так трудно доставался табачок! Воры из других камер «подогревали» только воров - Самурая и Котенка.
Амурная обстановка, угнетавшая Скита, разрядилась, когда им всем велели «собраться с вещами».
Их доставили на станцию, в тупик, посадили в уже не раз встречавшийся в этом рассказе вагонзак, и в конечном итоге Скит вновь очутился у ворот Девятки вместе с теми же отказчиками - Васькой Котом и Самураем, а с ними, может по ошибке, Герой.
Случилось так потому, что даже самый талантливый кум не должен нарушать закон субординации: когда главный кум, ввиду назревания в высших сферах важных приготовлений, хоть и только намеком, дает предписание не заниматься никакой «блошиной возней» из-за отдельно замоченных четверых воров, то и не надо, как говорится, лезть в пекло наперед батьки. Вот в доказательство такой истины, продержав месяц в центральном изоляторе, и завернули Скита на Девятку. И он снова занял свое место.
Глава пятая
1
Жизнь на Девятке продолжалась. Какой-нибудь пессимист может сказать, что в лагере - не жизнь и будет прав: какая это жизнь, если в ларьке нет коньяка, шампанского, шоколадных конфет, бразильского кофе, американской жвачки? Если в зоне отсутствует публичный дом, нет бассейна, а жилищные условия не комфортны?
Необходимо, чтобы любая скотина могла чувствовать себя человеком. Какая это жизнь, если работа - рабство? Разве оно способно обновить душу грешника?.. Именно!.. Душу-то забыли! Необходим православный собор, начало духа в христианстве. Христианство не только как дорога к Богу, но в человечность. Возможно, она да вечность - и есть Бог? Но в зоне могут быть и католики… А евреи? Значит, и синагога нужна. А кто подумает о спасении душ мусульман, буддистов, магометан?.. Лютеран? Не разместить, конечно, стольких «посольств» всевозможных богов. Может, построить один большой собор и разделить на секции: в одной - христиане, в другой - католики, в третьей - мусульмане, в четвертой - красный уголок… КВЧ же упразднить. И чтоб в наличии было все необходимое: коньяк, конфеты, молельня и бордель. И закон природы будет соблюден, а то Мор, как-то обозлившись, сердито заметил:
- Царь! Ставит себя выше природы, а не понимает, что задний проход предназначен для сранья. Ни одно животное не совокупляется неестественно, а тут, говорят, кобыла произвела на свет то ли жеребенка, то ли вора в законе.
Конечно, на Девятке пока молельни не было, вместо борделя - ларек. Ларек - это ад в двадцать квадратных метров с окошечком, к которому одновременно рвутся несколько сотен человек, выкрикивающие ругательства и оскорбления в адрес всего рода людского. Толпа рвется к окошку, в котором вместо коньяка и бразильского кофе дают всего лишь комбижир, махорку, мыло.
Система оплаты труда в зонах за время их существования изменялась многократно: сначала за труд не платили вовсе - хорошо, что кое-как кормили. Тогда были люди - «танки». Они надевали на себя несколько бушлатов, ватных брюк, шапок, кидались под ноги бригадных хлебоносов, хватали рассыпавшийся хлеб, и в те блаженные минуты, пока телохранители хлебоноса зверски избивали их палками, заглатывали его. Это время сменилось хозрасчетом, когда стали хоть мизерно, но платить наличными.
Спустя несколько лет администрация убедилась, что блатные благодаря звонкой монете успешно пополняют свой «котел», и постановила: наличных денег в зоны не давать, а производить оплату продукцией пищевой промышленности, выпускающей, как известно, также и зубные щетки, зубочистки, мочалки, портсигары, махорку, деревянные ложки, леденцы, комбижир… маргарин почему-то выпускался деревообрабатывающим комбинатом не то Канска, не то Красноярска. Как и всюду в мире, интересы работяг защищались всеми. Суки просто продавали им их же законные продукты по «рыночной» стоимости. Воры поступали честнее: старались обыграть работяг в карты, давая жертве хотя бы иллюзию справедливости. Во всяком случае убеждали ее в собственной виновности в лишениях: силком играть никого не заставляли - здесь, как говорится, жадность губила фраера.
