И от жалкости по себе и всем бабам
лябдянским покатилась слеза горюча.
- Ты чего?
- От радостев... - выдохнула и пошла сама не своя.
Главповитух было за ней, да споткнулся и захрапел подле сейфа.
Проснулся, когда рев изводный в городище поднялся. Глянул на
раззявленный ящик и с досады об него башкой. За такое ее не
сносить.
За ночь Зеля все избы обошла - а поутру бабы всем миром
ревмя ревели. Донор-жуаны с перепугу чкурнули в бронелет. Даже
гардероб забыли.
Дрызг по лагерю с зуботычиной - налево, направо.
- Чего в диффикацию впали? Скулит, шелупонь. А вы дело
знайте: чехлы долой и поизбенно! Чтоб дым пошел!
Кобелей из бронелета вынули, построили и на городище -
типуном. А навстречу чугуны, гремят своим литым косолапьем, а в
клещах вилы. Ну как мужики, токмо лектрические.
- Фугари на прямую наводку! - суетил всех Дрызг. -
На переплавку их, челядей недовинченных!
А чугуны у лябдей - последняя отрада по хозяйству. И чем бы
все кончилось, неведомо, но грянул гром с небес.
Огневищем пырхая, спускался "Шиш".
- Хряпс? Хряпс!!! - лопнуло в супротивных войсках.
Государева дезертира знали все. У Дрызга его вид был приколот
для опознания - с глядла и в ухо. А уж "Шиш" был
самым выдающимся бронелетом армады, пока не слямзили. Промеж
алых горохов уж пыркошвары навострились - фугари им в долю
не падали...
Понял Дрызг: дело - труба. И затрубил отход.
Лябди на луг высыпали - в хороводы с радости.
- Мля воротился! - громче всех пела Зеля.
Заприметил ее главповитух и через брехлай громово осватал:
- Эй, холера, пойдешь за меня в жены?
И видит же, наркозный, не до замужев ей!
- Гельдыпа тебе лысого! - отбрила Зеля и расхохоталась
вприпляс - от дерзости, от Хряпсовой близины.
- Так алкай же, палиндром! - отвел брехлай и пальнул в
голубу из плазмоля. И в люк нырнул, убивец.
Свора царева шмыгнула в облака, наискосок...
Вышли из "Шиша" архаровцы. Тырло и Фиську зацеловали, а
перед Хряпсом дорожку к Зеле слезами выстелили.
И лежала она неживая, улыбая, ручки белы в росе -
навраскидку...
Пал на колени Хряпс, в губки индивеющие поцеловал.
- Карать буду, мля! - рыкнул. Слезу утер - и в
бронелет. Наперсники за ним.
Воротились через ночь. Зелю схоронили на трагичной памяти
полянке. Деревце посадили, чтоб не скучала. Хряпс холмику
поклонился напослед и канул в избу топить тьму-печаль. На
расспросы Фиська невесело отмахивал:
- Одного пыркошваром не добили. Утек, мля...
Наутро, тишком-нишком, никого так и не проведав, снялись
архаровцы в смутном направлении.
Лябди грешным делом порешили, что насовсем.
Сляп 4
А век - валил пень через колоду, - и навалял: дела в
царстве катили кубарем.
Победно завершилась война с аспидом. В одночасье стали их
запросто и фугари, и пыркошвары дырявить, да так успешно, что за
недельку царевы войска одержали викторию и воротились домой.
Генералы скребнули затылки и триумф приписали к отчетам гения
мысли своей. Хоть и чуяли: дело темное - сколько лет в
конфузиях как в шелках хаживали. Ломать голову, однако ж, не
стали.
И тут карачун прибрал Гельдыпа I.
Для многих небо с овчинку показалось, и они, вторя, околели
- пред страхом неизвестности. Ведь потомства Гельдып не
оставил, ежели не в счет байстрючок от фрейлины, что после
впрыска отворотного имела высочайшую честь под канделябром. И
понесла.
