Просто так. Только как врача.
Богемская Лиза понемногу приходила в себя, в ее глазах вдруг появилось выражение страха. Она схватила императорского лейб-медика за руку.
– Ты знаешь, иногда я думаю – он дьявол. Во имя всего святого, не думай о нем, Тадеуш… Но нет, – она истерично расхохоталась, – это все чепуха. Ведь нету никакого дьявола. Конечно, он всего лишь сумасшедший. Или… или актер. Или и то и другое. – Она снова попыталась засмеяться, но только губы ее искривились.
Императорский лейб-медик почувствовал охвативший ее ледяной ужас.
– Само собой разумеется, он болен, – спокойно заявил Пингвин, – но ведь временами он, наверное, приходит в себя – тогда я охотно поговорил бы с ним.
– Он не приходит в себя, – пробормотала Богемская Лиза.
– Но ведь ты вчера сказала, что он ходит по кабакам и дурачит людей?
– Да. Так оно и есть.
– Но для этого он должен хоть что-то соображать.
– Ничего подобного.
– Так. Гм, – императорский лейб-медик задумался. – Но вчера он был загримирован! Может быть, он и гримируется бессознательно? Кто тогда его гримирует?
– Я.
– Ты? Но для чего?
– Чтобы его принимали за актера. И чтобы мог немного заработать. И чтобы его не арестовали.
Долго и недоверчиво рассматривал Пингвин старуху.
«Не может быть, чтобы он был ее сутенером, – думал он. Все его сочувствие куда-то улетучилось. – Видимо, она живет на его выручку. Да, да, конечно, как же иначе».
Богемская Лиза тоже сразу переменилась – извлекла из кармана кусок хлеба и принялась угрюмо жевать.
Господин императорский лейб-медик смущенно переступил с ноги на ногу. Про себя он начинал уже основательно злиться, что вообще пришел сюда.
– Если хочешь уйти, то я тебя не задерживаю, – проворчала старуха после мучительной паузы обоюдного молчания.
Флугбайль поспешно схватился за шляпу и, словно сбросив какую-то тяжесть, сказал:
– Да, разумеется, Лизель, ты права, уже поздно. Гм. Да. Ну, я при случае загляну к тебе, Лизель. – Он машинально ощупал свое портмоне.
– Я уже сказала, что в деньгах не нуждаюсь, – прошипела старуха.
Лейб-медик отдернул руку и направился к выходу.
– Тогда храни тебя Господь, Лизель.
– Servus, Тад… servus, Пингвин.
В следующее мгновение господин императорский лейб-медик был уже на улице, под ослепительно ярким солнцем; он с желчным видом спешил к своим дрожкам, чтобы как можно скорее покинуть Новый свет и вернуться домой к обеду.
Глава 3
«БАШНЯ ГОЛОДА»
В тихом, окаймленном стеной дворе Далиборки – серой «Башни голода» на Градчанах – старые липы уже бросали косые послеполуденные тени на маленький домик смотрителя; тут жил ветеран Вондрейк со своей разбитой подагрой женой и приемным сыном Отакаром, девятнадцатилетним консерваторцем.
Сидевший на скамейке старик подсчитывал на растрескавшейся доске кучку медных и никелевых монет – чаевые от дневных посетителей башни. Каждые десять монет он своей деревянной ногой отмечал на песке черточкой.
– Два гульдена восемьдесят шесть крейцеров, – проворчал он недовольно, обращаясь к приемному сыну; тот, опершись о дерево, старательно зачищал зеркальные потертости на коленях черных брюк. Ветеран отрапортовал сумму дневной выручки в открытое окно своей прикованной к постели жене и, бессильно склонив голову в щучье-серой фельдфебельской фуражке, замер, уставившись полуслепыми глазами в землю, как марионетка, у которой внезапно лопнула нить жизни. Весь двор был усеян похожими на стрекоз цветами липы.
Отакар взял со скамейки скрипичный футляр и, надев бархатную шапочку, зашагал к воротам, выкрашенным в черно-желтую казарменную полоску.
Погруженный в невеселые мысли, старик даже не ответил на его прощальные слова.
Консерваторец направился было вниз, к Туншенскому переулку, где графиня Заградка занимала сумрачный, вытянутый в длину дворец, однако через несколько шагов, словно что-то внезапно вспомнив, остановился, взглянул на свои видавшие виды карманные часы и, резко повернувшись, заспешил напрямик, тропинками Оленьего рва, вверх к Новому свету – и вскоре без стука вошел в комнату Богемской Лизы.
Старуха, глубоко увязнув в своих девичьих воспоминаниях, долго не могла понять, чего от нее хотят,
– Будущее? Какое будущее? – с отсутствующим видом бормотала она, воспринимая лишь последние слова его фраз. – Нет никакого будущего! – Она смерила консерваторца взглядом; его расшитый черный студенческий сюртук, очевидно, окончательно ее запутал. – А почему без золотых позументов? Он ведь оберст-гофмаршал? – тихо спросила она. – Ага. пан Вондрейк mlбd?н – юный господин Вондрейк хочет знать будущее! Вот оно что. – Только теперь она пришла в себя.
