Может быть, ты заступишься за меня, попросишь главного скульптора царя защитить меня и взять к себе на работу?
– Тебе не потребуется мое посредничество, Тутмос, – просто сказал Ипу и поднялся. – Пойдем, Бак уже давно ждет тебя.
Пройдя через ворога в стене, окружавшей дом главного скульптора царя, Тутмос очутился как бы в совершенно новом мире. Как здесь просторно! Как аккуратно выглядит двор, обсаженный цветами и кустарниками.
Какая красивая аллея идет к главному зданию, колонны которого виднеются сквозь деревья.
Однако Ипу не ведет своего спутника прямо по аллее. Он проводит его через калитку во внутренней стене на хозяйственный двор. Тут стоят три огромных круглых зернохранилища с куполообразными крышами, а рядом печь для приготовления пищи, огонь в которой уже погашен. Тутмос не смог удержаться, чтобы не заглянуть в колодец, расположенный в тени нескольких акаций. О глубине колодца можно было судить по «журавлю». Длинный конец его, к которому на веревке привязано кожаное ведро, вздымался высоко к небу. К другому, более короткому, был привязан большой камень, уравновешивающий наполненное ведро.
В темном зеркале колодца Тутмос увидел свое отражение и испуганно отскочил назад. Неужели это он? Неужели эти глаза, ввалившиеся щеки, искаженный рот – все это его? Тутмос оглянулся на своего провожатого, но Ипу уже успел скрыться за калиткой, которую оставил открытой. Через нее растерянный Тутмос проник в третий двор.
Кучи каменных осколков и черепков разбросаны кругом. Несмотря на то, что наступил вечер и только слабая полоса света продолжала светиться на западе, Тутмосу удалось разглядеть еще не обработанные каменные глыбы и наполовину готовые статуи. К стенам низкой постройки, окружавшей двор, были прислонены огромные каменные плиты. Последние проблески света уже не позволили Тутмосу разглядеть следов их обработки.
– Мир тебе. Неджем! – приветствовал Ипу старика, только что вышедшего из одной двери. – Это я… Ипу… и со мной мой друг. Он будет сегодня ночевать у меня!
Тутмос не мог разобрать, что пробормотал старик своим беззубым ртом. Но слово «друг», только что произнесенное Ипу, наполнило благодарностью сердце юноши. Тутмос почувствовал, как кровь застучала у него в висках.
Ипу – старший мастер главного скульптора фараона. Поэтому он занимал отдельную комнату. На его кровати вполне хватало места для двоих. Около нее даже стояли две маленькие табуретки и маленький столик. Конечно, хижина старого Иути не была так богато обставлена. Им приходилось есть сидя на полу, а все свое скудное добро они прятали в глиняных горшках.
Как только Тутмос сел, Ипу, не говоря ни слова, вышел из каморки. Вскоре он вернулся, принес глиняную тарелку с только что поджаренной рыбой и поставил на столик.
– Под золой еще сохранилось немного угля, – сказал Ипу и положил на горячие угли лепешки.
Они стали есть при свете звезд, который проникал в комнату через открытую дверь. Потом, завернувшись в одеяла, улеглись спать.
Несмотря на страшную усталость, Тутмос долго не может уснуть. Крепко закрывает он глаза, пытаясь отогнать мелькающие перед ним картины. Но это плохо ему удается.
Вот он видит себя лежащим на голой земле в каменоломне. От ночного холода его защищает только нависшая над ним скала. Видит он и гробницу Небамуна, которую с таким трудом вырубал в скале. Однообразная, длящаяся по многу часов подряд работа, от которой болело все тело. Видит он и своего мастера, который подходит к нему и говорит только самое необходимое, давая очередные указания. Хотя Тутмос очень почитал своего мастера, между ними легла пропасть, через которую старик так и не перебросил мостика, не перебросил до того самого часа, когда вообще было уже поздно это делать.
И храм солнца видит Тутмос с его статуями царя, видит их каменные, неумолимые лики. Достаточно ли зорок его глаз, чтобы видеть правду, и достаточно ли тверда его рука, чтобы ее изобразить? Изо всех сил пытается он представить себе образ фараона, словно это может придать силу его рукам и оживить его фантазию. Но он не может отогнать и то, что уже неоднократно вставало перед ним. На него смотрят не узкие колющие глаза, а широко открытые, темные очи с веками, оттененными ресницами. Он не видит больше рта с толстыми губами, растянутыми в надменную улыбку. Перед ним совсем другой, красиво очерченный рот с рядом жемчужных зубов. Это девушка! Это та самая девушка, чье миловидное личико было первым человеческим лицом, однажды улыбнувшимся ему из мертвого комка глины. «Вот сюда я тебя привела», – услышал он ее голос.
