Тем не менее Роберт никогда не намекал Якову, что не одобряет его. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что, если бы попытался сделать какое-нибудь критическое замечание, Яков моментально опроверг бы его каким-нибудь хитроумным аргументом, и понимал, что Яков продолжает любить своего Робби потому, что тот никогда не был тем, кого король называл сварливым придирой.
Нортгемптон был осведомлен об этом качестве Карра и знал, что может спросить его о наказаниях отказавшихся подчиниться закону без всяких последствий для себя. Если же его, Нортгемптона, попросят подписать присягу, он решил, что подпишется, – его политическая карьера всегда значила для него больше, чем религиозные пристрастия, но он предпочитал, чтобы ему не пришлось делать такой выбор. Поэтому иметь в друзьях Роберта Карра было весьма кстати.
Решив, что опасность ему не грозит, Нортгемптон продолжал:
– Я позволил себе воспользоваться вашим гостеприимством и полагаю, вы не подумаете, что я злоупотребляю вашей дружбой.
Роберт улыбнулся своей очаровательной улыбкой и ответил:
– Мой дорогой Нортгемптон, мне доставляет удовольствие, что вы можете злоупотреблять моей дружбой. Это показывает, что вы в ней уверены.
– Спасибо, мой дорогой друг. Дело в том, что некоторые члены моего семейства неожиданно вернулись ко двору. Я позволил себе пригласить их в замок. Они, наверное, уже приехали.
– Любой, принадлежащий к вашему семейству, будет радушно принят.
– Спасибо, Роберт. Я так и думал, что вы скажете это.
– И кто эти родственники? Я с ними знаком?
– Думаю, вы знакомы с моей внучатой племянницей. Она некоторое время жила с мужем в провинции. Ха, я никогда не верил, что деревня устроит мадам Франсис надолго.
– Насколько я понимаю, – спросил Роберт, – вы говорите о графине Эссекс?
– Вы правы. Эта молодая особа любит поступать по-своему. Она упросила меня позволить ей приехать сюда. Франсис не могла дождаться, когда весь двор переберется в Уайтхолл. Она говорила, что слишком долго отсутствовала.
– Ну да, – сдержанно согласился Роберт. – Должно быть, прошло немало времени с тех пор, как она была при дворе.
* * *
Во время танцев в большом зале Франсис оказалась рядом с ним.
Роберт забыл, как она красива. Ни одна женщина при дворе не могла с ней сравниться, и Роберт пришел в возбуждение лишь от одного ее вида. Их руки соприкоснулись в танце, и на секунду Франсис сжала его пальцы.
– С возвращением ко двору, леди Эссекс.
– Как приятно видеть вас, виконт Рочестер.
– А граф Эссекс тоже при дворе?
– Увы, да.
Роберт повернулся к следующей партнерше, как того требовал танец. Франсис была такой же волнующей, как всегда.
Она уже приготовила фразу, когда Роберт снова повернулся к ней.
– Я должна увидеться с тобой… наедине.
– Когда?
– Сегодня ночью.
– А граф?
– Откуда мне знать? Мне все равно! Он мне не муж и никогда им не был.
– Как это может быть?
– Потому что я люблю другого.
– А этот другой?
– Сегодня ночью он мне скажет, любит он меня или нет.
– Где?
– В нижних покоях башни Гундульфа. Там темные и мрачные кладовые, куда мало кто ходит.
Роберт промолчал, и она умоляюще посмотрела на него.
Он скучал по Франсис и хотел возобновить их отношения. Ему так и не удалось ее забыть. В ней бурлила такая жизненная сила, что устоять было невозможно. Если они с графом живут отдельно по взаимному согласию, то ничего плохого в этом нет.
В ту же ночь, когда замок затих, они встретились в нижних покоях башни Гундульфа и снова стали любовниками.
* * *
Франсис сидела напротив Анны Тернер в ее доме в Хаммерсмите и изливала свои опасения.
– Вы все еще не уверены в нем? – спросила миссис Тернер.
Франсис кивнула.
– И все-таки я думаю, он нуждается во мне больше, чем прежде. Перемена заметна.
– Наш милый доктор поработал ради этого.
– Знаю. Но мой возлюбленный все время помнит о сопернике. – Ее лицо помрачнело. – А тот всегда рядом, всегда угрожает. Я скорее умру, чем дам увезти себя назад в деревню.
– Моя милая леди, вы не должны говорить о смерти. Неужели было так трудно подсыпать порошки, которые предложил доктор?
– Просто невозможно. Я не выходила из своих покоев, потому что не могла терпеть его рядом с собой. Там есть две служанки, которые были готовы исполнить мою просьбу. Я подкупила их, и они старались изо всех сил. Но муж всегда окружен своими слугами, и среди них был один человек, Уилсон, которого перехитрить не удалось.
Миссис Тернер кивнула.
– Печально – у нас столько препятствий!
– Больше всего я боюсь, что, если возникнет слишком много препятствий, мой возлюбленный будет готов отказаться от нашей любви.
– Мы должны привязать его так сильно, чтобы он не смог сбежать.
– А это возможно?
– С помощью доктора возможно все. Думаю, вы должны снова увидеться с ним… и как можно скорее.
– Я сделаю это.
– Позвольте рассказать ему о вашем визите, и он назовет день, когда вас примет. Я сумею передать вам сообщение.
– Дорогая Тернер, что бы я без вас делала!
– Милая подруга, я с удовольствием вам помогаю! Я немного училась у доктора и понимаю, что того, кто стоит между вами и вашим возлюбленным, следует удалить, потому что в противном случае все наши усилия будут бесполезны. Франсис стиснула руки.
– Да поможет мне Бог больше никогда не видеть его лица!
– Вам поможет доктор. – Анна Тернер склонилась вперед и коснулась руки Франсис. – Не забывайте, – тихо повторила она, – с помощью доктора нет ничего невозможного.
* * *
Томас Овербери сидел за столом в покоях милорда Рочестера и писал. На его лице блуждала довольная улыбка, и в комнате не было слышно ни звука, кроме скрипа пера. Томас прочел написанное, и его улыбка превратилась в самодовольную ухмылку. Он всегда был доволен своей работой.
Роберт сидел на подоконнике и смотрел на дворцовые угодья; его красивое лицо было задумчиво.
– Послушай это, Роберт! – воскликнул Томас и принялся зачитывать вслух только что написанное.
– Прекрасно… как всегда, – похвалил Роберт, когда он закончил.
– Вот так, дорогой мой! Что бы ты без меня делал!
– Ради бога, Том, что бы мы с тобой делали друг без друга!
Томас на момент задумался.
– Что правда, то правда, – согласился он наконец.
Но в его голове поселилось сомнение. В таверне «Русалка» он обедал с писателями, среди которых был сам Бен Джонсон, и с ним обходились как с равным. Там он держался как человек, имеющий отношение к литературе, там он был самим собой, а не призраком, не тенью другого. Томас представил Роберта Карра в этой компании. Он даже не понял бы, о чем они говорят. Однако где бы он теперь был без Роберта? Что бы принесла ему его писанина? Достаточно, чтобы жить впроголодь на чердаке?
И Томас повторил со вздохом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76