Это последнее обвинение было наиболее распространено и преследовало патриота-саксонца до самой смерти.
Однажды за столом Эдуарда он внезапно упал в обморок, и этот случай послужил темой для романического и весьма сомнительного, хотя и повторяемого многими историками, рассказа. Они передают, что один из слуг, разливая напитки, оступился, поскользнулся, но от падения удержался, опершись на другую ногу.
– Вот, – улыбаясь сказал королю Годвин, – брат явился на помощь брату.
– Без сомнения, – возразил Эдуард, бросая на саксонца многозначительный взгляд, – брат нуждается в брате, и если бы Бог дал, чтобы брат мой был жив!
– Король! – воскликнул Годвин. – Отчего, при малейшем воспоминании о своем брате ты сурово глядишь на меня? Если я, хотя бы и косвенным образом, способствовал его несчастию, то пусть не даст мне Небесный Царь проглотить этот кусочек хлеба!
Тут Годвин, говорят авторы этого повествования, положил в рот хлеб и тотчас же подавился. Но в действительности, его смерть не была так скоропостижна, – упавши со своего кресла и вынесенный двумя своими сыновьями Тости и Гуртом, он умер пять дней спустя.
Вообще, рассказы об этих событиях расходятся, смотря по тому, нормандец ли писал их или англичанин. «Я вижу всегда перед собой два пути и два противоположных суждения, – говорит один историк, живший менее, чем век спустя, – пусть будут предупреждены мои читатели об опасности, в которой нахожусь я сам». Спустя несколько времени после кончины Годвина, умер нортумбрийский эрл Сивард, который сначала принадлежал к партии, противной Годвину, но в последствии подал голос за примирение и за изгнание чужеземцев. По происхождению он был датчанин и его прозвали Сивардом Силачом; долгое время показывали огромный камень, который, как говорят, он разрубил на две части одним ударом боевого топора. Заболев кровавым поносом и чувствуя приближение смерти, он сказал окружающим: «Подымите меня, чтобы я умер стоя, а не присев на корточки, как корова; наденьте на меня кольчугу, покройте голову шлемом, положите в левую руку щит, а в правую – мой золоченый топор, чтобы я умер в вооружении». Сивард оставил после себя сына, слишком еще юного, чтобы наследовать ему в управлении Нортумбрией. Должность эта была поручена Тости, третьему сыну Годвина.
Старший сын Гарольд заместил своего отца в управлении графством, расположенным, к югу от Темзы, а наместничество в восточных провинциях, которыми он управлял до того времени, предоставил наместнику Мерсии, Альвгару сыну Леофрика.
Гарольд в то время по могуществу и военным талантам был первым в своей стране. Он оттеснил к прежним границам жителей графства Валлийского, которые, ободренные неспособностью Эдуардова племянника, француза Рауля, совершили несколько набегов. Рауль правил областью, пограничной с Гёрфредом, и под его начальством собралась толпа оставшихся, благодаря терпимости, в Англии соотечественников. В охранении чужой, не принадлежавшей ему страны, он выказал мало умения; пользуясь правом эрла, он призывал саксонцев к оружию, чтобы заставить сражаться, против обыкновения их племени, верхами. Англичане, оттесненные лошадьми и покинутые своим вождем, который при первой опасности обратился в бегство, не сопротивлялись совершенно валлийцам; области, соседние с Гёрфредом, были захвачены, а самый город – разграблен. Тогда-то с юга Англии явился Гарольд. Он прогнал кембрийцев далеко за их границы и принудил дать клятву, что они их не будут больше переступать, и принять за закон следующее: всякому из их племени, кого только найдут с оружием в руках к востоку от укрепления Оффа, будет отрублена правая рука. Саксонцы со своей стороны воздвигли другое, параллельное укрепление и что находившаяся между ними область стала как бы свободной для торговли. Археологи полагают, что можно еще распознать следы этой двойной оборонительной линии, а по возвышенностям кое-какие следы древних укреплений, построенных с запада бретонцами, а с востока – англичанами.