«Она меня привела? – думает Тутмос, удивляясь. – Я ни разу не обменялся с ней словом! Я не знаю даже ее имени… – Ты мой друг… – Друг! Неужели она произнесла это слово? Друг, такой же, как Ипу? Ипу, лежащий рядом, чье протяжное дыхание звучит так мирно?»
Тутмос не может удержаться. Он привстает и смотрит на спящего. Нет, в комнате слишком темно, и он ничего не видит. И тем не менее Ипу ясно предстает перед глазами: открытое лицо и глаза, в которых светится доброе сердце. Он видит его твердый рот с тонкими губами и шрам на подбородке. «Я привел с собой друга», – сказал тогда Ипу старому Неджему.
И это Тутмос слышал не во сне. Это не было игрой воображения. Эти слова были живой действительностью! С самого раннего детства у Тутмоса не было никого, кому бы он мог высказать все, что лежало у него на душе, с кем бы мог поделиться своими мыслями. Никого у него не было! Когда мальчик хотел что-нибудь спросить, никто не отвечал ему, кроме его сердца! И наконец рядом с ним лежит человек, перед которым он, не таясь, мог бы открыть свою душу.
«Как хорошо, что он есть», – подумал Тутмос, опустился на лежанку и наконец заснул.
Сон юноши был так глубок, что утренний шум – громкие голоса во дворе и стук долот, звон которых разносился далеко вокруг, – не разбудил его. Только после того как Ипу потрогал его за плечо, Тутмос открыл глаза.
– Пора вставать! – сказал Ипу. – Скоро придет мастер.
Тутмос встал и пошел к колодцу. Он помылся в каменном желобе – поилке для скота. Вода обдала его утренней прохладой. «Наконец-то, – думает он, наконец-то все решится!» В этот момент калитка, ведущая в передний двор, открылась. Появился Бак, главный скульптор царя, – рослый, широкоплечий, с сухощавым лицом и властным взглядом.
– Так вот он какой – новоиспеченный художник! – сказал главный скульптор вместо приветствия. – Меня радует, что ты обдумал мое предложение. Работать над гробницами – это хорошо. Но выполнять царские заказы – еще лучше!
Тутмос пытается что-то объяснить мастеру. Но тот не дает ему произнести ни слова.
– Мне очень нужны хорошие рисовальщики, – говорит скульптор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Тебе не потребуется мое посредничество, Тутмос, – просто сказал Ипу и поднялся. – Пойдем, Бак уже давно ждет тебя.
Пройдя через ворога в стене, окружавшей дом главного скульптора царя, Тутмос очутился как бы в совершенно новом мире. Как здесь просторно! Как аккуратно выглядит двор, обсаженный цветами и кустарниками.
Какая красивая аллея идет к главному зданию, колонны которого виднеются сквозь деревья.
Однако Ипу не ведет своего спутника прямо по аллее. Он проводит его через калитку во внутренней стене на хозяйственный двор. Тут стоят три огромных круглых зернохранилища с куполообразными крышами, а рядом печь для приготовления пищи, огонь в которой уже погашен. Тутмос не смог удержаться, чтобы не заглянуть в колодец, расположенный в тени нескольких акаций. О глубине колодца можно было судить по «журавлю». Длинный конец его, к которому на веревке привязано кожаное ведро, вздымался высоко к небу. К другому, более короткому, был привязан большой камень, уравновешивающий наполненное ведро.
В темном зеркале колодца Тутмос увидел свое отражение и испуганно отскочил назад. Неужели это он? Неужели эти глаза, ввалившиеся щеки, искаженный рот – все это его? Тутмос оглянулся на своего провожатого, но Ипу уже успел скрыться за калиткой, которую оставил открытой. Через нее растерянный Тутмос проник в третий двор.
Кучи каменных осколков и черепков разбросаны кругом. Несмотря на то, что наступил вечер и только слабая полоса света продолжала светиться на западе, Тутмосу удалось разглядеть еще не обработанные каменные глыбы и наполовину готовые статуи. К стенам низкой постройки, окружавшей двор, были прислонены огромные каменные плиты. Последние проблески света уже не позволили Тутмосу разглядеть следов их обработки.
– Мир тебе. Неджем! – приветствовал Ипу старика, только что вышедшего из одной двери. – Это я… Ипу… и со мной мой друг. Он будет сегодня ночевать у меня!
Тутмос не мог разобрать, что пробормотал старик своим беззубым ртом. Но слово «друг», только что произнесенное Ипу, наполнило благодарностью сердце юноши. Тутмос почувствовал, как кровь застучала у него в висках.
