Сдав чемодан, Лобов позавтракал в бесплатной столовой, прошёлся по привокзальной площади, успешно отбив атаки нескольких «липцов». Наконец это ему надоело, и он решил пойти на Лин-Дорт, одну из центральных улиц Даль-Гея, непосредственно примыкавшую к привокзальной площади. Нигде так легко не затеряться, как в людской толпе, к тому же в дальнейшем непосредственное знакомство с городом могло оказаться полезным.
Подземным переходом Лобов не без труда добрался до Лин-Дорт. Первое, что он ощутил, ступив на орнаментованный пластик тротуара, — свет. На привокзальной площади этот бешеный исступлённый свет лился откуда-то со стороны, с окраины, а тут Лобов буквально окунулся, нырнул в него всем телом, почти физически ощущая его материальность. Свет был накинут на Лин-Дорт, как пронзительно сияющее покрывало, погружая её в переливающийся фосфоресцирующий туман, скрывающий детали и заставляющий воспринимать улицу вместе со всем, что на ней находилось, как единое целое. В непрестанном движении теряющейся где-то в светлой бесконечности человеческой толпы не было ничего от привокзальной суеты или деловой спешки возле магазинов и учреждений. Люди тут были заняты самыми разными делами, но их объединяла одна цель: убить нудно тянущееся время и попытаться вытянуть из этого омута счастливый жребий. В этом живом потоке, несмотря на его невообразимую пестроту и многоликость, было что-то от единого, чётко организованного организма — от муравейника, улья, а может быть, и от неторопливо текущей реки, истоки и устье которой ещё не исследованы.
Когда глаза Лобова привыкли к сумасшедшему свету, а сам он несколько освоился в этом сдержанно волнующемся, гудящем мире, он увидел, что улица состоит из нескольких ярусов. Где-то высоко в небе висели неизвестно каким образом подвешенные ослепительно светящиеся шары. При общем белом тоне света каждый из них имел собственный неповторимый оттенок: голубоватый, розоватый, золотистый, зеленоватый, серебряный. Это богатство полутонов и придавало освещению сказочность и нереальность. Лобову все время чудилось, что он не просто гуляет по улице, а находится в самом центре карнавала, организованного по каким-то загадочным законам. Небоскрёбы пылали, как гигантские бенгальские огни, так неистово бушевало вокруг них изломанное пламя реклам. На среднем ярусе реклама была реальнее и вещественнее: бутылки всех калибров и форм, рюмки, бокалы, стаканы, льющиеся напитки, дымящиеся блюда, ослепительные улыбки ослепительно красивых лиц. Внизу сквозь распахнутые двери баров виднелись сверкающие металлом и полированным деревом стойки, лилась негромкая синкопированная музыка, за огромными стёклами баров и казино, как рыбы в аквариумах, плавали пары. Входы были освещены то вызывающе ярко, то мягко и интимно. Возле них стояли молодые парни и девушки. Бритые, бородатые, с длинными локонами и выбритыми макушками, с косами и рассыпающимися кудрями, с огромными, чуть ли их до пояса, усами, в сапогах и босиком, в туфлях на высочаишел каблуке и в античных сандалиях со шнуровкой. Разосрдться, кто перед тобой, юноша или девушка, с первого взгляда было невозможно.
К двадцати трём часам Лобов вернулся на привокзальную площадь и направился на стоянку личных автомашин. С помощью минирадиоиндикатора он без труда отыскал неприметную машину серого цвета, открыл ключом дверцу и сел за руль.
Покрутившись в портовом районе, Лобов вывел машину на спокойную загородную автостраду и откинул крышку малого багажника на приборной доске. Под ней обнаружилась нейтридная панель. Как будто бы ничего не произошло, но Лобов знал, что контрольная аппаратура в эти секунды сверяет его индивидуальные биологические данные с матрицей, заложенной в кодовом устройстве. Это был единственный способ открыть сейф. Конечно, сокрушить нейтридный корпус неимоверно трудно, но в лабораторных условиях все-таки возможно. Однако любая попытка проникнуть в сейф, минуя кодовое устройство, приводила к полному уничтожению его содержимого. После десятисекундной паузы, в ходе которой проходила сверка, нейтридная дверца сейфа бесшумно откинулась, открывая экран кодовой видеосвязи. Экран осветился, и на нем появилось цветное стереоскопическое изображение Онегина. Иллюзия присутствия была такой полной, что Лобову показалось, будто он смотрит на Всеволода через окно в чёрной стене.
— Здравствуй, Иван, — с видимым облегчением сказал Всеволод.
— Здравствуй. Что случилось?
Снегин ответил не сразу.
— Вчера вечером, — проговорил он наконец, — исчез Алексей.
— Что?
— Исчез. Хотя, казалось бы, все мелочи были предусмотрены. И в какой-то степени, наверное, виноват я. Дал уговорить себя и разрешил посетить ему этого Шпонка.
— Алексей, Алексей… — пробормотал Лобов. — Он что же был один, без сопровождающих?
— Были сопровождающие, — хмуро ответил Снегин, — да, видно, квалификация у них не та. С ними затеяли драку и оттёрли от Алексея.
Иван пригляделся к его лицу.
— Ты, я вижу, совсем расклеился.
— Есть немного. Операция ещё не начиналась, а мы уже теряем ведущих исполнителей. Плохо работаем!
— Не так-то просто за считанные дни овладеть искусством разведки, которое шлифовалось столетиями, — заметил Лобов. Он чувствовал, что гордый, самолюбивый Всеволод нуждается в дружеской поддержке. — Подучимся на ходу.
Снегин скептически усмехнулся, но взглянул на Ивана с благодарностью.
— Кстати, — несколько оживляясь, сказал он. — Алексею все-таки удалось ухватить ниточку, по которой можно добраться до Хаасена. Ещё из «Пристани», догадавшись подстраховаться, он послал шифр-сообщение. Уведомил, что Линга, главаря шайки, похитившей Тура, надо искать через магазин сувениров «Чёрная звезда».
— Так это же отлично!
— Неплохо.
Глаза у Онегина были невесёлые. По их выражению Иван вдруг догадался:
— Ещё что-нибудь стряслось?
Снегин кивнул:
— Стряслось. Перед похищением Хаасену удалось написать и через третьих лиц переправить нам письмо.
— Молодчина! — не выдержал Лобов.
— Это же Хаасен! — Лицо Снегина снова обрело сосредоточенное суровое выражение. — В этом письме он сообщает, что, скорее всего, эпидемия лихорадки-тау на наших базах и станциях — ловкая, продуманная провокация, своего рода контрольный эксперимент, который проводят далийцы.
Иван помотал головой, точно отгоняя надоедливое насекомое.
— Что-то я не совсем улавливаю.
— Моральные препоны! — сказал Снегин с иронией. — А вот для далийцев все это просто, как послеобеденная прогулка. И уже серьёзно, суховато пояснил: — Если тау-эксперимент окажется удачным, вслед за ним может последовать уже настоящий биологический удар — эпидемия свирепой и беспощадной болезни вроде земной чумы или альдебаранского скьёра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61