ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Например:
Ныне едет человек по дороге
и видит: лежит перед ним труп.
Он должен вернуться назад
и сказать в ближайшем селении:
«Я нашел нечто.
Там, на дороге, лежит труп.
И неизвестно, как умер тот человек».
Только гораздо позднее, в эпоху средневековья, стало традицией, следуя латинским образцам, писать тексты законов в абстрактной форме условного наклонения, вроде: «Если кто-то нашел труп, он должен заявить…» и пр. Но такой способ формулировать правила, обычный для нас, был совершенно чужд древнескандинавскому мышлению.
Люди мыслили не параграфами, а сходными, конкретными случаями из судебной практики, которые возникали в их сознании как серия образных ситуаций. История о человеке, нашедшем труп, развивается в миниатюрную кинодраму:
И спросили люди в селении:
«Кто же убийца, как не ты?»
В дальнейшем вопрос заключался в том, чтобы сделать наглядными ситуации, которые могут возникнуть, но сам диалог и конкретные детали заставляют современного читателя переживать текст закона как повествование о чем-то, что уже произошло. В еще большей степени это касается часто цитируемого примера из закона провинции Даларна, – о нанесении человеку телесных повреждений домашними животными:
Многое может причинить вред.
Даже петух способен убить человека.
Висит на стене топор,
Петух взлетел и сел на него,
Топор упал и вонзился в живот человеку,
И человек тот умер от раны.
Здесь описывается исключительный случай, который вряд ли происходил в действительности более одного раза. Но именно поэтому он может служить прецедентом, когда необходимо было определить меру ответственности владельцев домашних животных в более «нормальном» причинении вреда: если бодался бык, лягался конь, кусалась собака и пр. Однако история о петухе, благодаря ее особенному стилевому характеру, легко отпечатывалась в памяти как поговорка. Можно даже задаться вопросом, не являлись ли законы и пословицы одним и тем же жанром в древнескандинавской традиции: во всяком случае, они близки друг к другу. Стиль пословиц преобладает и в таких определениях, как это, из старшего вестготского закона:
Тот владеет зайцем, кто схватил его.
Тот владеет лисом, кто поднял его.
Тот владеет волком, кто загнал его.
Тот владеет медведем, кто связал его.
Тот владеет лосем, кто свалил его.
Тот владеет выдрой, кто поймал ее.
Такая аллитерационная скороговорка называется на древнеисландском «пула» и часто встречается в Эдде. Попадаются пулы и в ранних текстах законов многих других германских государств. Они относятся к той ушедшей эпохе, когда поэтический язык еще влиял на формулирование юридических понятий, причем в такой мере, что действительность подчас просто растворялась в метафорах. Ибо что, на самом деле, означает «схватить зайца»? Даже древние толкователи законов, скорее всего, находили, что эти выражения больше поэтические, нежели юридически точные. И напротив, вряд ли вызывало сомнение содержание этого общего правового принципа, который обрамлен выразительной скороговоркой: охотник имеет право на свою добычу (а не владелец земли, феодал охотника или же, к примеру, охотничье общество, к которому тот принадлежит). От вестгётского закона к основному закону страны
Запись устных провинциальных законов началась в западной Швеции, вероятно, под влиянием аналогичных тенденций в Дании и Норвегии. Самым ранним из письменных законов был старший вестгётский закон, составленный, очевидно, в 1220-е годы лагманом Эскилем, высокообразованным знатным человеком, имеющим хорошие отношения как с правителями страны, так и с иноземными культурными кругами. В своей усадьбе в провинции Вестергётланд он принимал самого Снорри Стурлусона, мастера исландской скальдической поэзии. Составление Эскилем законов, – эта искусно взвешенная смесь местной правовой традиции и заморской премудрости, – сделалось образцом для подражания у лагманов других провинций. После того как началась запись законов, текст лагмана Эскиля оброс различными приложениями, и уже в конце XIII века его сменила новая редакция, младший вестгётский закон.
Среди прочих провинциальных законов следует отдельно упомянуть эстгётский закон (т.е. провинции Эстергётланд; его первая редакция относится примерно к 1250 году), закон Упланда (составлен в 1296 году), закон Даларны и закон Сёдерманланда (оба составлены примерно в начале XIV века). Черты эпического повествования особенно явно прослеживаются в текстах законов Свеаланда, т.е. центральной части Швеции. Наряду с этим можно встретить следы иноземного влияния, особенно в законе Упланда: среди составителей этого закона были такие ученые и образованные церковники, как настоятель собора в Упсале Андреас Анд, магистр Парижского университета.
Особняком стоит закон Готланда, который был составлен еще в начале XIII века под датским влиянием и который тесно связан с «Сагой о гутах».
С появлением основного закона Магнуса Эрикссона все провинциальные законы около 1350 года утратили свое значение, однако закон страны заимствовал из них многие старинные формулировки, и прежде всего из Упландского закона. Некоторые из этих формулировок вошли даже в современные сборники правовых актов и отчасти определяют нашу юридическую терминологию и особый синтаксис языка законов. В этом смысле можно сказать, что родовое общество все еще продолжает жить в законах современного шведского общества всеобщего благоденствия. К сожалению, образные поэтические выражения исчезли без следа под тяжестью канцелярского языка поздних веков. От скальда к поэту
Вдревнешведском языке нет слова, которое соответствовало бы современному «писатель»: похоже, что такого понятия тогда не существовало. В то же время имелись другие слова, обозначавшие в той или иной степени сходные понятия, относящиеся к культурной традиции.
Почтительное обращение «скальд» возникло именно в эпоху древности, но изначально этим словом, вероятнее всего, называли «хулителей», «сочинителей хулы», которые «поносили» других в поэтической форме (ср. англ. «scold», нем. «schelten»). В эпоху викингов словом «skald», т.е. его западноскандинавской формой, – называли поэтов, в особенности исландских, которые входили в свиту скандинавских конунгов и сочиняли как хвалебные песни, так и хулительные, или ниды. В шведских рунических надписях слово «скальд» иногда употребляется как прозвище, например, «Ульф-скальд», но после введения в стране христианства оно исчезает и появится вновь только после ётского возрождения XVII века, когда оно и приобретет свое нынешнее, обобщенное значение.
Средневековая церковь ввела в обиход слово «поэт» (шв. «diktare»), происходящее от латинского и означающее кого-то, кто предписывает, диктует (слово «диктатор» – родственное ему).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13