Я лишь расслышал два слова:
– Страшно моторный…
В общем, меня приняли без экзаменов. Так из-за того, что я встретил девушку почти без недостатков (которая все же не стала дожидаться, когда у меня порвутся уши, переломится нос и отрастет бегемотный загривок, и однажды не пришла на свидание), я стал спортсменом и даже теперь «тренирующимся Тренером».
К факту, что я тренер, в нашей семье относятся по-разному. Наша Мама считает, что я просто валяю дурака. Она убеждена, что все спортсмены бездельники и что нам зря дают талоны на обед во время соревнований. Мама сравнивает меня с хищным зверем в зоопарке.
– Мне не жалко мяса, – говорит Мама. – Но согласись, что ты не производишь материальных ценностей.
Мама страшно гордится, что производит материальные ценности, хотя и неизвестно, какие.
– А разве ты производишь материальные ценности? – как бы между прочим спрашиваю я. Загадка Маминой работы не дает мне покоя.
Я спрашиваю так, наобум, чтобы спровоцировать Маму.
Мама подозрительно смотрит на меня.
– Если бы ты был не ты, я бы подумала, что ты шпион, – говорит она обычную в таких случаях фразу, замыкается в себе, и на этом разговор об общественной полезности спортсменов заканчивается.
Остальные члены нашей семьи смотрят на спорт менее философично. Бабушка, например, уверена, что спортсмены просто-напросто несчастные люди, которые истязают себя неизвестно зачем, наподобие некоторых сектантов.
– Бедненький ты мой дурачок, – говорит Бабушка, когда я прихожу домой с тренировок, и гладит меня по голове, как неразумное дитя. – Устал? Как они тебя измутузили, проклятые. Ты бы не лез, сынок, на рожон. Соревнуйся потихоньку, держись в сторонке. Будь, сынок, похитрее.
Дедушка же за меня.
– Спорт воспитывает силу и волю, – говорит Дедушка в тех случаях, когда молчать уже нельзя, когда Бабушка наступает ему на горло.
– Ты посмотри, старый, какой у твоего сына синяк – кричит Бабушка – Ты чего молчишь? Ты почему не запретишь ему заниматься этой дурацкой борьбой?
– Спорт воспитывает силу и волю, – говорит Дедушка, и я никак не могу понять, повторяет ли он эту фразу, чтобы отделаться от Бабушки, или действительно так считает. Уж больно хитер наш Дедушка, уж больно коварен под маской дипломатического представителя.
Но иногда, когда мне приходится возвращаться домой особенно побитым или с вывихнутой конечностью и все начинают хлопотать вокруг меня, за исключением Дедушки, который чинит какую-нибудь Рисову игрушку, нахмурив свои кустистые седые брови, мне кажется, что Дедушка произносит эту фразу не особенно искренне.
Единственный человек в семье, который всерьез воспринимает меня как спортсмена, – это Рис. Особенно когда он парит в свободном полете от середины комнаты до кушетки.
– Конечно! – вопит в таких случаях Рис. – Ты справишься с ребенком! Ты мастер спорта! Вот вырасту, получу мастера – и тогда посмотрим!
Вообще Рис с малолетства воспринимает меня как грубую физическую силу. И так считать у него есть все основания.
Вопрос имеет свою историю До трех лет, пока Рис передвигался, держась за мебель, все шло нормально, как и должно было идти. Рис издавал различные требующие звуки, и каждый звук немедленно претворялся в жизнь. В дальнейшем же, когда Рис стал проявлять признаки грубого и необузданного характера, со всей остротой встал вопрос, какую из двух систем воспитания к нему применить: чутко-благородно-нежную или спартанскую. Мама стояла за чутко-благородно-нежную. Я – за спартанскую.
– Ребенок должен расти чутким и отзывчивым, – говорила Мама. – С ним надо быть ласковым, добрым, удовлетворять все его желания. Тогда и он будет с людьми добрым и отзывчивым.
– Ребенок должен с малых лет привыкать к трудностям, – говорил я. – Чуткость и отзывчивость возникают как результат преодоления трудностей. Только испытанное страдание дает полное понимание всей глубины горя другого человека.
– Ты поэтому не дал ему попугая?
– Да. Я не дал ему попугая, чтобы он понимал, что не все легко дается. Что попугая, как и все остальное, надо заработать.
– Уж не хочешь ли ты, чтобы он завтра пошел на завод?
Я много думал о нашей семье в связи с Рисом. Ну ладно, Мама. Она сама ребенок. Детство ее прошло гладко, среди относительного благополучия (во время войны Маме было всего ничего, отец ее не воевал, так как тренировал парашютистов-десантников). Юность тоже не доставила Маме особых хлопот, поскольку она сразу же влюбилась в меня, вышла замуж и, выпорхнув из-за папиной спины, тут же очутилась за моей. И поскольку Мама не совершенствуется как мать, то есть не читает даже педагогической литературы, то для нее Рис остается лишь интересной игрушкой, пусть иногда хлопотливой, но все же игрушкой.