Ипу – старший мастер главного скульптора фараона. Поэтому он занимал отдельную комнату. На его кровати вполне хватало места для двоих. Около нее даже стояли две маленькие табуретки и маленький столик. Конечно, хижина старого Иути не была так богато обставлена. Им приходилось есть сидя на полу, а все свое скудное добро они прятали в глиняных горшках.
Как только Тутмос сел, Ипу, не говоря ни слова, вышел из каморки. Вскоре он вернулся, принес глиняную тарелку с только что поджаренной рыбой и поставил на столик.
– Под золой еще сохранилось немного угля, – сказал Ипу и положил на горячие угли лепешки.
Они стали есть при свете звезд, который проникал в комнату через открытую дверь. Потом, завернувшись в одеяла, улеглись спать.
Несмотря на страшную усталость, Тутмос долго не может уснуть. Крепко закрывает он глаза, пытаясь отогнать мелькающие перед ним картины. Но это плохо ему удается.
Вот он видит себя лежащим на голой земле в каменоломне. От ночного холода его защищает только нависшая над ним скала. Видит он и гробницу Небамуна, которую с таким трудом вырубал в скале. Однообразная, длящаяся по многу часов подряд работа, от которой болело все тело. Видит он и своего мастера, который подходит к нему и говорит только самое необходимое, давая очередные указания. Хотя Тутмос очень почитал своего мастера, между ними легла пропасть, через которую старик так и не перебросил мостика, не перебросил до того самого часа, когда вообще было уже поздно это делать.
И храм солнца видит Тутмос с его статуями царя, видит их каменные, неумолимые лики. Достаточно ли зорок его глаз, чтобы видеть правду, и достаточно ли тверда его рука, чтобы ее изобразить? Изо всех сил пытается он представить себе образ фараона, словно это может придать силу его рукам и оживить его фантазию. Но он не может отогнать и то, что уже неоднократно вставало перед ним. На него смотрят не узкие колющие глаза, а широко открытые, темные очи с веками, оттененными ресницами. Он не видит больше рта с толстыми губами, растянутыми в надменную улыбку. Перед ним совсем другой, красиво очерченный рот с рядом жемчужных зубов. Это девушка! Это та самая девушка, чье миловидное личико было первым человеческим лицом, однажды улыбнувшимся ему из мертвого комка глины. «Вот сюда я тебя привела», – услышал он ее голос.
«Она меня привела? – думает Тутмос, удивляясь. – Я ни разу не обменялся с ней словом! Я не знаю даже ее имени… – Ты мой друг… – Друг! Неужели она произнесла это слово? Друг, такой же, как Ипу? Ипу, лежащий рядом, чье протяжное дыхание звучит так мирно?»
Тутмос не может удержаться. Он привстает и смотрит на спящего. Нет, в комнате слишком темно, и он ничего не видит. И тем не менее Ипу ясно предстает перед глазами: открытое лицо и глаза, в которых светится доброе сердце. Он видит его твердый рот с тонкими губами и шрам на подбородке. «Я привел с собой друга», – сказал тогда Ипу старому Неджему.
И это Тутмос слышал не во сне. Это не было игрой воображения. Эти слова были живой действительностью! С самого раннего детства у Тутмоса не было никого, кому бы он мог высказать все, что лежало у него на душе, с кем бы мог поделиться своими мыслями. Никого у него не было! Когда мальчик хотел что-нибудь спросить, никто не отвечал ему, кроме его сердца! И наконец рядом с ним лежит человек, перед которым он, не таясь, мог бы открыть свою душу.
«Как хорошо, что он есть», – подумал Тутмос, опустился на лежанку и наконец заснул.
Сон юноши был так глубок, что утренний шум – громкие голоса во дворе и стук долот, звон которых разносился далеко вокруг, – не разбудил его. Только после того как Ипу потрогал его за плечо, Тутмос открыл глаза.
– Пора вставать! – сказал Ипу. – Скоро придет мастер.
Тутмос встал и пошел к колодцу. Он помылся в каменном желобе – поилке для скота. Вода обдала его утренней прохладой. «Наконец-то, – думает он, наконец-то все решится!» В этот момент калитка, ведущая в передний двор, открылась. Появился Бак, главный скульптор царя, – рослый, широкоплечий, с сухощавым лицом и властным взглядом.
– Так вот он какой – новоиспеченный художник! – сказал главный скульптор вместо приветствия. – Меня радует, что ты обдумал мое предложение. Работать над гробницами – это хорошо. Но выполнять царские заказы – еще лучше!
Тутмос пытается что-то объяснить мастеру. Но тот не дает ему произнести ни слова.
– Мне очень нужны хорошие рисовальщики, – говорит скульптор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65