Но на вашем месте, мастер Натаниэль, я бы не мешала мальчику. Лучше всего предоставить больного человека самому себе, будь то ребенок или взрослый. Если больному не идти наперекор, для него это – как целебная трава для больной собаки.
Мнение Конопельки произвело на мастера Натаниэля большее впечатление, чем ему бы хотелось признать, но окончательно он сдался после разговора с капитаном Мамшансом, начальником полиции Луда.
Конница несла гарнизонную и полицейскую службу в городе, поэтому мастер Натаниэль поручил капитану отыскать Вилли Виспа.
Оказалось, что в полиции хорошо знали этого негодяя, и Мамшанс подтвердил слова Эндимиона Хитровэна. За те несколько месяцев, пока тот служил у мастера Натаниэля, этот подлец своими проделками действительно поставил в городе все с ног на голову. Но с тех пор, как он исчез во время святок, о нем ничего не было слышно и никто больше не видел его в Луде-Туманном. Мамшанс не смог обнаружить его следов.
Мастер Натаниэль курил и ворчал, жалуясь на бесполезность полиции, но в глубине души испытывал облегчение. Его мучил тайный страх, что Конопелька права, а Эндимион Хитровэн ошибается, и Ранульф в самом деле съел волшебный фрукт. Но лучше всего не думать об этом. Он боялся, что при столкновении с Вилли Виспом факты могут обнаружиться. Но что это Мамшанс ему рассказывает?
Похоже, что за последние месяцы потребление волшебных фруктов сильно увеличилось – в бедных кварталах, конечно.
– Это нужно прекратить, Мамшанс, слышите? – закипая от злости, кричал мастер Натаниэль. – И кроме того, контрабандисты, все эти сукины дети, до единого должны быть пойманы и посажены в тюрьму! Это и так слишком долго продолжается.
– Да, ваша милость, – бесстрастно ответил Мамшанс, – это тянется со времени моего предшественника, если ваша милость позволит мне так изъясниться (Мамшансу очень нравились длинные витиеватые обороты речи, но он побаивался слишком часто употреблять их в разговоре со старшими по чину), и существовало задолго до него. А считать, что мы лучше наших предшественников негоже. Я иногда думаю, что скорее можно попытаться поймать реку Пеструю и посадить ее в тюрьму, чем захватить этих контрабандистов. Ах, печальные нынче времена, ваша милость, печальные времена!.. Каждый подмастерье хочет стать хозяином, каждый купчишка – сенатором, любой грязный мальчишка думает, что может дерзить старшим! Понимаете, ваша милость, я многое вижу и слышу в сфере моей компетенции… Но то, что слышишь своими ушами и видишь своими глазами, – не совсем слова, так сказать, и не так-то просто рассказать кому-то, что ты замечаешь… Не проще, чем гусю рассказать, откуда он знает, что пойдет дождь, – и он хихикнул с извиняющимся видом. – Но я не удивлюсь, о нет, нисколько не удивлюсь, если узнаю, что назревает нечто.
– Клянусь Солнцем, Луной и Звездами, Мамшанс, вы говорите загадками! – раздраженно закричал мастер Натаниэль. – Что вы имеете в виду?
Мамшанс беспокойно переступил с ноги на ногу.
– Ну что ж, ваша милость, – начал он. – Дело обстоит так. Народ снова начинает проявлять огромный интерес к герцогу Обри. Все девушки носят какие-то безвкусные украшения с его портретом, в их чепцы воткнуты искусственный плющ и морской лук, и во всем городе нет ни одной убогой улицы, где бы попугаи, которых привозят матросы, не кричали из клетки о том, что герцог снова придет к власти… или еще какую-нибудь чепуху.
– Мой дорогой Мамшанс! – нетерпеливо перебил его мастер Натаниэль. – Этот мерзавец герцог Обри был правителем более двухсот лет назад и давно умер. Вы же не верите в то, что он снова оживет, или…
– Я не говорю, что он оживет, ваша милость. Но знаю, что если в Луде начинают о нем говорить, это предвещает беду. Я помню, как старый Трипсанд, командовавший кавалерией еще в годы моей юности, всегда говорил, что подобных разговоров было очень много перед Великой засухой.
– Вздор! – воскликнул мастер Натаниэль. Теории Мамшанса по поводу герцога Обри он выкинул из головы сразу же. Но его очень взволновало сказанное о волшебных фруктах, и он все больше убеждался в правоте Эндимиона Хитровэна, считавшего, что в Лебеди-на-Пестрой Ранульф будет дальше от искушения, чем в Луде.
Он имел еще одну беседу с Хитровэном, после чего было решено, что как только госпожа Златорада и Конопелька соберут Ранульфа в дорогу, тот немедленно отправится на ферму вдовы Бормоти. Эндимион Хитровэн сказал, что хотел пособирать травы в тех местах и с удовольствием поедет туда с мальчиком.
