Наш багаж уже в трюме!
— А я вам говорю — сойдем!
— Но ведь мы уже заплатили за проезд!
При мысли о потере такой суммы мадам Дезирандель мертвенно побледнела.
— Наша матрона, кажется, выбрасывает белый флаг! — заметил Жан.
— Точно, сдается! — заключил Марсель.
Мадам Дезирандель и вправду отказалась от своей затеи, но зато облегчила душу бессмысленными упреками.
— Ох уж этот Дардантор! Совершенно неисправим! Никогда не является туда, где должен быть! Вместо того чтобы отправиться на пароход, идет к какому-то Пигорену! Спрашивается, зачем? А теперь вот... что мы будем делать в Оране одни? — причитала дама.
— Вероятно, дождемся его у мадам Элиссан, — ответил месье Дезирандель. — Дардантор же прибудет туда следующим пароходом. Возможно, сядет на него в Марселе!
— Ну и Дардантор!.. Ну и Дардантор! — повторяла женщина. — О, если бы речь шла не о нашем сыне!.. Не о счастье Агафокла...
Но беспокоился ли о своей судьбе этот ничтожный малый? Нет, он не давал никакого повода для подобных предположений. Треволнения родителей явно не трогали его.
Что же касается мадам Дезирандель, то от усиливавшейся качки у нее едва достало сил со стоном вымолвить только два слова:
— В каюту!..
Матросы убрали трап. Отвалив от парапета, пароход, перед тем как взять курс в открытое море, описал небольшую дугу. Винт сделал первые обороты, и на поверхности старой гавани закипела белая пена. Раздались резкие гудки, возвещавшие о выходе парохода из гавани, с тем чтобы избежать случайного столкновения с встречным судном.
В последний раз месье Дезирандель окинул безнадежным взором провожавших, а затем взглянул на дальний край дамбы Фронтиньян.
— В каюту... в каюту! — бормотала мадам Дезирандель угасшим голосом.
Ее муж, крайне раздраженный случившимся, уставший от толкотни, охотно послал бы подальше месье Дардантора, а заодно и свою дражайшую половину. И все же он решил первым делом увести несчастную женщину в каюту и уговорить ее никуда оттуда не выходить.
Месье Дезирандель приподнял жену со скамьи, на которой та обессиленно распростерлась, и, обхватив за талию, помог ей при помощи горничной спуститься с юта на палубу для пассажиров. Наконец, протащившись мимо ресторана, супруги добрались до своей каюты, где бедняжку раздели, уложили и укрыли одеялами, чтобы она согрелась.
Завершив сию нелегкую операцию, месье Дезирандель вернулся на ют и гневным взором окинул побережье старой гавани.
Дардантора там не было, а если бы и оказался, то ничего уже не смог бы сделать, разве что бить себя в грудь, вопя: «Меа culpa!»
«Аржелес», ловко лавируя, дошел под приветственные возгласы зевак, толпившихся на краю дамбы и на молу Сен-Луи, до середины пролива, затем отклонился несколько левее, пропуская шхуну, направлявшуюся в гавань, и, наконец, оставил горловину позади. Капитан вновь развернул судно, чтобы пройти севернее волнореза и на малом ходу обогнуть мыс Сет.
ГЛАВА II,
в которой герой нашей истории будет представлен читателю без всяких околичностей.
— Вот и поплыли, — заметил Марсель, — навстречу...
— Неведомому, — подхватил Жан, — чтобы мы могли изучить его и открыть, как сказал Бодлер, что-то для себя новое!
— Неужто ты и в самом деле рассчитываешь на встречу с неведомым во время самого что ни на есть тривиального переезда из Франции в Африку, из Сета в Оран?..
— Не спорю, во время нашего тридцатишестичасового плавания первым и, возможно, единственным пунктом, который мы посетим, будет Оран. Но, отправляясь в путь, всегда ли знаешь, куда попадешь?..
— Разумеется, особенно когда тебя везут по заданному маршруту! Разве что на море несчастье случится...
— Да я же не об этом! — снисходительно произнес Жан. — К чему заранее настраиваться на столкновения судов, взрывы котлов или такое хорошенькое дельце, как двадцатилетняя робинзонада на безлюдном острове! Речь совсем о другом. Неизведанность, кстати, меня не пугающая, — это тот фон, на котором протекает наше существование, извечная тайна, начертанная в далекие античные времена на шкуре козы Амалтеи и записанная в великой небесной книге, недоступной для прочтения даже в самых сильных очках. Неизведанность — это ковчег, где хранятся наши предназначения, извлекаемые рукой судьбы наугад...
— Жан, прекрати поток метафор! — не выдержал Марсель. — Иначе не избежать мне морской болезни!
— Неизведанность — это загадочная декорация, скрытая за занавесом, который должен вот-вот подняться...