Иной вор в те дни отправлялся в тайгу «валить» лес в качестве рабовладельца - хозяином двух, трех или более личных рабов, проигравших ему все, что имели, плюс свою работу на многие месяцы вперед, то есть отработанные ими кубометры леса записывались на счет их «хозяина». Воры своих личных рабов прилично кормили. Так учили старики: жертву надобно сначала накормить, лишь потом обобрать, сытой-то жертве не так обидно. Гуманно! Намного более гуманно чем, скажем, поведение этих хунхузов в юбках (вольных женщин-проституток), которые лукались по ночам в лесных оцеплениях, прячась в шалашах из еловых веток, а когда приводили рабов, начинали лежа обирать (ноги на ширину плеч!). Брали все, что у мужиков имелось дать. Нередко за день рядом с их «рабочим местом» вырастали приличные груды товаров, которые эти разбойницы, ночью же, после отбытия рабов в зону, с трудом на себя навьючивали, чтобы унести. Правда, случалось, последние клиенты «освобождали» их от всей выручки.
Прибыли воров за счет налогообложения работяг вызывали нестерпимую зависть у чиновников министерства тотального образования и они постановили: деньги в зонах отменить, взамен - маргарин, комбижир, зубные щетки, зубочистки, махорка, леденцы и деревянные ложки, которые и выдавались в этом, как уже сказано, аду в двадцать квадратных метров. И чтобы к заветному окошечку пробиться, требовалось потратить больше сил, чем на лесоповале. А где их было взять слабосильному Гере? Тщетно пытался он хотя бы вклинится в эту давку.
Худой и жилистый Скиталец потянул его за собой. Когда на обратном пути Скиталец выталкивался назад и поравнялся с Герой, тот ему крикнул:
- Я потом тебя разыщу, ладно?
Потом они встретились недалеко от санчасти. Гера, увидев Скита, повел себя, как собака при виде собственного хозяина, заглядывал любовно в глаза, хватал Скита за руку. Скит с трудом выдернул свою руку из его горячих цепких ладоней.
- Ты меня избегаешь? - спросил Гера хриплым голосом, изучающе заглядывая в глаза, виновато улыбаясь, - не хочешь, чтобы я к тебе ходил?
Скитальцу было все равно, существует этот Герман или нет. Что значит «ходил»? Какой идиотский вопрос. Оказывается, Герман часто его посещал, но не заставал. Герман рассказал, что ходил на повал, что он сучкоруб в бригаде Партсъезда (кличка бугра, то есть бригадира). У Геры первая категория, несмотря на его физическую неразвитость. Сучкоруб звучит легко, но сучочки бывают толщиной в человеческую ногу - попробуй, руби их, за день любой здоровяк выдохнется, хотя это считается легкой работой.
- Устаю очень, - вздохнул Гера.
- Чем я-то могу помочь тебе? Что ко мне пристал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Амурная обстановка, угнетавшая Скита, разрядилась, когда им всем велели «собраться с вещами».
Их доставили на станцию, в тупик, посадили в уже не раз встречавшийся в этом рассказе вагонзак, и в конечном итоге Скит вновь очутился у ворот Девятки вместе с теми же отказчиками - Васькой Котом и Самураем, а с ними, может по ошибке, Герой.
Случилось так потому, что даже самый талантливый кум не должен нарушать закон субординации: когда главный кум, ввиду назревания в высших сферах важных приготовлений, хоть и только намеком, дает предписание не заниматься никакой «блошиной возней» из-за отдельно замоченных четверых воров, то и не надо, как говорится, лезть в пекло наперед батьки. Вот в доказательство такой истины, продержав месяц в центральном изоляторе, и завернули Скита на Девятку. И он снова занял свое место.
Глава пятая
1
Жизнь на Девятке продолжалась. Какой-нибудь пессимист может сказать, что в лагере - не жизнь и будет прав: какая это жизнь, если в ларьке нет коньяка, шампанского, шоколадных конфет, бразильского кофе, американской жвачки? Если в зоне отсутствует публичный дом, нет бассейна, а жилищные условия не комфортны?
Необходимо, чтобы любая скотина могла чувствовать себя человеком. Какая это жизнь, если работа - рабство? Разве оно способно обновить душу грешника?.. Именно!.. Душу-то забыли! Необходим православный собор, начало духа в христианстве. Христианство не только как дорога к Богу, но в человечность. Возможно, она да вечность - и есть Бог? Но в зоне могут быть и католики… А евреи? Значит, и синагога нужна. А кто подумает о спасении душ мусульман, буддистов, магометан?.. Лютеран? Не разместить, конечно, стольких «посольств» всевозможных богов. Может, построить один большой собор и разделить на секции: в одной - христиане, в другой - католики, в третьей - мусульмане, в четвертой - красный уголок… КВЧ же упразднить. И чтоб в наличии было все необходимое: коньяк, конфеты, молельня и бордель. И закон природы будет соблюден, а то Мор, как-то обозлившись, сердито заметил:
- Царь! Ставит себя выше природы, а не понимает, что задний проход предназначен для сранья. Ни одно животное не совокупляется неестественно, а тут, говорят, кобыла произвела на свет то ли жеребенка, то ли вора в законе.
