- Наконец-то,
мы добрались до главного. Молодец твой Марк! Вот и получается -
если не хочешь пережить мгновение ужаса от сознания самим собой
же загубленной жизни, то надо ежедневно, ежечасно помнить о бе-
лом мгновении. Вот послушай, как об этом сказал поэт...
Смертелен сон в ночи хрипевших
И не увидевших утра...
Чей это суд вершится сверху,
Чья кара в этот миг завершена?
Пора бы ей в лицо вглядеться,
Пора бы четко различить
В пустых глазницах холод смерти
И с нею жизнь свою сличить.
Раз все в сравненье познается,
Пусть будет познано вдвойне.
Я - Человек!
А это - Солнце!
И смерть противоречит мне!
Антон читал стихи тихо, только слегка повышая голос в удар-
ных местах.
- Чьи это стихи? - тоже тихо спросил Виктор.
- Есть один журналист, Валерий Истомин. Кстати, это его песня
"Неудержимо наступает старость". Помнишь, я тебе об этом говорил?
- Не помню, - Виктор отрицательно покачал головой.
- Истомин в чем-то похож на тебя, - сказал Антон. - Он окончил
Технологический институт, но где-то на третьем курсе обнаружил,
что есть такое искусство - кино. Кроме того, он обнаружил, что пер-
вые двадцать лет своей жизни он прожил бездарно, что знает он очень
мало, и начал наверстывать упущенное. Работал день и ночь. Надор-
вался и в результате попал в противотуберкулезный диспансер. Жена
ему попалась очень ревнивая, она заподозрила Валерия в измене и
решила отомстить ему с одним художником. Валерий хотел развестись
с ней, а она родила ему сына. В кино он теперь не стремится, а вот
стихи и рассказы пишет. И песни...
- А ты его откуда знаешь? - спросил Виктор.
- В горах виделись.
- А почему ты меня с ним не познакомил?
- Молод ты еще, - улыбнулся Антон. - Я имею ввиду, что ты еще
очень молод в своем духовном развитии. Вот выйдешь из больницы -
познакомлю... И не только с ним, есть у меня одна идея...
- А стихи или рассказы Валерия Истомина опубликованы?
- Как ты думаешь, Вика, сколько на свете одаренных людей?
Много. А одаренных и широко мыслящих? Этих уже можно пересчи-
тать, не по пальцам, но можно. А вот если к одаренности и уму при-
бавить бешеную работоспособность, крепкое, выносливое здоровье,
творческую среду, как у тебя с Марком и Петровым, верных друзей,
которые не бросят тебя в трудную минуту, жену, которая умеет гото-
вить и готова безропотно ходить в старых стоптанных сапогах вместо
импортных с подковами и вензелями, и наконец, удачу, тот счастли-
вый миг удачи, который щедро одарит тебя за все страдания - вот
тогда одаренность вырастает в одаренную личность, в талант, в ге-
ний. Валерий Истомин, бесспорно, одарен, он ищет ответа на сложные
вопросы, он хочет их найти... В отличие от него я, например, не об-
ладаю способностями к творчеству, но зато каждый год я поднимаюсь
с ним в горы. С ним и еще с несколькими друзьями. И когда ты сто-
ишь на вершине и весь мир внизу, под тобой, то понимаешь, что под-
няться на такую высоту могут лишь единицы.
- Возьми меня с собой в горы, Антон, - загорелся Виктор. - Возь-
ми. Я тебя никогда ни о чем не просил, возьми, пожалуйста.
- Научись сначала по равнине ходить. Давай выздоравливай и
помни: раз все в сравненьи познается - пусть будет познано вдвой-
не...
... Солнце зашло, и в сумерках стали призрачными, зыбкими ал-
леи Лефортовского парка, белые скамейки, серые внимательные гла-
за Антона и его слова... Зыбкими и двойными...
14
Такими же зыбкими, призрачными, как страшный давний сон,
казались Люсе воспоминания Виктора в солнечном свете весеннего
дня на Ленинских горах. Виктор говорил, рассказывал Люсе о себе и
сам искренне удивлялся перепетиям своей судьбы, был снисходителен
и терпим к хищному нраву Галины, клял себя за мальчишескую глу-
пость и заносчивость по отношению к Ивану Сергеевичу, восхищал-
ся Марком и Петровым, сдержанно, но с глубоким волнением благода-
рил Антона.
Виктор помянул добрым словом и своих родителей. Мама есть
мама, отец есть отец - как же рано они ушли в мир иной.
Виктор говорил правду Люсе, даже если слегка фантазируя, но
все равно правду. Он он не говорил всей правды. Не говорил и той
правды, которую знал, и той правды, которая существовала, но кото-
рую он не желал знать.