— Хватит, остановись! Не закусывай удила в самом начале пути! Не гарцуй на коне безудержных фантазий! Не несись вскачь, отпустив поводья!
— Эге, так и ты, сдается мне, заговорил метафорами!
— Ты прав. Давай-ка взглянем на вещи трезво. Мы сейчас ничем не рискуем. Как и остальные пассажиры, сели на пароход в Сете, чтобы доплыть до Орана, где вступим в ряды Седьмого африканского стрелкового полка. У каждого из нас в кармане по тысяче франков. Все весьма просто, вполне разумно и не оставляет места для неведомого со всеми его тайнами и загадками...
— Кто знает? — произнес философически Жан, начертав указательным пальцем в воздухе вопросительный знак.
Этот разговор, выявивший некоторые особенности в характере двух друзей, происходил в задней части юта, на скамье напротив проволочной сетки, из-за которой выглядывал мостик между грот— и фок-мачтами.
На боковых скамьях, складных табуретках и в заблаговременно зарезервированных за собой плетеных креслах, укрытых от слепящего солнца парусиновым тентом, разместились десятка два пассажиров, более чувствительных к покачиваниям «Аржелеса». Несколько закутанных в шали женщин, заранее смирившихся с неизбежными недомоганиями, расселись поближе к середине судна, где, как говорят, килевая качка ощущается не так сильно. То были матери с милыми, наивными детьми, мечтавшими побыстрее стать взрослыми.
Другие путешественники, легко переносившие слабую качку, тихо прогуливались по палубе, беседуя, покуривая и передавая друг другу корабельную подзорную трубу, позволявшую любоваться удалявшимся берегом, украшенным на западе величественным гребнем Пиренейских гор.
Среди них находились и месье Дезирандель со своим чадом. Отец лихорадочно вышагивал взад-вперед, то заламывая руки за спину, то воздевая их к небесам. Затем, облокотившись на поручни, принялся созерцать пенный шлейф за кормой «Аржелеса», будто столь желанный Дардантор, превратившись на время в тюленя, мог внезапно вынырнуть из бурлящей струи. Что же касается Агафокла, то он упорно выказывал полнейшее безразличие к переживаниям родителей; повергнутых в недоумение и скорбь.
Вокруг женщин вертелись горничные, а возле мужчин — юнги, ловившие каждый их жест, чтобы немедленно предложить свои услуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— А я вам говорю — сойдем!
— Но ведь мы уже заплатили за проезд!
При мысли о потере такой суммы мадам Дезирандель мертвенно побледнела.
— Наша матрона, кажется, выбрасывает белый флаг! — заметил Жан.
— Точно, сдается! — заключил Марсель.
Мадам Дезирандель и вправду отказалась от своей затеи, но зато облегчила душу бессмысленными упреками.
— Ох уж этот Дардантор! Совершенно неисправим! Никогда не является туда, где должен быть! Вместо того чтобы отправиться на пароход, идет к какому-то Пигорену! Спрашивается, зачем? А теперь вот... что мы будем делать в Оране одни? — причитала дама.
— Вероятно, дождемся его у мадам Элиссан, — ответил месье Дезирандель. — Дардантор же прибудет туда следующим пароходом. Возможно, сядет на него в Марселе!
— Ну и Дардантор!.. Ну и Дардантор! — повторяла женщина. — О, если бы речь шла не о нашем сыне!.. Не о счастье Агафокла...
Но беспокоился ли о своей судьбе этот ничтожный малый? Нет, он не давал никакого повода для подобных предположений. Треволнения родителей явно не трогали его.
Что же касается мадам Дезирандель, то от усиливавшейся качки у нее едва достало сил со стоном вымолвить только два слова:
— В каюту!..
Матросы убрали трап. Отвалив от парапета, пароход, перед тем как взять курс в открытое море, описал небольшую дугу. Винт сделал первые обороты, и на поверхности старой гавани закипела белая пена. Раздались резкие гудки, возвещавшие о выходе парохода из гавани, с тем чтобы избежать случайного столкновения с встречным судном.
В последний раз месье Дезирандель окинул безнадежным взором провожавших, а затем взглянул на дальний край дамбы Фронтиньян.
— В каюту... в каюту! — бормотала мадам Дезирандель угасшим голосом.
Ее муж, крайне раздраженный случившимся, уставший от толкотни, охотно послал бы подальше месье Дардантора, а заодно и свою дражайшую половину. И все же он решил первым делом увести несчастную женщину в каюту и уговорить ее никуда оттуда не выходить.
Месье Дезирандель приподнял жену со скамьи, на которой та обессиленно распростерлась, и, обхватив за талию, помог ей при помощи горничной спуститься с юта на палубу для пассажиров. Наконец, протащившись мимо ресторана, супруги добрались до своей каюты, где бедняжку раздели, уложили и укрыли одеялами, чтобы она согрелась.