Другое дело Бабушка и Дедушка. Это люди, на долю которых выпали во время войны огромные испытания и которые с честью из них вышли. Почему же сейчас они такие?
Я могу понять Бабушку. Бабушку погубили две вещи: канализация и рождение внука. Когда Бабушка переехала после войны из деревни в город, то канализация, ее простота и совершенство настолько потрясли ее, что она живо заинтересовалась всей системой, стала ходить на собрания водопроводчиков ЖЭКа (сначала в качестве жалобщицы), потом сама начала слесарить, и вот результат – Бабушка дослужилась до начальницы «богом проклятого треста». Ей понравились власть, персональная машина, и Бабушка из скромной крестьянки вскоре превратилась в диктатора водопроводчиков.
Рождение внука завершило это превращение. Человек только тогда начинает казаться сам себе всемогущим, когда может кого-то сделать счастливым.
– Я сделаю его счастливым, – сказала Бабушка, имея в виду Риса. – Он при мне будет жить, как при коммунизме Хватит того, что мой сын хлебнул в детстве.
Ее сын – это, значит, я. Мне действительно досталось в детстве, но все же, как мне кажется, я сохранил трезвый взгляд на вещи (а может быть, именно благодаря этому) и, в частности, трезвый взгляд на воспитание Риса.
Другое дело Дедушка… Фронтовик, кавалер стольких орденов – и вдруг превратился в этакого тихоню. В основе этого превращения, мне кажется, лежит неудовлетворенность Дедушки своим настоящим положением. Что ни говорите, простой шофер. В то время как жена – директор треста. Думаю, что Дедушка потакает всем слабостям Риса с одной, пусть неосознанной, целью – заполучить над ним власть, чтобы внушить… Что? Этого я пока не знал…
Короче говоря, Рис воспитывался по смешанной системе: то по чутко-благородно-нежной, то по спартанской. Когда власть в семье на несколько часов переходила ко мне, то удавалось внушить Рису два-три понятия, например, что такое закалка и трудовое воспитание и как они необходимы человеку в жизни Но как только власть менялась, эти понятия начисто выветривались из Рисовой головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Страшно моторный…
В общем, меня приняли без экзаменов. Так из-за того, что я встретил девушку почти без недостатков (которая все же не стала дожидаться, когда у меня порвутся уши, переломится нос и отрастет бегемотный загривок, и однажды не пришла на свидание), я стал спортсменом и даже теперь «тренирующимся Тренером».
К факту, что я тренер, в нашей семье относятся по-разному. Наша Мама считает, что я просто валяю дурака. Она убеждена, что все спортсмены бездельники и что нам зря дают талоны на обед во время соревнований. Мама сравнивает меня с хищным зверем в зоопарке.
– Мне не жалко мяса, – говорит Мама. – Но согласись, что ты не производишь материальных ценностей.
Мама страшно гордится, что производит материальные ценности, хотя и неизвестно, какие.
– А разве ты производишь материальные ценности? – как бы между прочим спрашиваю я. Загадка Маминой работы не дает мне покоя.
Я спрашиваю так, наобум, чтобы спровоцировать Маму.
Мама подозрительно смотрит на меня.
– Если бы ты был не ты, я бы подумала, что ты шпион, – говорит она обычную в таких случаях фразу, замыкается в себе, и на этом разговор об общественной полезности спортсменов заканчивается.
Остальные члены нашей семьи смотрят на спорт менее философично. Бабушка, например, уверена, что спортсмены просто-напросто несчастные люди, которые истязают себя неизвестно зачем, наподобие некоторых сектантов.
– Бедненький ты мой дурачок, – говорит Бабушка, когда я прихожу домой с тренировок, и гладит меня по голове, как неразумное дитя. – Устал? Как они тебя измутузили, проклятые. Ты бы не лез, сынок, на рожон. Соревнуйся потихоньку, держись в сторонке. Будь, сынок, похитрее.
Дедушка же за меня.
– Спорт воспитывает силу и волю, – говорит Дедушка в тех случаях, когда молчать уже нельзя, когда Бабушка наступает ему на горло.
– Ты посмотри, старый, какой у твоего сына синяк – кричит Бабушка – Ты чего молчишь? Ты почему не запретишь ему заниматься этой дурацкой борьбой?
– Спорт воспитывает силу и волю, – говорит Дедушка, и я никак не могу понять, повторяет ли он эту фразу, чтобы отделаться от Бабушки, или действительно так считает. Уж больно хитер наш Дедушка, уж больно коварен под маской дипломатического представителя.
