Но о неотвратимости сражения, подумал я, лучше умолчать. В том, что священник не друг А-Раку, я не сомневался ни минуты, но откуда было мне знать, насколько глубоко бог может заглянуть в его сознание? Не надо пока сообщать ему, как далеко зашло дело. Быть может, если чудовище будет пребывать в заблуждении, что немного времени у него в запасе еще есть, его ответные действия не будут стремительными.
О подкреплении Мав, которое уже приближалось к Большой Гавани, как и о планах ведьмы начать боевые действия утром, я умолчал. Фурстен Младший вел их с Пандагоном совместное войско к северу, но только для того, чтобы занять позицию под городом и ждать начала битвы. Открой я тогда все без утайки, кто знает, каких жертв и прочих ужасов, возможно, удалось бы избежать? Но разве дано кому-нибудь хоть на миг приподнять завесу будущего?
Я поставил Пандагона в известность о том, что меня послала с поручением ведьма, которая везет к А-Раку его смертельного врага. Не умолчал и о том, что по профессии я вор и прибыл на Хагию с целью поживиться на свой манер, а теперь, когда ведьма послала меня вести переговоры с богом, нуждаюсь прежде всего в его прощении.
Пандагон приподнял бровь и поглядел на меня, глаза его лучились весельем.
– Мой старый друг Фурстен, подыскивая наемников нам на службу, узнал немало интересного о некоем Ниффте-Проныре из Кархман-Ра… Новость эта меня нисколько не удивила, как не удивило, несмотря на краткость нашего знакомства, и положение, которое другие члены гильдии воров единогласно признают за тобой.
Что мне еще оставалось, кроме как залиться краской смущения и отвесить полный признательности поклон? Одновременно я передал ему клочок истрепанного пергамента, на котором паучьей кровью было нацарапано несколько строк.
– Я должен прочесть А-Раку вот эти слова, которые ведьма написала кровью одного из его набольших сынов. О чем они, я и сам еще не знаю. Не окажешь ли мне честь, первым прочтя это?
Не успел священник дочитать вслух первую строку, как морщины озабоченности изгладились с его лба: он узнал стих. То, что он видел перед собой сейчас, было продолжением баллады, фрагмент которой я продал ему раньше.
Но смотри, чтоб одеяньем
Самому тебе не стать
Той, кого могилой брюха
Ввек тебе не напугать!
Как бы ни был ты завернут
В горя толстый палантин,
Все же будешь атакован
И убит врагом твоим.
Песнь войны стальные крылья
Пропоют тебе с небес,
И напрасны все усилья,
Знаешь сам – тебе конец.
Вот тогда, А-Рак могучий,
Обратится щит твой в цель,
И судьбою неминучей
Станет навсегда Пам-Пель!
Эти строки еще раз наполнили нас своим звоном, когда мы положили пергамент на стол и перечитали стих про себя. Затем мы переглянулись. Воинственный прелат обладал незаменимым для боевого командира даром схватывать все на лету, приспосабливая свою тактику к измененным обстоятельствам.
– Полагаю, это рассчитано на то, чтобы удержать его здесь, в центре паутины, внушив ему мысль, будто она совсем рядом и любая попытка нанести ответный удар бесполезна. В том, что он, хотя и смутно, чует ее приближение, сомнений быть не может. Этим предлогом я и воспользуюсь. Сейчас я пойду к алтарю и прочитаю там первые катрены, которые ты принес раньше, а потом объявлю, что ты просишь о личной аудиенции, чтобы сообщить остальное, и надеешься на особенно щедрый золотой подарок в качестве вознаграждения за проявленную тобой заботу о его безопасности. Думаю, он поверит и отблагодарит тебя, не скупясь, ибо сейчас бог, – добавил Пандагон, криво улыбаясь, – в золотоносном расположении духа.
Я ждал в коридоре священнических покоев, прислушиваясь к упругой поступи Пандагона, который пересек вестибюль храма и скрылся в его гулкой, затканной шелковистыми полотнищами глубине. Там он поднялся на алтарь и остановился у самого края черной, обнесенной камнем бездны.
Он не надеялся, что призвать бога будет легко. В его планы входило бросить в провал несколько слов, затем, без долгих предисловий, прочитать сам стих. Подождав немного, он повторит все сначала – требующий терпения ритуал смиренной мольбы.
– Отец А-Рак, – начал он, – чужестранец пришел ко мне и принес весть о грозящей тебе опасности. Часть этого известия он сообщил мне, остальное приберег до того момента, когда ты, даровав ему прощение, соблаговолишь сам побеседовать с ним, ибо боюсь, о Прародитель, что этот проситель – вор. В награду за службу и смелость он просит у тебя золота.