В то время, как возрастала слава Гарольда на юге среди англосаксов, брат его Тости был далек от того, чтобы возбудить в англодатчанах севера любовь к себе. Хотя и датчанин по матери, Тости вследствие ложной национальной гордости с подчиненными ему по неволе обращался лучше, нежели с гражданами, подчинившимися добровольно. Без всякого повода нарушал он их наследственные обычаи, брал непомерную дань и велел казнить без суда людей, навлекавших на себя его подозрение. После нескольких лет терпение жителей Нортумбрии истощилось, и войска под предводительством двух лиц, пользовавшихся большой известностью в стране, внезапно появились у ворот Йорка, где был Тости. Граф бежал, но его таны, саксонцы и датчане по происхождению, в большом числе были преданы смерти. Восставшие, собрав великий Совет, объявили сына Годвина низверженным и вне закона. Моркар, один из сыновей того Альвгара, который после смерти своего отца Леофрика сделался эрлом всей Мерсии, был избран в преемники Тости. Он явился в Йорк, стал во главе войска и погнал Тости к югу. Брат Моркара Эдвин, эрл Галлии, чтобы поддержать брата, набрал воинов в своей стране и даже один отряд кембрийцев, нанятых им за деньги; последних вместе с тем побуждало желание удовлетворить чувство национальной вражды, сражаясь против саксонцев, хотя бы и под саксонским же знаменем. При известии об этом король Эдуард велел Гарольду отправиться навстречу восставшим войскам. Гордость и, естественное в могущественных лицах, отвращение ко всякому проявлению народом самостоятельности, должны были, казалось, сделать Гарольда непримиримым врагом, изгнавших Тости, кембрийцев и избранного ими эрла. Но сын Годвина показал себя выше подобных низменных страстей и, прежде чем обнажить меч против своих соотечественников, завязал с нортумбрийцами переговоры. Те изложили свои беды и мотивы восстания. Гарольд пытался оправдать брата и обещал от имени Тости лучшее поведение в будущем, если население Нортумбрии извинит его и примет снова; но жители изъявили единодушный протест против какого-либо примирения с тем, кто их тиранил. «Мы рождены свободными, – говорили они, – и воспитаны в свободе. Надменный граф для нас непереносим, так как наши предки приучили нас или жить, пользуясь свободой, или умереть». Они избрали самого Гарольда для сообщения их ответа королю. Гарольд, ставя справедливость и спокойствие страны выше интересов родного брата, возвратился к Эдуарду и сам дал клятву мира, дарованного королем, с подтверждением изгнания Тости и избрания сына Альвгара.
Тости, недовольный королем Эдуардом и покинувшими его соотечественниками и своим братом, которого он считал обязанным защищать его интересы, не глядя на то, справедливо ли это или нет, с ненавистью в сердце отправился к графу Фландрскому, на дочери которого был женат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Однажды за столом Эдуарда он внезапно упал в обморок, и этот случай послужил темой для романического и весьма сомнительного, хотя и повторяемого многими историками, рассказа. Они передают, что один из слуг, разливая напитки, оступился, поскользнулся, но от падения удержался, опершись на другую ногу.
– Вот, – улыбаясь сказал королю Годвин, – брат явился на помощь брату.
– Без сомнения, – возразил Эдуард, бросая на саксонца многозначительный взгляд, – брат нуждается в брате, и если бы Бог дал, чтобы брат мой был жив!
– Король! – воскликнул Годвин. – Отчего, при малейшем воспоминании о своем брате ты сурово глядишь на меня? Если я, хотя бы и косвенным образом, способствовал его несчастию, то пусть не даст мне Небесный Царь проглотить этот кусочек хлеба!
Тут Годвин, говорят авторы этого повествования, положил в рот хлеб и тотчас же подавился. Но в действительности, его смерть не была так скоропостижна, – упавши со своего кресла и вынесенный двумя своими сыновьями Тости и Гуртом, он умер пять дней спустя.
Вообще, рассказы об этих событиях расходятся, смотря по тому, нормандец ли писал их или англичанин. «Я вижу всегда перед собой два пути и два противоположных суждения, – говорит один историк, живший менее, чем век спустя, – пусть будут предупреждены мои читатели об опасности, в которой нахожусь я сам». Спустя несколько времени после кончины Годвина, умер нортумбрийский эрл Сивард, который сначала принадлежал к партии, противной Годвину, но в последствии подал голос за примирение и за изгнание чужеземцев. По происхождению он был датчанин и его прозвали Сивардом Силачом; долгое время показывали огромный камень, который, как говорят, он разрубил на две части одним ударом боевого топора. Заболев кровавым поносом и чувствуя приближение смерти, он сказал окружающим: «Подымите меня, чтобы я умер стоя, а не присев на корточки, как корова; наденьте на меня кольчугу, покройте голову шлемом, положите в левую руку щит, а в правую – мой золоченый топор, чтобы я умер в вооружении». Сивард оставил после себя сына, слишком еще юного, чтобы наследовать ему в управлении Нортумбрией. Должность эта была поручена Тости, третьему сыну Годвина.
