Я комсомолка. Ненавижу стиляг, разболтанных, манерничающих маменькиных сынков, кичащихся цинизмом и наглостью. Мой двоюродный брат Марат такой… Мама считает, что главное — выйти хорошо замуж. Неужели только в этом назначение женщины?.. — Лика говорила горячо и долго. А закончила так: — Я как-то говорила вам, что я строгая. Значит, требовательная. Назначим месячный испытательный срок. Я беру шефство над вашей учебой в вечерней школе, и уж будьте любезны знать уроки назубок! Буду и проверять и помогать. Будем ходить в театры и кино.
Эти слова звучали как свидетельство взаимной симпатии.
— А ваша мама? — спросил Анатолий.
— Мама? — Брови девушки хмуро сошлись на переносице. — Я буду звонить вам…
Спускаясь с Ликой по лестнице, Анатолий взял ее под руку. Она хотела вырваться, юноша удержал:
— Теперь вы моя дама!
— А если увидят знакомые?
— Вы боитесь?
— Нисколько.
Они медленно шли по улице. Никогда еще Анатолий не ходил «под ручку», даже насмешливо поглядывал на встречавшиеся парочки. А сейчас, сжимая нежные, послушные пальцы и вдыхая запах незнакомых приятных духов, он волновался. Ему вдруг так захотелось ее поцеловать. Лика говорила о брате. Анатолий слышал слова, но смысл их не доходил до него. Он невпопад отвечал
«да», «нет».
— Да вы меня совсем не слушаете!
— Да… Слушаю…
Они вошли в. подъезд ее дома, где никого не было. Анатолий вдруг порывисто обнял ее и поцеловал. Лика не двигалась. То ли она была поражена, то ли не протестовала… Он притянул ее голову и снова поцеловал.
Сильный толчок в грудь заставил его отшатнуться. Звонкий удар по уху оглушил.
— Рыцарь? Да вы пошляк! — яростно прошептала Лика и стремглав бросилась вверх по лестнице.
Анатолий ошалело стоял, прислонившись к стенке. Дверь отворилась, вошла пожилая пара, покосилась на Анатолия и ускорила шаги…
Дома мать сказала:
— Какая славная эта Лика. Уж ты, сынок, не теряй ее дружбы, береги! Сразу видно — она тебе от души добра хочет. Дай вам бог!
— Ладно уж! — с горечью сказал Анатолий и ушел в свою комнату, проклиная себя из-за своей выходки. Неужели они навсегда поссорились? «Что же делать, что же делать? Неужели же я не увижу ее никогда? Это невозможно…»
Глава XVI
В ДАЛЕКОМ ПЕРЕУЛКЕ
1
Анатолий позвонил Нине и сказал, что он окончательно решил поступить на работу в артель. Она переговорила еще раз с директором, и тот назначил день.
В далеком переулке с булыжной мостовой, среди одноэтажных и двухэтажных деревянных и кирпичных домов, Анатолий Русаков не сразу нашел небольшую вывеску «Промкомбината». Контора комбината помещалась в глубине двора, в длинном одноэтажном кирпичном здании.
Анатолий увидел Нину в первой же комнате, разделенной застекленными перегородками на ряд клетушек, украшенных надписями: «Бухгалтерия», «Отдел сбыта», «Отдел снабжения», «Производственный отдел». Он кивнул ей и сказал:
— Я к директору.
Нина взглядом дала понять Анатолию, что здесь они не знакомы, вошла в кабинет и через минуту, приоткрыв дверь, пригласила его.
Стены большого кабинета были покрыты линкрустом. В трех застекленных шкафах виднелись образцы дешевой посуды, игрушек, разноцветные ленты, образцы клеенки, грубые застежки «молния», какие-то резинки — в общем, то, что в быту именуется ширпотребом.
Басистый хрипловатый голос произнес:
— Смелее, орел, сыпь сюда!
За большим письменным столом, покрытым толстым стеклом, сидел пожилой мужчина.
— Я парень простецкий, передо мной тянуться не надо, садись, орел, потолкуем, — предложил директор, показывая на кресло, стоящее рядом. — Сначала человек, потом бумажки, — продолжал он, небрежно отодвигая лежавшие перед ним бумаги на край стола.
Он крепко пожал руку Анатолию и еще раз показал на необъятное кресло. Анатолий опустился на него. Демократический стиль начальника ему понравился.
Директор был одет в полувоенный костюм из зеленоватого габардина. Щегольские хромовые сапоги выглядывали из-под стола. Короткий нос на мясистом, обрюзглом лице со следами оспы торчал чуть ли не прямо вперед. Улыбка обнажала крупные желтоватые зубы.