Конечно же, мастеру Натаниэлю хотелось бы отвезти Ранульфа самому, но по закону мэр мог покидать Луд только в случае служебной необходимости.
Вместо себя он решил отправить Люка Коноплина, парня лет двадцати, внучатого племянника старой Конопельки. Он работал в саду и всегда был преданным слугой Ранульфа.
И вот через неделю, прекрасным солнечным утром Эндимион Хитровэн приехал к Шантиклерам на лошади, чтобы забрать ожидавшего его с нетерпением Ранульфа. На мальчике были сапоги со шпорами, и выглядел он, как много месяцев назад.
Прежде чем Ранульф сел на лошадь, мастер Натаниэль, смахнув слезу, поцеловал его в лоб и прошептал:
– Черные грачи улетят, сынок, и ты вернешься загорелый, как моряк, здоровый, как ягодка, и веселый, как кузнечик. А если ты захочешь меня видеть, пришли только весточку с Люком, и я примчусь к тебе галопом, законно это или нет!
Из решетчатого окна под крышей появилась голова Конопельки в ночном чепце. Она трясла кулаком и кричала:
– Имей в виду, Люк, если не будешь заботиться о нашем мальчике, ты у меня получишь!
Пока эта небольшая кавалькада проезжала по мощеным булыжником улицам, многие провожали ее любопытными взглядами. Мисс Салат и мисс Рози, две миловидные дочери главного часовщика, возвращавшиеся с рынка, решили, что Ранульф выглядит на лошади очень мило.
– Хотя, – добавила мисс Рози, – говорят, он немного… странный, и как жаль, что он унаследовал от мэра эти рыжие волосы.
– Ну что ж, Рози, – отпарировала Салат, – по крайней мере, он не прячет их под черным париком, как один мой знакомый подмастерье!
И, запрокинув головку, она засмеялась.
Много женщин, глядя им вслед, посылали благословения Эндимиону Хитровэну, сожалея, что не он мэр и Верховный Сенешаль. А несколько мужчин сурового вида злобно выругали Ранульфа. Но матушка Тиббс, полусумасшедшая прачка, танцевавшая легче любой девушки, несмотря на свои сорок зим и лет, и, следовательно, имевшая большой успех на танцах в тавернах (а танцы играли важную роль в жизни на родных масс Луда-Туманного), так вот, сумасшедшая матушка Тиббс, пользовавшаяся дур ной репутацией, несмотря на свое до странности благородное и невинное лицо, бросила ему букет цветов и прокричала певучим звенящим голо сом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Мнение Конопельки произвело на мастера Натаниэля большее впечатление, чем ему бы хотелось признать, но окончательно он сдался после разговора с капитаном Мамшансом, начальником полиции Луда.
Конница несла гарнизонную и полицейскую службу в городе, поэтому мастер Натаниэль поручил капитану отыскать Вилли Виспа.
Оказалось, что в полиции хорошо знали этого негодяя, и Мамшанс подтвердил слова Эндимиона Хитровэна. За те несколько месяцев, пока тот служил у мастера Натаниэля, этот подлец своими проделками действительно поставил в городе все с ног на голову. Но с тех пор, как он исчез во время святок, о нем ничего не было слышно и никто больше не видел его в Луде-Туманном. Мамшанс не смог обнаружить его следов.
Мастер Натаниэль курил и ворчал, жалуясь на бесполезность полиции, но в глубине души испытывал облегчение. Его мучил тайный страх, что Конопелька права, а Эндимион Хитровэн ошибается, и Ранульф в самом деле съел волшебный фрукт. Но лучше всего не думать об этом. Он боялся, что при столкновении с Вилли Виспом факты могут обнаружиться. Но что это Мамшанс ему рассказывает?
Похоже, что за последние месяцы потребление волшебных фруктов сильно увеличилось – в бедных кварталах, конечно.
– Это нужно прекратить, Мамшанс, слышите? – закипая от злости, кричал мастер Натаниэль. – И кроме того, контрабандисты, все эти сукины дети, до единого должны быть пойманы и посажены в тюрьму! Это и так слишком долго продолжается.
– Да, ваша милость, – бесстрастно ответил Мамшанс, – это тянется со времени моего предшественника, если ваша милость позволит мне так изъясниться (Мамшансу очень нравились длинные витиеватые обороты речи, но он побаивался слишком часто употреблять их в разговоре со старшими по чину), и существовало задолго до него. А считать, что мы лучше наших предшественников негоже. Я иногда думаю, что скорее можно попытаться поймать реку Пеструю и посадить ее в тюрьму, чем захватить этих контрабандистов. Ах, печальные нынче времена, ваша милость, печальные времена!.. Каждый подмастерье хочет стать хозяином, каждый купчишка – сенатором, любой грязный мальчишка думает, что может дерзить старшим! Понимаете, ваша милость, я многое вижу и слышу в сфере моей компетенции… Но то, что слышишь своими ушами и видишь своими глазами, – не совсем слова, так сказать, и не так-то просто рассказать кому-то, что ты замечаешь… Не проще, чем гусю рассказать, откуда он знает, что пойдет дождь, – и он хихикнул с извиняющимся видом. – Но я не удивлюсь, о нет, нисколько не удивлюсь, если узнаю, что назревает нечто.