В рассказе Виктора случай с милиционером был просто нелепо-
стью, неприятной нелепостью, происшедшей только по вине тупого
служаки майора Савелова. Виктор не сказал Люсе, не признался ей,
что из отделения милиции он вышел другим человеком, что он не
сразу, но осознал, почувствовал в себе бессилие, беспомощность пе-
ред властью закона, ощутил страх за свою судьбу, за всю свою даль-
нейшую жизнь, которую мог свободно поломать майор Савелов, по-
ставив свою готическую подпись под приговором. Конечно же, майор
Савелов и не думал ломать судьбу гражданина Коробова, он просто
хотел внушить уважение, воспитать уважение у молодого человека к
нормам поведения в общественном месте. Чтобы молодой человек
понимал свою ответственность за свои поступки и как гражданин, и
как солдат, и как мужчина.
Виктор понял это, но по-своему. Майор Савелов олицетворял для
Виктора силу, с которой ни в коем случае нельзя вступать в конфликт
и с которой по возможности следует избегать любых соприкосновений.
Постепенно, с годами, у Виктора укоренилось убеждение, что помимо
милиции существуют и действуют также другие силы, с которыми
надо ладить любыми средствами, ценой любых уступок, ну, например,
хоть не такая уж грозная, но требующая постоянного внимания сила,
имеющаяся у начальства. И пусть для достижения своей личной цели
надо быть двойным или даже тройным лицемером, но все это оправ-
дано конечным результатом.
Выйдя из больницы с исправленным лицом, Виктор как бы надел
маску на лицо своей совести. Три долгих года, три года своей жизни,
впрочем Виктор потерял в тот период ощущение времени, понадоби-
лось ему, чтобы защитить кандидатскую диссертацию.
Для Виктора не существовало дня и ночи, он взял себе за прави-
ло не доверяться ни почте, ни курьеру, а ходил с любой бумажкой,
касающейся темы его диссертационной работы, сам. Вскоре в инсти-
туте и на экспериментальном заводе он знал всех и все знали его,
как скромного, увлеченного своей научной идеей, симпатичного парня.
С Иваном Сергеевичем Виктор был предельно благоразумен,
входил в его небольшой кабинетик всегда с раскрытой записной
книжкой, неукоснительно исполнял все указания и смиренно выслу-
шивал нудные сентенции своего начальника с видом благодарного
ученика, который так сильно нуждается в наставлениях своего мас-
тера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
мы добрались до главного. Молодец твой Марк! Вот и получается -
если не хочешь пережить мгновение ужаса от сознания самим собой
же загубленной жизни, то надо ежедневно, ежечасно помнить о бе-
лом мгновении. Вот послушай, как об этом сказал поэт...
Смертелен сон в ночи хрипевших
И не увидевших утра...
Чей это суд вершится сверху,
Чья кара в этот миг завершена?
Пора бы ей в лицо вглядеться,
Пора бы четко различить
В пустых глазницах холод смерти
И с нею жизнь свою сличить.
Раз все в сравненье познается,
Пусть будет познано вдвойне.
Я - Человек!
А это - Солнце!
И смерть противоречит мне!
Антон читал стихи тихо, только слегка повышая голос в удар-
ных местах.
- Чьи это стихи? - тоже тихо спросил Виктор.
- Есть один журналист, Валерий Истомин. Кстати, это его песня
"Неудержимо наступает старость". Помнишь, я тебе об этом говорил?
- Не помню, - Виктор отрицательно покачал головой.
- Истомин в чем-то похож на тебя, - сказал Антон. - Он окончил
Технологический институт, но где-то на третьем курсе обнаружил,
что есть такое искусство - кино. Кроме того, он обнаружил, что пер-
вые двадцать лет своей жизни он прожил бездарно, что знает он очень
мало, и начал наверстывать упущенное. Работал день и ночь. Надор-
вался и в результате попал в противотуберкулезный диспансер. Жена
ему попалась очень ревнивая, она заподозрила Валерия в измене и
решила отомстить ему с одним художником. Валерий хотел развестись
с ней, а она родила ему сына. В кино он теперь не стремится, а вот
стихи и рассказы пишет. И песни...
- А ты его откуда знаешь? - спросил Виктор.
- В горах виделись.
- А почему ты меня с ним не познакомил?
- Молод ты еще, - улыбнулся Антон. - Я имею ввиду, что ты еще
очень молод в своем духовном развитии. Вот выйдешь из больницы -
познакомлю... И не только с ним, есть у меня одна идея...
- А стихи или рассказы Валерия Истомина опубликованы?
- Как ты думаешь, Вика, сколько на свете одаренных людей?