— Поговорим, как мужчина с мужчиной, — начал директор. — Нинок, — он кивнул на девушку, стоявшую у стола, — пользуется моим полнейшим доверием. Шофер бывает в курсе всех служебных и личных дел, для меня он как член семьи. А брать в семью человека, значит, доверять ему свою судьбу. Так? — Он выжидательно уставился на молодого человека.
— Так, — только и оставалось подтвердить Анатолию.
— При такой ситуации дело не только в том, — продолжал директор, — чтобы я подобрал шофера по своему вкусу, а вкусы у меня простецкие, но чтобы и шоферу понравился хозяин, как старший друг. Верно? — Он замолчал и ждал ответа.
— Верно, — согласился Анатолий.
— Объясняться друг другу в любви мы с тобой не будем, — продолжал директор, — а познакомиться следует. Я о себе скажу так: парень я простецкий…
«Да не очень, — подумал Анатолий, — если ты опять это повторяешь».
— Вкусы… у меня самые демократические, как рифмуют поэты, — водка-селедка. Ты сильно закладываешь под эту рифму? Буянишь?
— Не пью, а выпью — не хмелею.
— Пьян да умен — семь угодий в нем! Вот так. Я другим жить не мешаю, но и меня не тронь. Не христианин, поэтому, если ударят в правую щеку, левую не подставляю. Вот так. Таким образом… Всё! Ясно?
— Ясно, — как эхо, отозвался Анатолий и подумал: «Такому палец в рот не клади».
— Нинок просит меня: «Возьмите на работу моего друга Толю Русакова, головой, говорит, сердцем и честью ручаюсь за него, не подведет никогда». Так, Нинок?
— Да. Я знаю Толю давно.
— Ну что ж, думаю, парень университет жизни прошел такой, что сумеет оценить хорошее отношение… Ты как?
— Верно, — отозвался Анатолий, с трудом выдерживая сверлящий взгляд директорских глазок и боясь отвести свои, как бы тот не счел это малодушием и слабохарактерностью.
— Вот тогда и задал я Нинок вопрос: ну устрою я парня к себе шофером, место завидное, многие добиваются. А он вдруг обидится, разозлится, ведь на работе всякое бывает, и, не посоветовавшись, сгоряча рубанет. Использует какую-либо оплошность в работе артели во вред тебе или твоим друзьям, заведет склоку. Такого —
е потерплю! Склочник — это первый вредитель в нашем деле. Согласен?
— Конечно, — опять согласился Анатолий, все более более удивляясь такой странной и длинной речи начальника.
— Свой своему поможет. Свой на своего не донесет. На то он и свой. Поссорятся свои, сами разберемся, не путая в это дело чужих. Вот так. Ясно?
— Ясно, — повторил Анатолий.
— А на чужих мой закон не распространяется, — продолжал директор. — Если ты начнешь воровать даже на стороне, ноги твоей здесь и минуте не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Эти слова звучали как свидетельство взаимной симпатии.
— А ваша мама? — спросил Анатолий.
— Мама? — Брови девушки хмуро сошлись на переносице. — Я буду звонить вам…
Спускаясь с Ликой по лестнице, Анатолий взял ее под руку. Она хотела вырваться, юноша удержал:
— Теперь вы моя дама!
— А если увидят знакомые?
— Вы боитесь?
— Нисколько.
Они медленно шли по улице. Никогда еще Анатолий не ходил «под ручку», даже насмешливо поглядывал на встречавшиеся парочки. А сейчас, сжимая нежные, послушные пальцы и вдыхая запах незнакомых приятных духов, он волновался. Ему вдруг так захотелось ее поцеловать. Лика говорила о брате. Анатолий слышал слова, но смысл их не доходил до него. Он невпопад отвечал
«да», «нет».
— Да вы меня совсем не слушаете!
— Да… Слушаю…
Они вошли в. подъезд ее дома, где никого не было. Анатолий вдруг порывисто обнял ее и поцеловал. Лика не двигалась. То ли она была поражена, то ли не протестовала… Он притянул ее голову и снова поцеловал.
Сильный толчок в грудь заставил его отшатнуться. Звонкий удар по уху оглушил.
— Рыцарь? Да вы пошляк! — яростно прошептала Лика и стремглав бросилась вверх по лестнице.
Анатолий ошалело стоял, прислонившись к стенке. Дверь отворилась, вошла пожилая пара, покосилась на Анатолия и ускорила шаги…
Дома мать сказала:
— Какая славная эта Лика. Уж ты, сынок, не теряй ее дружбы, береги! Сразу видно — она тебе от души добра хочет. Дай вам бог!
— Ладно уж! — с горечью сказал Анатолий и ушел в свою комнату, проклиная себя из-за своей выходки. Неужели они навсегда поссорились? «Что же делать, что же делать? Неужели же я не увижу ее никогда? Это невозможно…»
Глава XVI
В ДАЛЕКОМ ПЕРЕУЛКЕ
1
Анатолий позвонил Нине и сказал, что он окончательно решил поступить на работу в артель. Она переговорила еще раз с директором, и тот назначил день.