– Клянусь Солнцем, Луной и Звездами, Мамшанс, вы говорите загадками! – раздраженно закричал мастер Натаниэль. – Что вы имеете в виду?
Мамшанс беспокойно переступил с ноги на ногу.
– Ну что ж, ваша милость, – начал он. – Дело обстоит так. Народ снова начинает проявлять огромный интерес к герцогу Обри. Все девушки носят какие-то безвкусные украшения с его портретом, в их чепцы воткнуты искусственный плющ и морской лук, и во всем городе нет ни одной убогой улицы, где бы попугаи, которых привозят матросы, не кричали из клетки о том, что герцог снова придет к власти… или еще какую-нибудь чепуху.
– Мой дорогой Мамшанс! – нетерпеливо перебил его мастер Натаниэль. – Этот мерзавец герцог Обри был правителем более двухсот лет назад и давно умер. Вы же не верите в то, что он снова оживет, или…
– Я не говорю, что он оживет, ваша милость. Но знаю, что если в Луде начинают о нем говорить, это предвещает беду. Я помню, как старый Трипсанд, командовавший кавалерией еще в годы моей юности, всегда говорил, что подобных разговоров было очень много перед Великой засухой.
– Вздор! – воскликнул мастер Натаниэль. Теории Мамшанса по поводу герцога Обри он выкинул из головы сразу же. Но его очень взволновало сказанное о волшебных фруктах, и он все больше убеждался в правоте Эндимиона Хитровэна, считавшего, что в Лебеди-на-Пестрой Ранульф будет дальше от искушения, чем в Луде.
Он имел еще одну беседу с Хитровэном, после чего было решено, что как только госпожа Златорада и Конопелька соберут Ранульфа в дорогу, тот немедленно отправится на ферму вдовы Бормоти. Эндимион Хитровэн сказал, что хотел пособирать травы в тех местах и с удовольствием поедет туда с мальчиком.
Конечно же, мастеру Натаниэлю хотелось бы отвезти Ранульфа самому, но по закону мэр мог покидать Луд только в случае служебной необходимости.
Вместо себя он решил отправить Люка Коноплина, парня лет двадцати, внучатого племянника старой Конопельки. Он работал в саду и всегда был преданным слугой Ранульфа.
И вот через неделю, прекрасным солнечным утром Эндимион Хитровэн приехал к Шантиклерам на лошади, чтобы забрать ожидавшего его с нетерпением Ранульфа. На мальчике были сапоги со шпорами, и выглядел он, как много месяцев назад.
Прежде чем Ранульф сел на лошадь, мастер Натаниэль, смахнув слезу, поцеловал его в лоб и прошептал:
– Черные грачи улетят, сынок, и ты вернешься загорелый, как моряк, здоровый, как ягодка, и веселый, как кузнечик. А если ты захочешь меня видеть, пришли только весточку с Люком, и я примчусь к тебе галопом, законно это или нет!
Из решетчатого окна под крышей появилась голова Конопельки в ночном чепце. Она трясла кулаком и кричала:
– Имей в виду, Люк, если не будешь заботиться о нашем мальчике, ты у меня получишь!
Пока эта небольшая кавалькада проезжала по мощеным булыжником улицам, многие провожали ее любопытными взглядами. Мисс Салат и мисс Рози, две миловидные дочери главного часовщика, возвращавшиеся с рынка, решили, что Ранульф выглядит на лошади очень мило.
– Хотя, – добавила мисс Рози, – говорят, он немного… странный, и как жаль, что он унаследовал от мэра эти рыжие волосы.
– Ну что ж, Рози, – отпарировала Салат, – по крайней мере, он не прячет их под черным париком, как один мой знакомый подмастерье!
И, запрокинув головку, она засмеялась.
Много женщин, глядя им вслед, посылали благословения Эндимиону Хитровэну, сожалея, что не он мэр и Верховный Сенешаль. А несколько мужчин сурового вида злобно выругали Ранульфа. Но матушка Тиббс, полусумасшедшая прачка, танцевавшая легче любой девушки, несмотря на свои сорок зим и лет, и, следовательно, имевшая большой успех на танцах в тавернах (а танцы играли важную роль в жизни на родных масс Луда-Туманного), так вот, сумасшедшая матушка Тиббс, пользовавшаяся дур ной репутацией, несмотря на свое до странности благородное и невинное лицо, бросила ему букет цветов и прокричала певучим звенящим голо сом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69