Не тратя больше времени, она подошла к комоду, вынула из-под него покрытую красноватой глиной доску, положила ее на стол и, протянув консерваторцу деревянный грифель, сказала:
– Ну а теперь втыкайте, пан Вондрейк! Справа налево. И не считая! Думайте лишь о том, что вы хотите узнать! Шестнадцать рядов, один под другим. Студент взял грифель, сдвинул брови, немного помедлил, потом, сразу став мертвенно-бледным от внутреннего напряжения, дрожащей рукой стал торопливо колоть мягкую массу.
Богемская Лиза подсчитала количество уколов и записала на доске колонками. Он напряженно следил за ней. Потом расположенные в виде геометрических фигур результаты были внесены ею в многократно поделенный прямоугольник – при этом она машинально нашептывала:
– Это матери, это дочери, племянники, свидетели, красные, белые, судья, хвост дракона и голова дракона. Точь-в-точь. Как и все в богемской пунктировке. Сарацины гадать умели и, прежде чем погибнуть в битве у Белой горы, оставили нам в наследство это древнее искусство. Задолго до королевы Либуши. Да, да, Белая гора. Она напоена человеческой кровью. Богемия – очаг всех войн. Ныне и присно. Ян Жижка! Наш вождь – слепец Жижка!
– Что там с Жижкой? – возбужденно спросил студент. – Там что-нибудь есть о Жижке?
Она не обратила внимания на его вопрос.
– Если б Мольдау не текла так быстро, то и по сей день была бы красна от крови. – Какое-то яростное веселье охватило ее. – А знаешь, парень, почему так много кровяных пиявок в Мольдау? От истоков до Эльбы, где бы ты ни поднял на берегу камень, под ним – маленькие кровяные пиявки. Это оттого, что раньше вся река была сплошной кровью. И они ждут и ждут, знают, что однажды получат новый корм… Это еще что такое? – она уронила мел, переводя удивленный взгляд с молодого человека на фигуры и обратно. – Ты что, хочешь стать королем мира? – Она испытующе впилась в его темные мерцающие глаза.
Юноша ничего не ответил, однако старуха заметила, как он, покачнувшись, судорожно схватился за стол.
– Может быть, из-за этой, вот здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Богемская Лиза понемногу приходила в себя, в ее глазах вдруг появилось выражение страха. Она схватила императорского лейб-медика за руку.
– Ты знаешь, иногда я думаю – он дьявол. Во имя всего святого, не думай о нем, Тадеуш… Но нет, – она истерично расхохоталась, – это все чепуха. Ведь нету никакого дьявола. Конечно, он всего лишь сумасшедший. Или… или актер. Или и то и другое. – Она снова попыталась засмеяться, но только губы ее искривились.
Императорский лейб-медик почувствовал охвативший ее ледяной ужас.
– Само собой разумеется, он болен, – спокойно заявил Пингвин, – но ведь временами он, наверное, приходит в себя – тогда я охотно поговорил бы с ним.
– Он не приходит в себя, – пробормотала Богемская Лиза.
– Но ведь ты вчера сказала, что он ходит по кабакам и дурачит людей?
– Да. Так оно и есть.
– Но для этого он должен хоть что-то соображать.
– Ничего подобного.
– Так. Гм, – императорский лейб-медик задумался. – Но вчера он был загримирован! Может быть, он и гримируется бессознательно? Кто тогда его гримирует?
– Я.
– Ты? Но для чего?
– Чтобы его принимали за актера. И чтобы мог немного заработать. И чтобы его не арестовали.
Долго и недоверчиво рассматривал Пингвин старуху.
«Не может быть, чтобы он был ее сутенером, – думал он. Все его сочувствие куда-то улетучилось. – Видимо, она живет на его выручку. Да, да, конечно, как же иначе».
Богемская Лиза тоже сразу переменилась – извлекла из кармана кусок хлеба и принялась угрюмо жевать.
Господин императорский лейб-медик смущенно переступил с ноги на ногу. Про себя он начинал уже основательно злиться, что вообще пришел сюда.
– Если хочешь уйти, то я тебя не задерживаю, – проворчала старуха после мучительной паузы обоюдного молчания.
Флугбайль поспешно схватился за шляпу и, словно сбросив какую-то тяжесть, сказал:
– Да, разумеется, Лизель, ты права, уже поздно. Гм. Да. Ну, я при случае загляну к тебе, Лизель. – Он машинально ощупал свое портмоне.
– Я уже сказала, что в деньгах не нуждаюсь, – прошипела старуха.
Лейб-медик отдернул руку и направился к выходу.
– Тогда храни тебя Господь, Лизель.