– Поведай, что ты узнал от него, священник. Хвалю расторопность, которую ты проявляешь, служа мне. Открой же, что стало известно тебе.
Мужество едва не покинуло священника, так поразила его и быстрота ответа, и сама близость могучего, томимого нечеловеческим голодом существа. Паук и впрямь сидел в самом центре своей паутины, и у Пандагона мурашки пошли по коже, когда он понял, сколь малое расстояние отделяет его от чудовища, картины свирепой жадности которого были еще слишком свежи в его памяти. Собравшись с духом, он прочел по памяти отрывок, который я принес три дня тому назад. Он умолк. Наступила тишина.
– Приведи этого достойного разбойника ко мне. Я снисходительно его прощаю, больше того, – дарую ему свою благодарность. Он получит золото, когда прочтет мне остаток этого стиха. Веди его сюда, побеседуем втроем.
И Паанджа Пандагон пошел за мной, точно я не подслушивал все это время в коридоре, борясь со своими опасениями, которые все же взяли надо мной верх, когда настала пора войти в гулкий, шелково-саванный зал и приблизиться бок о бок со священником к возвышению и зияющей в его центре алтарной яме. В ту же секунду бог невидимкой выплеснулся из бездны:
– А ты и вправду вор, алчный до мозга костей, закосневший в злодействах, но все же твое радение о моей безопасности заслуживает снисхождения, и я с. радостью подарю тебе жизнь и золото в придачу, как только ты поделишься со мной строками… предзнаменования. Говори же, вор, и познай благодарность великого А-Рака!
– О ужасный! – разразился я пылкой благодарностью, не вполне притворной. – Твоя доброта оставляет далеко позади все, что люди говорят о твоем милосердии и щедрости! Прежде всего нижайше прошу твоего прощения за строки, которые я вынужден произнести. Их нечестивый, угрожающий тон говорит сам за себя; одно лишь желание предостеречь тебя и не дать сбыться той беде, которую они пророчат, заставляет меня повторять эти оскорбления. Вот недостающие стихи:
Но смотри, чтоб одеяньем
Самому тебе не стать
Той, кого могилой брюха
Ввек тебе не напугать!
Рифмованные строки срывались с моих уст, громовыми раскатами обрушиваясь на дно колодца, где им внимал тот, кто милосердно скрыл от меня свое обличье, тот, чей коварный ум чужд всему земному, Тот, Кто Пришел Извне и более двух веков голодным призраком бродил по тайным пещерам и подземным ходам этого острова… Может ли быть, чтобы мои слова сеяли ужас в его древней, непостижимой душе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
О подкреплении Мав, которое уже приближалось к Большой Гавани, как и о планах ведьмы начать боевые действия утром, я умолчал. Фурстен Младший вел их с Пандагоном совместное войско к северу, но только для того, чтобы занять позицию под городом и ждать начала битвы. Открой я тогда все без утайки, кто знает, каких жертв и прочих ужасов, возможно, удалось бы избежать? Но разве дано кому-нибудь хоть на миг приподнять завесу будущего?
Я поставил Пандагона в известность о том, что меня послала с поручением ведьма, которая везет к А-Раку его смертельного врага. Не умолчал и о том, что по профессии я вор и прибыл на Хагию с целью поживиться на свой манер, а теперь, когда ведьма послала меня вести переговоры с богом, нуждаюсь прежде всего в его прощении.
Пандагон приподнял бровь и поглядел на меня, глаза его лучились весельем.
– Мой старый друг Фурстен, подыскивая наемников нам на службу, узнал немало интересного о некоем Ниффте-Проныре из Кархман-Ра… Новость эта меня нисколько не удивила, как не удивило, несмотря на краткость нашего знакомства, и положение, которое другие члены гильдии воров единогласно признают за тобой.
Что мне еще оставалось, кроме как залиться краской смущения и отвесить полный признательности поклон? Одновременно я передал ему клочок истрепанного пергамента, на котором паучьей кровью было нацарапано несколько строк.
– Я должен прочесть А-Раку вот эти слова, которые ведьма написала кровью одного из его набольших сынов. О чем они, я и сам еще не знаю. Не окажешь ли мне честь, первым прочтя это?
Не успел священник дочитать вслух первую строку, как морщины озабоченности изгладились с его лба: он узнал стих. То, что он видел перед собой сейчас, было продолжением баллады, фрагмент которой я продал ему раньше.
Но смотри, чтоб одеяньем
Самому тебе не стать
Той, кого могилой брюха
Ввек тебе не напугать!
Как бы ни был ты завернут
В горя толстый палантин,
Все же будешь атакован
И убит врагом твоим.
Песнь войны стальные крылья
Пропоют тебе с небес,
И напрасны все усилья,
Знаешь сам – тебе конец.