Байстрючок рос блажным, бзикастым - то падун свалит, то изо
рта пена - буруном, то из ноздри на манер кистеня -
сопелька...
Злы языки брехали, что дофин чудит от бабаед-травы - имелся
на то пример в простолюдье. Да выбор невелик, байстрючка-то к
родовому древу кое-как прищепили, нарекли Гельдыпом II и
помазали на царство. Но обиделась соседняя ветка - великие
князья Гаплык. Удумали переворот. Но кондуит-служба бдила
справно - обошлось малой пальбой во дворце, даром только
царевича напугали - в стельку обмочился. Князьев, не глядя
на титлы - в кишлаг. Но с тех пор царевич, как проснется, на
взвод:
- Чу! Чу! Гаплык чу! Ы-ы-а-А!..
И - в корячки.
Как престольный покой оберечь? Плохо раскрываете - поставили
на вид кондуиту, ну, заплечники и наладили товар - по
заговору к завтраку. Головы корнали ежедневно и пунктуально
- на дворцовой площади - хоть часы сверяй. Так и пошло:
"без четверти гаплык", "гаплык ноль-ноль"...
И без этого гарниру дела в царстве шли колченогим косоходом:
повитухи за военный период потрудились на славу - уж который
год ни единого женского ребеночка не народилось и в ближайшем
обозрении не заикалось. С бабаедом пересол вышел, да и
царь-папаша Указом страху в кость нагнал. Не могут бабы баб
рожать, хоть тресни. Война давным-давно минула, а они все
солдатиков, да солдатиков. Не дети - дураки петые, ведь иным
царевым маткам по ведру бабаеда, а то и более, угораздило.
Заговор налицо. И в гаплык-час на площади всех повитухов, как
одного, ампутировали. Подумали, и трахбаты по тому же месту
- за разбазаривание женского семяфонду.
А еще в народе завелись болезни - обычные и дурные. Ну,
обычные, те ладно - больше двух не пристанет, с болюном и
отвалятся, а вот дурные... Недовольством пучить начало народ-то.
В провинциях крамолия дурноцветом: "Царек - умом
поперек, так себе, недостругок..."
Кондуит с ног сбился. Кишлаг от переизбытка трещит.
А у Гельдыпа II, надобно справедливо отметить, ум все же был.
Когда некуда девать стало, Гельдып его и высунул:
- Войну, - говорит, - чу.
Министры - ура! Застоялись, мол. Пора фугарем-то пошипарить.
Веди, батькин сын! А вот с кем воевать-то? Ясно дело - с
заговорщиками! За сплочение!
Обчество струхнуло. Побежало. А кто побежал, тот себя и выдал.
Грянула сплочевная война.
Народ - сволочь. Верить никому нельзя, поэтому Гельдып II
решил:
- Чу!
Стали чугунами армию усилять. Склепали немыслимое количество
- по мужицкому образу и подобию, только покрепче, помоторнее
и похолоднее. И пошли давить заговоры по околоткам. Где мужик
схоронился, баб за антибабий уклон - в кишлаг. Там женки
дурнели и, поскольку все песни про миленького были под запретом,
мерли от неизбывной тоски. Авторитет Гельдыпа II рос - еще б
чуток, и сровнялся бы с батиным.
Той грозной порою сплочильный разлет заприметил полузабытую
Лябду.
Сляп 5
Бронелет наискосок боднул лябдянскую атмосферку и, схлопотав
поддых, кувыркнулся в эфир. Разлетный Пеняй припал к лукошку и
ахнул. Преткновение вышло оттого, что планетная лазурь была инда
в пузырь забрана и потому имела замечательные отбойные качества
- как, скажем, жиром обтянутое брюхо. И действительно, в
одном месте ласа сходила на нет - в лунку на манер пупка, а
на опупке той стояла заимка с холостой трубой. Пеняй туда и
указал.
Отбойный пузырь прозрачно стягивался и нырял под забор - в
лопухи, а посреди округлого подворья стояла замшелая изба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
лябдянским покатилась слеза горюча.