– Servus, Тад… servus, Пингвин.
В следующее мгновение господин императорский лейб-медик был уже на улице, под ослепительно ярким солнцем; он с желчным видом спешил к своим дрожкам, чтобы как можно скорее покинуть Новый свет и вернуться домой к обеду.
Глава 3
«БАШНЯ ГОЛОДА»
В тихом, окаймленном стеной дворе Далиборки – серой «Башни голода» на Градчанах – старые липы уже бросали косые послеполуденные тени на маленький домик смотрителя; тут жил ветеран Вондрейк со своей разбитой подагрой женой и приемным сыном Отакаром, девятнадцатилетним консерваторцем.
Сидевший на скамейке старик подсчитывал на растрескавшейся доске кучку медных и никелевых монет – чаевые от дневных посетителей башни. Каждые десять монет он своей деревянной ногой отмечал на песке черточкой.
– Два гульдена восемьдесят шесть крейцеров, – проворчал он недовольно, обращаясь к приемному сыну; тот, опершись о дерево, старательно зачищал зеркальные потертости на коленях черных брюк. Ветеран отрапортовал сумму дневной выручки в открытое окно своей прикованной к постели жене и, бессильно склонив голову в щучье-серой фельдфебельской фуражке, замер, уставившись полуслепыми глазами в землю, как марионетка, у которой внезапно лопнула нить жизни. Весь двор был усеян похожими на стрекоз цветами липы.
Отакар взял со скамейки скрипичный футляр и, надев бархатную шапочку, зашагал к воротам, выкрашенным в черно-желтую казарменную полоску.
Погруженный в невеселые мысли, старик даже не ответил на его прощальные слова.
Консерваторец направился было вниз, к Туншенскому переулку, где графиня Заградка занимала сумрачный, вытянутый в длину дворец, однако через несколько шагов, словно что-то внезапно вспомнив, остановился, взглянул на свои видавшие виды карманные часы и, резко повернувшись, заспешил напрямик, тропинками Оленьего рва, вверх к Новому свету – и вскоре без стука вошел в комнату Богемской Лизы.
Старуха, глубоко увязнув в своих девичьих воспоминаниях, долго не могла понять, чего от нее хотят,
– Будущее? Какое будущее? – с отсутствующим видом бормотала она, воспринимая лишь последние слова его фраз. – Нет никакого будущего! – Она смерила консерваторца взглядом; его расшитый черный студенческий сюртук, очевидно, окончательно ее запутал. – А почему без золотых позументов? Он ведь оберст-гофмаршал? – тихо спросила она. – Ага. пан Вондрейк mlбd?н – юный господин Вондрейк хочет знать будущее! Вот оно что. – Только теперь она пришла в себя.
Не тратя больше времени, она подошла к комоду, вынула из-под него покрытую красноватой глиной доску, положила ее на стол и, протянув консерваторцу деревянный грифель, сказала:
– Ну а теперь втыкайте, пан Вондрейк! Справа налево. И не считая! Думайте лишь о том, что вы хотите узнать! Шестнадцать рядов, один под другим. Студент взял грифель, сдвинул брови, немного помедлил, потом, сразу став мертвенно-бледным от внутреннего напряжения, дрожащей рукой стал торопливо колоть мягкую массу.
Богемская Лиза подсчитала количество уколов и записала на доске колонками. Он напряженно следил за ней. Потом расположенные в виде геометрических фигур результаты были внесены ею в многократно поделенный прямоугольник – при этом она машинально нашептывала:
– Это матери, это дочери, племянники, свидетели, красные, белые, судья, хвост дракона и голова дракона. Точь-в-точь. Как и все в богемской пунктировке. Сарацины гадать умели и, прежде чем погибнуть в битве у Белой горы, оставили нам в наследство это древнее искусство. Задолго до королевы Либуши. Да, да, Белая гора. Она напоена человеческой кровью. Богемия – очаг всех войн. Ныне и присно. Ян Жижка! Наш вождь – слепец Жижка!
– Что там с Жижкой? – возбужденно спросил студент. – Там что-нибудь есть о Жижке?
Она не обратила внимания на его вопрос.
– Если б Мольдау не текла так быстро, то и по сей день была бы красна от крови. – Какое-то яростное веселье охватило ее. – А знаешь, парень, почему так много кровяных пиявок в Мольдау? От истоков до Эльбы, где бы ты ни поднял на берегу камень, под ним – маленькие кровяные пиявки. Это оттого, что раньше вся река была сплошной кровью. И они ждут и ждут, знают, что однажды получат новый корм… Это еще что такое? – она уронила мел, переводя удивленный взгляд с молодого человека на фигуры и обратно. – Ты что, хочешь стать королем мира? – Она испытующе впилась в его темные мерцающие глаза.
Юноша ничего не ответил, однако старуха заметила, как он, покачнувшись, судорожно схватился за стол.
– Может быть, из-за этой, вот здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48