Завершив сию нелегкую операцию, месье Дезирандель вернулся на ют и гневным взором окинул побережье старой гавани.
Дардантора там не было, а если бы и оказался, то ничего уже не смог бы сделать, разве что бить себя в грудь, вопя: «Меа culpa!»
«Аржелес», ловко лавируя, дошел под приветственные возгласы зевак, толпившихся на краю дамбы и на молу Сен-Луи, до середины пролива, затем отклонился несколько левее, пропуская шхуну, направлявшуюся в гавань, и, наконец, оставил горловину позади. Капитан вновь развернул судно, чтобы пройти севернее волнореза и на малом ходу обогнуть мыс Сет.
ГЛАВА II,
в которой герой нашей истории будет представлен читателю без всяких околичностей.
— Вот и поплыли, — заметил Марсель, — навстречу...
— Неведомому, — подхватил Жан, — чтобы мы могли изучить его и открыть, как сказал Бодлер, что-то для себя новое!
— Неужто ты и в самом деле рассчитываешь на встречу с неведомым во время самого что ни на есть тривиального переезда из Франции в Африку, из Сета в Оран?..
— Не спорю, во время нашего тридцатишестичасового плавания первым и, возможно, единственным пунктом, который мы посетим, будет Оран. Но, отправляясь в путь, всегда ли знаешь, куда попадешь?..
— Разумеется, особенно когда тебя везут по заданному маршруту! Разве что на море несчастье случится...
— Да я же не об этом! — снисходительно произнес Жан. — К чему заранее настраиваться на столкновения судов, взрывы котлов или такое хорошенькое дельце, как двадцатилетняя робинзонада на безлюдном острове! Речь совсем о другом. Неизведанность, кстати, меня не пугающая, — это тот фон, на котором протекает наше существование, извечная тайна, начертанная в далекие античные времена на шкуре козы Амалтеи и записанная в великой небесной книге, недоступной для прочтения даже в самых сильных очках. Неизведанность — это ковчег, где хранятся наши предназначения, извлекаемые рукой судьбы наугад...
— Жан, прекрати поток метафор! — не выдержал Марсель. — Иначе не избежать мне морской болезни!
— Неизведанность — это загадочная декорация, скрытая за занавесом, который должен вот-вот подняться...
— Хватит, остановись! Не закусывай удила в самом начале пути! Не гарцуй на коне безудержных фантазий! Не несись вскачь, отпустив поводья!
— Эге, так и ты, сдается мне, заговорил метафорами!
— Ты прав. Давай-ка взглянем на вещи трезво. Мы сейчас ничем не рискуем. Как и остальные пассажиры, сели на пароход в Сете, чтобы доплыть до Орана, где вступим в ряды Седьмого африканского стрелкового полка. У каждого из нас в кармане по тысяче франков. Все весьма просто, вполне разумно и не оставляет места для неведомого со всеми его тайнами и загадками...
— Кто знает? — произнес философически Жан, начертав указательным пальцем в воздухе вопросительный знак.
Этот разговор, выявивший некоторые особенности в характере двух друзей, происходил в задней части юта, на скамье напротив проволочной сетки, из-за которой выглядывал мостик между грот— и фок-мачтами.
На боковых скамьях, складных табуретках и в заблаговременно зарезервированных за собой плетеных креслах, укрытых от слепящего солнца парусиновым тентом, разместились десятка два пассажиров, более чувствительных к покачиваниям «Аржелеса». Несколько закутанных в шали женщин, заранее смирившихся с неизбежными недомоганиями, расселись поближе к середине судна, где, как говорят, килевая качка ощущается не так сильно. То были матери с милыми, наивными детьми, мечтавшими побыстрее стать взрослыми.
Другие путешественники, легко переносившие слабую качку, тихо прогуливались по палубе, беседуя, покуривая и передавая друг другу корабельную подзорную трубу, позволявшую любоваться удалявшимся берегом, украшенным на западе величественным гребнем Пиренейских гор.
Среди них находились и месье Дезирандель со своим чадом. Отец лихорадочно вышагивал взад-вперед, то заламывая руки за спину, то воздевая их к небесам. Затем, облокотившись на поручни, принялся созерцать пенный шлейф за кормой «Аржелеса», будто столь желанный Дардантор, превратившись на время в тюленя, мог внезапно вынырнуть из бурлящей струи. Что же касается Агафокла, то он упорно выказывал полнейшее безразличие к переживаниям родителей; повергнутых в недоумение и скорбь.
Вокруг женщин вертелись горничные, а возле мужчин — юнги, ловившие каждый их жест, чтобы немедленно предложить свои услуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58