Но иногда, когда мне приходится возвращаться домой особенно побитым или с вывихнутой конечностью и все начинают хлопотать вокруг меня, за исключением Дедушки, который чинит какую-нибудь Рисову игрушку, нахмурив свои кустистые седые брови, мне кажется, что Дедушка произносит эту фразу не особенно искренне.
Единственный человек в семье, который всерьез воспринимает меня как спортсмена, – это Рис. Особенно когда он парит в свободном полете от середины комнаты до кушетки.
– Конечно! – вопит в таких случаях Рис. – Ты справишься с ребенком! Ты мастер спорта! Вот вырасту, получу мастера – и тогда посмотрим!
Вообще Рис с малолетства воспринимает меня как грубую физическую силу. И так считать у него есть все основания.
Вопрос имеет свою историю До трех лет, пока Рис передвигался, держась за мебель, все шло нормально, как и должно было идти. Рис издавал различные требующие звуки, и каждый звук немедленно претворялся в жизнь. В дальнейшем же, когда Рис стал проявлять признаки грубого и необузданного характера, со всей остротой встал вопрос, какую из двух систем воспитания к нему применить: чутко-благородно-нежную или спартанскую. Мама стояла за чутко-благородно-нежную. Я – за спартанскую.
– Ребенок должен расти чутким и отзывчивым, – говорила Мама. – С ним надо быть ласковым, добрым, удовлетворять все его желания. Тогда и он будет с людьми добрым и отзывчивым.
– Ребенок должен с малых лет привыкать к трудностям, – говорил я. – Чуткость и отзывчивость возникают как результат преодоления трудностей. Только испытанное страдание дает полное понимание всей глубины горя другого человека.
– Ты поэтому не дал ему попугая?
– Да. Я не дал ему попугая, чтобы он понимал, что не все легко дается. Что попугая, как и все остальное, надо заработать.
– Уж не хочешь ли ты, чтобы он завтра пошел на завод?
Я много думал о нашей семье в связи с Рисом. Ну ладно, Мама. Она сама ребенок. Детство ее прошло гладко, среди относительного благополучия (во время войны Маме было всего ничего, отец ее не воевал, так как тренировал парашютистов-десантников). Юность тоже не доставила Маме особых хлопот, поскольку она сразу же влюбилась в меня, вышла замуж и, выпорхнув из-за папиной спины, тут же очутилась за моей. И поскольку Мама не совершенствуется как мать, то есть не читает даже педагогической литературы, то для нее Рис остается лишь интересной игрушкой, пусть иногда хлопотливой, но все же игрушкой.
Другое дело Бабушка и Дедушка. Это люди, на долю которых выпали во время войны огромные испытания и которые с честью из них вышли. Почему же сейчас они такие?
Я могу понять Бабушку. Бабушку погубили две вещи: канализация и рождение внука. Когда Бабушка переехала после войны из деревни в город, то канализация, ее простота и совершенство настолько потрясли ее, что она живо заинтересовалась всей системой, стала ходить на собрания водопроводчиков ЖЭКа (сначала в качестве жалобщицы), потом сама начала слесарить, и вот результат – Бабушка дослужилась до начальницы «богом проклятого треста». Ей понравились власть, персональная машина, и Бабушка из скромной крестьянки вскоре превратилась в диктатора водопроводчиков.
Рождение внука завершило это превращение. Человек только тогда начинает казаться сам себе всемогущим, когда может кого-то сделать счастливым.
– Я сделаю его счастливым, – сказала Бабушка, имея в виду Риса. – Он при мне будет жить, как при коммунизме Хватит того, что мой сын хлебнул в детстве.
Ее сын – это, значит, я. Мне действительно досталось в детстве, но все же, как мне кажется, я сохранил трезвый взгляд на вещи (а может быть, именно благодаря этому) и, в частности, трезвый взгляд на воспитание Риса.
Другое дело Дедушка… Фронтовик, кавалер стольких орденов – и вдруг превратился в этакого тихоню. В основе этого превращения, мне кажется, лежит неудовлетворенность Дедушки своим настоящим положением. Что ни говорите, простой шофер. В то время как жена – директор треста. Думаю, что Дедушка потакает всем слабостям Риса с одной, пусть неосознанной, целью – заполучить над ним власть, чтобы внушить… Что? Этого я пока не знал…
Короче говоря, Рис воспитывался по смешанной системе: то по чутко-благородно-нежной, то по спартанской. Когда власть в семье на несколько часов переходила ко мне, то удавалось внушить Рису два-три понятия, например, что такое закалка и трудовое воспитание и как они необходимы человеку в жизни Но как только власть менялась, эти понятия начисто выветривались из Рисовой головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79