Потом бык снова повернул и, не сводя глаз с приближающегося острия, он ступил левой ногой вперед на два дюйма дальше, чем нужно. И нож не мелькнул мимо, но вонзился: легко, словно в мех с вином, и что-то брызнуло, обжигая, из-под внезапного упора стали внутри, и Энрике закричал: "Ай! Ай! Дай я вытащу!" - и Пако повалился, все еще не выпуская из рук фартука-плаща, а Энрике тянул стул к себе, и нож поворачивался в нем - в нем, в Пако.
Наконец нож вышел, и он сидел на полу, в расплывающейся все шире теплой луже.
Приложи салфетку. Прижми ее! - сказал Энрике. - Крепче прижми! Я побегу за доктором. Постарайся сдержать кровотечение!
Нужно резиновый жгут, - сказал Пако. - Он видел, как это делают на арене.
Я шел прямо, - сказал Энрике плача. - Я только хотел показать, как это опасно...
Ничего, - сказал Пако, и голос его шел как будто издалека, - только приведи доктора.
На арене тогда поднимают и несут, почти бегом, в операционную. Если почти вся кровь из бедренной артерии вытечет по дороге, тогда зовут священника.
Позови священника сверху, - сказал Пако. Он никак не мог поверить, что это случилось с ним.
Но Энрике бежал уже по Каррера-Сан-Херонимо к пункту скорой помощи, и Пако оставался один до самого конца. Сначала сидел, потом скорчился на полу, потом упал ничком и так лежал, пока все не кончилось, чувствуя, как жизнь выходит из него, словно вода из ванны, когда откроют сток. Ему было страшно, у него кружилась голова, он хотел прочитать покаянную молитву и уже вспомнил начало... но едва он успел сказать скороговоркой: "Велика скорбь моя, Господи, что я прогневил тебя, который достоин всей любви моей, и я твердо... ." - голова у него закружилась, еще сильнее, и он уже ничего не мог вспомнить и только лежал ничком на полу. Все кончилось очень скоро. Кровь из бедренной артерии вытекает быстрее, чем думают.
Когда врач скорой помощи поднимался по лестнице вместе с полицейским, который держал Энрике за плечо, обе сестры Пако все еще сидели в кинотеатре на Виа Гранде. Они все больше разочаровывались в фильме с Гарбо, где знаменитая звезда являлась в жалкой, нищенской обстановке, тогда как они привыкли видеть ее окруженной роскошью и богатством. Публика была очень недовольна фильмом и в знак возмущения свистела и топала ногами.
Все остальные обитатели пансиона были заняты почти тем же, что и в момент несчастия, только оба священники кончили уже молиться и готовились лечь спать, а седой пикадор перенес свой коньяк на стол, где сидели потрепанные проститутки. Немного спустя он снова вышел из кафе с одной из них. Это была та, которую угощал матадор, утративший мужество.
Мальчик Пако так и не узнал ни об этом, ни о том, что делали эти люди на следующий день и все другие дни. Он ничего не знал о том, как такие люди живут и умирают. Он даже не думал о том, что они вообще умирают. Он умер, как говорится, полный иллюзий. И он не успел потерять ни одной из них, как не успел прочесть до конца покаянную молитву.
Он не успел даже разочароваться в фильме с Гарбо, что уже две недели разочаровывал весь Мадрид...
1 2 3 4
Наконец нож вышел, и он сидел на полу, в расплывающейся все шире теплой луже.
Приложи салфетку. Прижми ее! - сказал Энрике. - Крепче прижми! Я побегу за доктором. Постарайся сдержать кровотечение!
Нужно резиновый жгут, - сказал Пако. - Он видел, как это делают на арене.
Я шел прямо, - сказал Энрике плача. - Я только хотел показать, как это опасно...
Ничего, - сказал Пако, и голос его шел как будто издалека, - только приведи доктора.
На арене тогда поднимают и несут, почти бегом, в операционную. Если почти вся кровь из бедренной артерии вытечет по дороге, тогда зовут священника.
Позови священника сверху, - сказал Пако. Он никак не мог поверить, что это случилось с ним.
Но Энрике бежал уже по Каррера-Сан-Херонимо к пункту скорой помощи, и Пако оставался один до самого конца. Сначала сидел, потом скорчился на полу, потом упал ничком и так лежал, пока все не кончилось, чувствуя, как жизнь выходит из него, словно вода из ванны, когда откроют сток. Ему было страшно, у него кружилась голова, он хотел прочитать покаянную молитву и уже вспомнил начало... но едва он успел сказать скороговоркой: "Велика скорбь моя, Господи, что я прогневил тебя, который достоин всей любви моей, и я твердо... ." - голова у него закружилась, еще сильнее, и он уже ничего не мог вспомнить и только лежал ничком на полу. Все кончилось очень скоро. Кровь из бедренной артерии вытекает быстрее, чем думают.
Когда врач скорой помощи поднимался по лестнице вместе с полицейским, который держал Энрике за плечо, обе сестры Пако все еще сидели в кинотеатре на Виа Гранде. Они все больше разочаровывались в фильме с Гарбо, где знаменитая звезда являлась в жалкой, нищенской обстановке, тогда как они привыкли видеть ее окруженной роскошью и богатством. Публика была очень недовольна фильмом и в знак возмущения свистела и топала ногами.
Все остальные обитатели пансиона были заняты почти тем же, что и в момент несчастия, только оба священники кончили уже молиться и готовились лечь спать, а седой пикадор перенес свой коньяк на стол, где сидели потрепанные проститутки. Немного спустя он снова вышел из кафе с одной из них. Это была та, которую угощал матадор, утративший мужество.
Мальчик Пако так и не узнал ни об этом, ни о том, что делали эти люди на следующий день и все другие дни. Он ничего не знал о том, как такие люди живут и умирают. Он даже не думал о том, что они вообще умирают. Он умер, как говорится, полный иллюзий. И он не успел потерять ни одной из них, как не успел прочесть до конца покаянную молитву.
Он не успел даже разочароваться в фильме с Гарбо, что уже две недели разочаровывал весь Мадрид...
1 2 3 4