гренобля до Каружа – Ромэн Коломб – в полном восхищении писал о нем: «У Анри ясные и живые глаза, с таким великолепным огоньком насмешки и быстрым охватом того, на что они смотрят! Живая и горячая восприимчивость чувствуется в нем, когда эти несколько необычные, не то синие, не то аметистовые глаза переходят с письменного стола, на котором лежат кроки, на сенатора Сен-Вальера. Как лучший топограф, Бейль сам делает эти кроки: маленькие и большие картографические наброски горных местностей к востоку от Гренобля. Работа кипит в руках. Бейль производит наборы, регулирует движение отрядов, но главным образом „с любопытством предается большой игре, к которой сам Наполеон допустил его впервые“. Пусть мелкие огорчения иногда заставляют Бейля поднимать в изломе брови – обычное выражение досады, – это никогда не бывает надолго
Бонапартовский декрет о назначении Бейля прибавил к его фамилии дворянскую частицу «де». И когда печатные афиши с подписью чрезвычайного комиссара «де Сен-Вальера» и «де Бейля» появляются на улицах его родного города, местные лавочники, парикмахер и молодой аббат вперегонку стараются выскоблить на афишах эту частичку «де». Однажды Бейль получил эту афишу в конверте. Против частицы «де» стоял огромный знак вопроса и крупными буквами было написано – «Опечатка типографии или глупая шутка, неуместная в наших печальных обстоятельствах?»
Это – мелкие укусы провинциальных москитов. Гораздо хуже обстоит дело с отцом. Старый Керубин менее, чем когда-либо, проявляет черты характера, соответствующие его имени: это не «херувим», а настоящий черт. Он отрицает получение от сына писем за подписью Шомет, в которых Анри просит ускорить «известное им обоим дело». Старик говорит:
– Ты напрасно хлопочешь. Император не сделает тебя бароном, и то дело, о котором ты писал…
– Ах, так вы все-таки получили мои московские письма?
– Да нет же, красный осел! Не получал я твоих шометовских корреспонденции Но, впрочем, и без них все ясно. Ты рассчитываешь на баронский титул и хочешь, чтобы я выделил тебе майоратную часть наследства Ты знаешь, что я помещик, а не дворянин, что я готов Полину и Зинаиду обидеть ради тебя, чертова башня! Но ты, конечно, должен возместить мне расходы, понесенные на покупке разоренных революцией дворянских имений. Ты заплатишь мне сорок пять тысяч франков за имение, купленное мной у Сальвенга, и, пока он живет и занимает дом на площади Гренетта, ты получишь верхний этаж, платя за него тысячу двести франков. Ну, а потом будешь платить шестьсот франков моей любезной госпоже Гинэ. Я хочу прожить долго и на твой счет!
Старик был неумолим. Условия были настолько жестки, что Бейль жаловался за ужином Сен-Вальеру и Коломбу на чрезвычайную жадность отца. При этом «старик по-прежнему разъезжает то в Клэ, то в Сент-Измьер; во всех имениях – и на молочной ферме и в виноградной сторожке – ему прислуживают хорошенькие крестьянки. Крепкий старик. На это ему не жаль денег!»
– На что тебе этот проклятый Гренобль? – спрашивал Ромэн. – Мир наступает всегда, когда тетка Серафима тебя не видит.
– Да, тетка и отец… Это поразительный союз. Это какой-то небесный синклит. Два ангела. Херувим и серафим… Сведенборгов ад, где все объединяется во имя ненависти, а не во имя любви. Я глубоко убежден, что тетка гнала меня всю жизнь только потому, что я один догадывался о ее связи с моим отцом после смерти матери. До какой степени несхожи характеры моей матери и ее сестры Серафимы! Мне было девять лет, когда мать умерла. Она была бесконечно хороша, необычайно мила. Я до сих пор не могу передать того странного чувства, которое охватывало меня всякий раз, когда я видел ее живые глаза, трепещущую грудь и удивительные округлые, словно выточенные, локти с маленькими ямочками. Моя мать была самой красивой женщиной, которую я когда-либо знал. Она была умна, она была полна живых интересов, тонкого вкуса. У Ганьонов в ее комнате была масса итальянских книг, альбомов с римскими кипсеками и нот с неаполитанскими песнями. И рядом с этой, красавицей – ее сестра Серафима! Ужасная мерзавка!
– Ну, послушай, Анри! Ты сделал все, чтоб она тебя невзлюбила. Она всегда говорила, что ты ниспровергаешь авторитет семейной власти. Ты припомни, – впрочем, ты помнить этого не можешь, но она это хорошо помнит, – ты был в колыбели, госпожа дю Дюгаллан хотела поцеловать тебя, а ты до крови укусил ее щеку. Тебя назвали кровожадным. Тетка всегда рассказывает твои подвиги. Когда ее подруга Шенавац шла по тротуару, ты уронил с балкона кухонный нож и едва ее не убил. Тебе было тогда три года, но тетка убеждена, что эти способности в тебе остались и теперь. Она и сейчас говорит, что ты кончишь дни на виселице или за решеткой.
Сен-Вальер, писавший письмо за обеденным столом, расхохотался. Семейная беседа прекратилась. Ромэн впустил молодого человека, приехавшего из Седьмой дивизии. Это был секретный агент. Он сообщил о том, что в дивизии ежедневно исчезает оружие и что офицеры не все одинаково реагируют на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181