- Ты чего?
- От радостев... - выдохнула и пошла сама не своя.
Главповитух было за ней, да споткнулся и захрапел подле сейфа.
Проснулся, когда рев изводный в городище поднялся. Глянул на
раззявленный ящик и с досады об него башкой. За такое ее не
сносить.
За ночь Зеля все избы обошла - а поутру бабы всем миром
ревмя ревели. Донор-жуаны с перепугу чкурнули в бронелет. Даже
гардероб забыли.
Дрызг по лагерю с зуботычиной - налево, направо.
- Чего в диффикацию впали? Скулит, шелупонь. А вы дело
знайте: чехлы долой и поизбенно! Чтоб дым пошел!
Кобелей из бронелета вынули, построили и на городище -
типуном. А навстречу чугуны, гремят своим литым косолапьем, а в
клещах вилы. Ну как мужики, токмо лектрические.
- Фугари на прямую наводку! - суетил всех Дрызг. -
На переплавку их, челядей недовинченных!
А чугуны у лябдей - последняя отрада по хозяйству. И чем бы
все кончилось, неведомо, но грянул гром с небес.
Огневищем пырхая, спускался "Шиш".
- Хряпс? Хряпс!!! - лопнуло в супротивных войсках.
Государева дезертира знали все. У Дрызга его вид был приколот
для опознания - с глядла и в ухо. А уж "Шиш" был
самым выдающимся бронелетом армады, пока не слямзили. Промеж
алых горохов уж пыркошвары навострились - фугари им в долю
не падали...
Понял Дрызг: дело - труба. И затрубил отход.
Лябди на луг высыпали - в хороводы с радости.
- Мля воротился! - громче всех пела Зеля.
Заприметил ее главповитух и через брехлай громово осватал:
- Эй, холера, пойдешь за меня в жены?
И видит же, наркозный, не до замужев ей!
- Гельдыпа тебе лысого! - отбрила Зеля и расхохоталась
вприпляс - от дерзости, от Хряпсовой близины.
- Так алкай же, палиндром! - отвел брехлай и пальнул в
голубу из плазмоля. И в люк нырнул, убивец.
Свора царева шмыгнула в облака, наискосок...
Вышли из "Шиша" архаровцы. Тырло и Фиську зацеловали, а
перед Хряпсом дорожку к Зеле слезами выстелили.
И лежала она неживая, улыбая, ручки белы в росе -
навраскидку...
Пал на колени Хряпс, в губки индивеющие поцеловал.
- Карать буду, мля! - рыкнул. Слезу утер - и в
бронелет. Наперсники за ним.
Воротились через ночь. Зелю схоронили на трагичной памяти
полянке. Деревце посадили, чтоб не скучала. Хряпс холмику
поклонился напослед и канул в избу топить тьму-печаль. На
расспросы Фиська невесело отмахивал:
- Одного пыркошваром не добили. Утек, мля...
Наутро, тишком-нишком, никого так и не проведав, снялись
архаровцы в смутном направлении.
Лябди грешным делом порешили, что насовсем.
Сляп 4
А век - валил пень через колоду, - и навалял: дела в
царстве катили кубарем.
Победно завершилась война с аспидом. В одночасье стали их
запросто и фугари, и пыркошвары дырявить, да так успешно, что за
недельку царевы войска одержали викторию и воротились домой.
Генералы скребнули затылки и триумф приписали к отчетам гения
мысли своей. Хоть и чуяли: дело темное - сколько лет в
конфузиях как в шелках хаживали. Ломать голову, однако ж, не
стали.
И тут карачун прибрал Гельдыпа I.
Для многих небо с овчинку показалось, и они, вторя, околели
- пред страхом неизвестности. Ведь потомства Гельдып не
оставил, ежели не в счет байстрючок от фрейлины, что после
впрыска отворотного имела высочайшую честь под канделябром. И
понесла.