Вот тогда, А-Рак могучий,
Обратится щит твой в цель,
И судьбою неминучей
Станет навсегда Пам-Пель!
Эти строки еще раз наполнили нас своим звоном, когда мы положили пергамент на стол и перечитали стих про себя. Затем мы переглянулись. Воинственный прелат обладал незаменимым для боевого командира даром схватывать все на лету, приспосабливая свою тактику к измененным обстоятельствам.
– Полагаю, это рассчитано на то, чтобы удержать его здесь, в центре паутины, внушив ему мысль, будто она совсем рядом и любая попытка нанести ответный удар бесполезна. В том, что он, хотя и смутно, чует ее приближение, сомнений быть не может. Этим предлогом я и воспользуюсь. Сейчас я пойду к алтарю и прочитаю там первые катрены, которые ты принес раньше, а потом объявлю, что ты просишь о личной аудиенции, чтобы сообщить остальное, и надеешься на особенно щедрый золотой подарок в качестве вознаграждения за проявленную тобой заботу о его безопасности. Думаю, он поверит и отблагодарит тебя, не скупясь, ибо сейчас бог, – добавил Пандагон, криво улыбаясь, – в золотоносном расположении духа.
Я ждал в коридоре священнических покоев, прислушиваясь к упругой поступи Пандагона, который пересек вестибюль храма и скрылся в его гулкой, затканной шелковистыми полотнищами глубине. Там он поднялся на алтарь и остановился у самого края черной, обнесенной камнем бездны.
Он не надеялся, что призвать бога будет легко. В его планы входило бросить в провал несколько слов, затем, без долгих предисловий, прочитать сам стих. Подождав немного, он повторит все сначала – требующий терпения ритуал смиренной мольбы.
– Отец А-Рак, – начал он, – чужестранец пришел ко мне и принес весть о грозящей тебе опасности. Часть этого известия он сообщил мне, остальное приберег до того момента, когда ты, даровав ему прощение, соблаговолишь сам побеседовать с ним, ибо боюсь, о Прародитель, что этот проситель – вор. В награду за службу и смелость он просит у тебя золота.
– Поведай, что ты узнал от него, священник. Хвалю расторопность, которую ты проявляешь, служа мне. Открой же, что стало известно тебе.
Мужество едва не покинуло священника, так поразила его и быстрота ответа, и сама близость могучего, томимого нечеловеческим голодом существа. Паук и впрямь сидел в самом центре своей паутины, и у Пандагона мурашки пошли по коже, когда он понял, сколь малое расстояние отделяет его от чудовища, картины свирепой жадности которого были еще слишком свежи в его памяти. Собравшись с духом, он прочел по памяти отрывок, который я принес три дня тому назад. Он умолк. Наступила тишина.
– Приведи этого достойного разбойника ко мне. Я снисходительно его прощаю, больше того, – дарую ему свою благодарность. Он получит золото, когда прочтет мне остаток этого стиха. Веди его сюда, побеседуем втроем.
И Паанджа Пандагон пошел за мной, точно я не подслушивал все это время в коридоре, борясь со своими опасениями, которые все же взяли надо мной верх, когда настала пора войти в гулкий, шелково-саванный зал и приблизиться бок о бок со священником к возвышению и зияющей в его центре алтарной яме. В ту же секунду бог невидимкой выплеснулся из бездны:
– А ты и вправду вор, алчный до мозга костей, закосневший в злодействах, но все же твое радение о моей безопасности заслуживает снисхождения, и я с. радостью подарю тебе жизнь и золото в придачу, как только ты поделишься со мной строками… предзнаменования. Говори же, вор, и познай благодарность великого А-Рака!
– О ужасный! – разразился я пылкой благодарностью, не вполне притворной. – Твоя доброта оставляет далеко позади все, что люди говорят о твоем милосердии и щедрости! Прежде всего нижайше прошу твоего прощения за строки, которые я вынужден произнести. Их нечестивый, угрожающий тон говорит сам за себя; одно лишь желание предостеречь тебя и не дать сбыться той беде, которую они пророчат, заставляет меня повторять эти оскорбления. Вот недостающие стихи:
Но смотри, чтоб одеяньем
Самому тебе не стать
Той, кого могилой брюха
Ввек тебе не напугать!
Рифмованные строки срывались с моих уст, громовыми раскатами обрушиваясь на дно колодца, где им внимал тот, кто милосердно скрыл от меня свое обличье, тот, чей коварный ум чужд всему земному, Тот, Кто Пришел Извне и более двух веков голодным призраком бродил по тайным пещерам и подземным ходам этого острова… Может ли быть, чтобы мои слова сеяли ужас в его древней, непостижимой душе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77