В далеком переулке с булыжной мостовой, среди одноэтажных и двухэтажных деревянных и кирпичных домов, Анатолий Русаков не сразу нашел небольшую вывеску «Промкомбината». Контора комбината помещалась в глубине двора, в длинном одноэтажном кирпичном здании.
Анатолий увидел Нину в первой же комнате, разделенной застекленными перегородками на ряд клетушек, украшенных надписями: «Бухгалтерия», «Отдел сбыта», «Отдел снабжения», «Производственный отдел». Он кивнул ей и сказал:
— Я к директору.
Нина взглядом дала понять Анатолию, что здесь они не знакомы, вошла в кабинет и через минуту, приоткрыв дверь, пригласила его.
Стены большого кабинета были покрыты линкрустом. В трех застекленных шкафах виднелись образцы дешевой посуды, игрушек, разноцветные ленты, образцы клеенки, грубые застежки «молния», какие-то резинки — в общем, то, что в быту именуется ширпотребом.
Басистый хрипловатый голос произнес:
— Смелее, орел, сыпь сюда!
За большим письменным столом, покрытым толстым стеклом, сидел пожилой мужчина.
— Я парень простецкий, передо мной тянуться не надо, садись, орел, потолкуем, — предложил директор, показывая на кресло, стоящее рядом. — Сначала человек, потом бумажки, — продолжал он, небрежно отодвигая лежавшие перед ним бумаги на край стола.
Он крепко пожал руку Анатолию и еще раз показал на необъятное кресло. Анатолий опустился на него. Демократический стиль начальника ему понравился.
Директор был одет в полувоенный костюм из зеленоватого габардина. Щегольские хромовые сапоги выглядывали из-под стола. Короткий нос на мясистом, обрюзглом лице со следами оспы торчал чуть ли не прямо вперед. Улыбка обнажала крупные желтоватые зубы.
— Поговорим, как мужчина с мужчиной, — начал директор. — Нинок, — он кивнул на девушку, стоявшую у стола, — пользуется моим полнейшим доверием. Шофер бывает в курсе всех служебных и личных дел, для меня он как член семьи. А брать в семью человека, значит, доверять ему свою судьбу. Так? — Он выжидательно уставился на молодого человека.
— Так, — только и оставалось подтвердить Анатолию.
— При такой ситуации дело не только в том, — продолжал директор, — чтобы я подобрал шофера по своему вкусу, а вкусы у меня простецкие, но чтобы и шоферу понравился хозяин, как старший друг. Верно? — Он замолчал и ждал ответа.
— Верно, — согласился Анатолий.
— Объясняться друг другу в любви мы с тобой не будем, — продолжал директор, — а познакомиться следует. Я о себе скажу так: парень я простецкий…
«Да не очень, — подумал Анатолий, — если ты опять это повторяешь».
— Вкусы… у меня самые демократические, как рифмуют поэты, — водка-селедка. Ты сильно закладываешь под эту рифму? Буянишь?
— Не пью, а выпью — не хмелею.
— Пьян да умен — семь угодий в нем! Вот так. Я другим жить не мешаю, но и меня не тронь. Не христианин, поэтому, если ударят в правую щеку, левую не подставляю. Вот так. Таким образом… Всё! Ясно?
— Ясно, — как эхо, отозвался Анатолий и подумал: «Такому палец в рот не клади».
— Нинок просит меня: «Возьмите на работу моего друга Толю Русакова, головой, говорит, сердцем и честью ручаюсь за него, не подведет никогда». Так, Нинок?
— Да. Я знаю Толю давно.
— Ну что ж, думаю, парень университет жизни прошел такой, что сумеет оценить хорошее отношение… Ты как?
— Верно, — отозвался Анатолий, с трудом выдерживая сверлящий взгляд директорских глазок и боясь отвести свои, как бы тот не счел это малодушием и слабохарактерностью.
— Вот тогда и задал я Нинок вопрос: ну устрою я парня к себе шофером, место завидное, многие добиваются. А он вдруг обидится, разозлится, ведь на работе всякое бывает, и, не посоветовавшись, сгоряча рубанет. Использует какую-либо оплошность в работе артели во вред тебе или твоим друзьям, заведет склоку. Такого —
е потерплю! Склочник — это первый вредитель в нашем деле. Согласен?
— Конечно, — опять согласился Анатолий, все более более удивляясь такой странной и длинной речи начальника.
— Свой своему поможет. Свой на своего не донесет. На то он и свой. Поссорятся свои, сами разберемся, не путая в это дело чужих. Вот так. Ясно?
— Ясно, — повторил Анатолий.
— А на чужих мой закон не распространяется, — продолжал директор. — Если ты начнешь воровать даже на стороне, ноги твоей здесь и минуте не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144