Конечно, на Девятке пока молельни не было, вместо борделя - ларек. Ларек - это ад в двадцать квадратных метров с окошечком, к которому одновременно рвутся несколько сотен человек, выкрикивающие ругательства и оскорбления в адрес всего рода людского. Толпа рвется к окошку, в котором вместо коньяка и бразильского кофе дают всего лишь комбижир, махорку, мыло.
Система оплаты труда в зонах за время их существования изменялась многократно: сначала за труд не платили вовсе - хорошо, что кое-как кормили. Тогда были люди - «танки». Они надевали на себя несколько бушлатов, ватных брюк, шапок, кидались под ноги бригадных хлебоносов, хватали рассыпавшийся хлеб, и в те блаженные минуты, пока телохранители хлебоноса зверски избивали их палками, заглатывали его. Это время сменилось хозрасчетом, когда стали хоть мизерно, но платить наличными.
Спустя несколько лет администрация убедилась, что блатные благодаря звонкой монете успешно пополняют свой «котел», и постановила: наличных денег в зоны не давать, а производить оплату продукцией пищевой промышленности, выпускающей, как известно, также и зубные щетки, зубочистки, мочалки, портсигары, махорку, деревянные ложки, леденцы, комбижир… маргарин почему-то выпускался деревообрабатывающим комбинатом не то Канска, не то Красноярска. Как и всюду в мире, интересы работяг защищались всеми. Суки просто продавали им их же законные продукты по «рыночной» стоимости. Воры поступали честнее: старались обыграть работяг в карты, давая жертве хотя бы иллюзию справедливости. Во всяком случае убеждали ее в собственной виновности в лишениях: силком играть никого не заставляли - здесь, как говорится, жадность губила фраера.
Иной вор в те дни отправлялся в тайгу «валить» лес в качестве рабовладельца - хозяином двух, трех или более личных рабов, проигравших ему все, что имели, плюс свою работу на многие месяцы вперед, то есть отработанные ими кубометры леса записывались на счет их «хозяина». Воры своих личных рабов прилично кормили. Так учили старики: жертву надобно сначала накормить, лишь потом обобрать, сытой-то жертве не так обидно. Гуманно! Намного более гуманно чем, скажем, поведение этих хунхузов в юбках (вольных женщин-проституток), которые лукались по ночам в лесных оцеплениях, прячась в шалашах из еловых веток, а когда приводили рабов, начинали лежа обирать (ноги на ширину плеч!). Брали все, что у мужиков имелось дать. Нередко за день рядом с их «рабочим местом» вырастали приличные груды товаров, которые эти разбойницы, ночью же, после отбытия рабов в зону, с трудом на себя навьючивали, чтобы унести. Правда, случалось, последние клиенты «освобождали» их от всей выручки.
Прибыли воров за счет налогообложения работяг вызывали нестерпимую зависть у чиновников министерства тотального образования и они постановили: деньги в зонах отменить, взамен - маргарин, комбижир, зубные щетки, зубочистки, махорка, леденцы и деревянные ложки, которые и выдавались в этом, как уже сказано, аду в двадцать квадратных метров. И чтобы к заветному окошечку пробиться, требовалось потратить больше сил, чем на лесоповале. А где их было взять слабосильному Гере? Тщетно пытался он хотя бы вклинится в эту давку.
Худой и жилистый Скиталец потянул его за собой. Когда на обратном пути Скиталец выталкивался назад и поравнялся с Герой, тот ему крикнул:
- Я потом тебя разыщу, ладно?
Потом они встретились недалеко от санчасти. Гера, увидев Скита, повел себя, как собака при виде собственного хозяина, заглядывал любовно в глаза, хватал Скита за руку. Скит с трудом выдернул свою руку из его горячих цепких ладоней.
- Ты меня избегаешь? - спросил Гера хриплым голосом, изучающе заглядывая в глаза, виновато улыбаясь, - не хочешь, чтобы я к тебе ходил?
Скитальцу было все равно, существует этот Герман или нет. Что значит «ходил»? Какой идиотский вопрос. Оказывается, Герман часто его посещал, но не заставал. Герман рассказал, что ходил на повал, что он сучкоруб в бригаде Партсъезда (кличка бугра, то есть бригадира). У Геры первая категория, несмотря на его физическую неразвитость. Сучкоруб звучит легко, но сучочки бывают толщиной в человеческую ногу - попробуй, руби их, за день любой здоровяк выдохнется, хотя это считается легкой работой.
- Устаю очень, - вздохнул Гера.
- Чем я-то могу помочь тебе? Что ко мне пристал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68