Много. А одаренных и широко мыслящих? Этих уже можно пересчи-
тать, не по пальцам, но можно. А вот если к одаренности и уму при-
бавить бешеную работоспособность, крепкое, выносливое здоровье,
творческую среду, как у тебя с Марком и Петровым, верных друзей,
которые не бросят тебя в трудную минуту, жену, которая умеет гото-
вить и готова безропотно ходить в старых стоптанных сапогах вместо
импортных с подковами и вензелями, и наконец, удачу, тот счастли-
вый миг удачи, который щедро одарит тебя за все страдания - вот
тогда одаренность вырастает в одаренную личность, в талант, в ге-
ний. Валерий Истомин, бесспорно, одарен, он ищет ответа на сложные
вопросы, он хочет их найти... В отличие от него я, например, не об-
ладаю способностями к творчеству, но зато каждый год я поднимаюсь
с ним в горы. С ним и еще с несколькими друзьями. И когда ты сто-
ишь на вершине и весь мир внизу, под тобой, то понимаешь, что под-
няться на такую высоту могут лишь единицы.
- Возьми меня с собой в горы, Антон, - загорелся Виктор. - Возь-
ми. Я тебя никогда ни о чем не просил, возьми, пожалуйста.
- Научись сначала по равнине ходить. Давай выздоравливай и
помни: раз все в сравненьи познается - пусть будет познано вдвой-
не...
... Солнце зашло, и в сумерках стали призрачными, зыбкими ал-
леи Лефортовского парка, белые скамейки, серые внимательные гла-
за Антона и его слова... Зыбкими и двойными...
14
Такими же зыбкими, призрачными, как страшный давний сон,
казались Люсе воспоминания Виктора в солнечном свете весеннего
дня на Ленинских горах. Виктор говорил, рассказывал Люсе о себе и
сам искренне удивлялся перепетиям своей судьбы, был снисходителен
и терпим к хищному нраву Галины, клял себя за мальчишескую глу-
пость и заносчивость по отношению к Ивану Сергеевичу, восхищал-
ся Марком и Петровым, сдержанно, но с глубоким волнением благода-
рил Антона.
Виктор помянул добрым словом и своих родителей. Мама есть
мама, отец есть отец - как же рано они ушли в мир иной.
Виктор говорил правду Люсе, даже если слегка фантазируя, но
все равно правду. Он он не говорил всей правды. Не говорил и той
правды, которую знал, и той правды, которая существовала, но кото-
рую он не желал знать.
В рассказе Виктора случай с милиционером был просто нелепо-
стью, неприятной нелепостью, происшедшей только по вине тупого
служаки майора Савелова. Виктор не сказал Люсе, не признался ей,
что из отделения милиции он вышел другим человеком, что он не
сразу, но осознал, почувствовал в себе бессилие, беспомощность пе-
ред властью закона, ощутил страх за свою судьбу, за всю свою даль-
нейшую жизнь, которую мог свободно поломать майор Савелов, по-
ставив свою готическую подпись под приговором. Конечно же, майор
Савелов и не думал ломать судьбу гражданина Коробова, он просто
хотел внушить уважение, воспитать уважение у молодого человека к
нормам поведения в общественном месте. Чтобы молодой человек
понимал свою ответственность за свои поступки и как гражданин, и
как солдат, и как мужчина.
Виктор понял это, но по-своему. Майор Савелов олицетворял для
Виктора силу, с которой ни в коем случае нельзя вступать в конфликт
и с которой по возможности следует избегать любых соприкосновений.
Постепенно, с годами, у Виктора укоренилось убеждение, что помимо
милиции существуют и действуют также другие силы, с которыми
надо ладить любыми средствами, ценой любых уступок, ну, например,
хоть не такая уж грозная, но требующая постоянного внимания сила,
имеющаяся у начальства. И пусть для достижения своей личной цели
надо быть двойным или даже тройным лицемером, но все это оправ-
дано конечным результатом.
Выйдя из больницы с исправленным лицом, Виктор как бы надел
маску на лицо своей совести. Три долгих года, три года своей жизни,
впрочем Виктор потерял в тот период ощущение времени, понадоби-
лось ему, чтобы защитить кандидатскую диссертацию.
Для Виктора не существовало дня и ночи, он взял себе за прави-
ло не доверяться ни почте, ни курьеру, а ходил с любой бумажкой,
касающейся темы его диссертационной работы, сам. Вскоре в инсти-
туте и на экспериментальном заводе он знал всех и все знали его,
как скромного, увлеченного своей научной идеей, симпатичного парня.
С Иваном Сергеевичем Виктор был предельно благоразумен,
входил в его небольшой кабинетик всегда с раскрытой записной
книжкой, неукоснительно исполнял все указания и смиренно выслу-
шивал нудные сентенции своего начальника с видом благодарного
ученика, который так сильно нуждается в наставлениях своего мас-
тера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50