Старший сын Гарольд заместил своего отца в управлении графством, расположенным, к югу от Темзы, а наместничество в восточных провинциях, которыми он управлял до того времени, предоставил наместнику Мерсии, Альвгару сыну Леофрика.
Гарольд в то время по могуществу и военным талантам был первым в своей стране. Он оттеснил к прежним границам жителей графства Валлийского, которые, ободренные неспособностью Эдуардова племянника, француза Рауля, совершили несколько набегов. Рауль правил областью, пограничной с Гёрфредом, и под его начальством собралась толпа оставшихся, благодаря терпимости, в Англии соотечественников. В охранении чужой, не принадлежавшей ему страны, он выказал мало умения; пользуясь правом эрла, он призывал саксонцев к оружию, чтобы заставить сражаться, против обыкновения их племени, верхами. Англичане, оттесненные лошадьми и покинутые своим вождем, который при первой опасности обратился в бегство, не сопротивлялись совершенно валлийцам; области, соседние с Гёрфредом, были захвачены, а самый город – разграблен. Тогда-то с юга Англии явился Гарольд. Он прогнал кембрийцев далеко за их границы и принудил дать клятву, что они их не будут больше переступать, и принять за закон следующее: всякому из их племени, кого только найдут с оружием в руках к востоку от укрепления Оффа, будет отрублена правая рука. Саксонцы со своей стороны воздвигли другое, параллельное укрепление и что находившаяся между ними область стала как бы свободной для торговли. Археологи полагают, что можно еще распознать следы этой двойной оборонительной линии, а по возвышенностям кое-какие следы древних укреплений, построенных с запада бретонцами, а с востока – англичанами.
В то время, как возрастала слава Гарольда на юге среди англосаксов, брат его Тости был далек от того, чтобы возбудить в англодатчанах севера любовь к себе. Хотя и датчанин по матери, Тости вследствие ложной национальной гордости с подчиненными ему по неволе обращался лучше, нежели с гражданами, подчинившимися добровольно. Без всякого повода нарушал он их наследственные обычаи, брал непомерную дань и велел казнить без суда людей, навлекавших на себя его подозрение. После нескольких лет терпение жителей Нортумбрии истощилось, и войска под предводительством двух лиц, пользовавшихся большой известностью в стране, внезапно появились у ворот Йорка, где был Тости. Граф бежал, но его таны, саксонцы и датчане по происхождению, в большом числе были преданы смерти. Восставшие, собрав великий Совет, объявили сына Годвина низверженным и вне закона. Моркар, один из сыновей того Альвгара, который после смерти своего отца Леофрика сделался эрлом всей Мерсии, был избран в преемники Тости. Он явился в Йорк, стал во главе войска и погнал Тости к югу. Брат Моркара Эдвин, эрл Галлии, чтобы поддержать брата, набрал воинов в своей стране и даже один отряд кембрийцев, нанятых им за деньги; последних вместе с тем побуждало желание удовлетворить чувство национальной вражды, сражаясь против саксонцев, хотя бы и под саксонским же знаменем. При известии об этом король Эдуард велел Гарольду отправиться навстречу восставшим войскам. Гордость и, естественное в могущественных лицах, отвращение ко всякому проявлению народом самостоятельности, должны были, казалось, сделать Гарольда непримиримым врагом, изгнавших Тости, кембрийцев и избранного ими эрла. Но сын Годвина показал себя выше подобных низменных страстей и, прежде чем обнажить меч против своих соотечественников, завязал с нортумбрийцами переговоры. Те изложили свои беды и мотивы восстания. Гарольд пытался оправдать брата и обещал от имени Тости лучшее поведение в будущем, если население Нортумбрии извинит его и примет снова; но жители изъявили единодушный протест против какого-либо примирения с тем, кто их тиранил. «Мы рождены свободными, – говорили они, – и воспитаны в свободе. Надменный граф для нас непереносим, так как наши предки приучили нас или жить, пользуясь свободой, или умереть». Они избрали самого Гарольда для сообщения их ответа королю. Гарольд, ставя справедливость и спокойствие страны выше интересов родного брата, возвратился к Эдуарду и сам дал клятву мира, дарованного королем, с подтверждением изгнания Тости и избрания сына Альвгара.
Тости, недовольный королем Эдуардом и покинувшими его соотечественниками и своим братом, которого он считал обязанным защищать его интересы, не глядя на то, справедливо ли это или нет, с ненавистью в сердце отправился к графу Фландрскому, на дочери которого был женат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15