Байстрючок рос блажным, бзикастым - то падун свалит, то изо
рта пена - буруном, то из ноздри на манер кистеня -
сопелька...
Злы языки брехали, что дофин чудит от бабаед-травы - имелся
на то пример в простолюдье. Да выбор невелик, байстрючка-то к
родовому древу кое-как прищепили, нарекли Гельдыпом II и
помазали на царство. Но обиделась соседняя ветка - великие
князья Гаплык. Удумали переворот. Но кондуит-служба бдила
справно - обошлось малой пальбой во дворце, даром только
царевича напугали - в стельку обмочился. Князьев, не глядя
на титлы - в кишлаг. Но с тех пор царевич, как проснется, на
взвод:
- Чу! Чу! Гаплык чу! Ы-ы-а-А!..
И - в корячки.
Как престольный покой оберечь? Плохо раскрываете - поставили
на вид кондуиту, ну, заплечники и наладили товар - по
заговору к завтраку. Головы корнали ежедневно и пунктуально
- на дворцовой площади - хоть часы сверяй. Так и пошло:
"без четверти гаплык", "гаплык ноль-ноль"...
И без этого гарниру дела в царстве шли колченогим косоходом:
повитухи за военный период потрудились на славу - уж который
год ни единого женского ребеночка не народилось и в ближайшем
обозрении не заикалось. С бабаедом пересол вышел, да и
царь-папаша Указом страху в кость нагнал. Не могут бабы баб
рожать, хоть тресни. Война давным-давно минула, а они все
солдатиков, да солдатиков. Не дети - дураки петые, ведь иным
царевым маткам по ведру бабаеда, а то и более, угораздило.
Заговор налицо. И в гаплык-час на площади всех повитухов, как
одного, ампутировали. Подумали, и трахбаты по тому же месту
- за разбазаривание женского семяфонду.
А еще в народе завелись болезни - обычные и дурные. Ну,
обычные, те ладно - больше двух не пристанет, с болюном и
отвалятся, а вот дурные... Недовольством пучить начало народ-то.
В провинциях крамолия дурноцветом: "Царек - умом
поперек, так себе, недостругок..."
Кондуит с ног сбился. Кишлаг от переизбытка трещит.
А у Гельдыпа II, надобно справедливо отметить, ум все же был.
Когда некуда девать стало, Гельдып его и высунул:
- Войну, - говорит, - чу.
Министры - ура! Застоялись, мол. Пора фугарем-то пошипарить.
Веди, батькин сын! А вот с кем воевать-то? Ясно дело - с
заговорщиками! За сплочение!
Обчество струхнуло. Побежало. А кто побежал, тот себя и выдал.
Грянула сплочевная война.
Народ - сволочь. Верить никому нельзя, поэтому Гельдып II
решил:
- Чу!
Стали чугунами армию усилять. Склепали немыслимое количество
- по мужицкому образу и подобию, только покрепче, помоторнее
и похолоднее. И пошли давить заговоры по околоткам. Где мужик
схоронился, баб за антибабий уклон - в кишлаг. Там женки
дурнели и, поскольку все песни про миленького были под запретом,
мерли от неизбывной тоски. Авторитет Гельдыпа II рос - еще б
чуток, и сровнялся бы с батиным.
Той грозной порою сплочильный разлет заприметил полузабытую
Лябду.
Сляп 5
Бронелет наискосок боднул лябдянскую атмосферку и, схлопотав
поддых, кувыркнулся в эфир. Разлетный Пеняй припал к лукошку и
ахнул. Преткновение вышло оттого, что планетная лазурь была инда
в пузырь забрана и потому имела замечательные отбойные качества
- как, скажем, жиром обтянутое брюхо. И действительно, в
одном месте ласа сходила на нет - в лунку на манер пупка, а
на опупке той стояла заимка с холостой трубой. Пеняй туда и
указал.
Отбойный пузырь прозрачно стягивался и нырял под забор - в
лопухи, а посреди округлого подворья стояла замшелая изба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9