Маргарита сжала кулаки и сдавленным от гнева голосом сказала: — Это животное, монстр. Я убью его.
Настоятельница спокойно сидела под позолоченным деревянным распятием. Время наложило морщины на ее лицо, иссушило кожу, но даже оно не смогло сделать менее яркими ее светло-голубые глаза, погасить огонь, который горел в них и вел за собой множество людей в течение долгих лет.
— Моя дорогая, неужели ты решила, что Чезаре Леонфорте уже одержал над тобой самую главную победу?
— Ты очень напугана. И это понятно. — Бернис положила ладони на кулаки Маргариты, и постепенно их тепло заставило пальцы женщины разжаться — так распускаются лепестки цветов под лучами солнца. — Но с этим чувством надо немедленно покончить. Страх порождает ненависть, ненависть означает неведение. А люди, подобные Чезаре Леонфорте, надеются именно на то, что их противник будет пребывать в неведении.
— Но взгляни, что он со мной сделал! — воскликнула Маргарита. — Одним ударом он отнял у меня все. Я проиграла это сражение, эту войну, вообще все. Меньше чем через два часа я должна быть в Шипсхед Бэй или он убьет мою дочь!
— Он этого не сделает, — произнесла Бернис с такой убежденностью, что Маргарита сразу же ей поверила.
— Откуда ты это знаешь?
— Давай рассуждать логично, моя дорогая. Что он выиграет от смерти девочки? Просто он использует Фрэнси, чтобы надавить на тебя. Если он избавится от нее, то упустит тебя, и он это знает.
Женщина стиснула зубы. Бернис говорит так, потому что сама никогда не была матерью. Неужели она не понимает, что, если ребенок в опасности, надо немедленно сделать все, чтобы вызволить его?!
— При всем моем уважении к тебе, — сказала Маргарита, — я с тобой не согласна. Не забывай, что мы говорим о Чезаре Леонфорте. Не думаю, что он мыслит рационально или логично. Он живет одними чувствами, и мы знаем это. — Руки женщины опять сжались в кулаки.
— Маргарита! — Настоятельница наклонилась вперед, передавая свою психическую энергию молодой женщине, стараясь, чтобы та целиком оказалась в ее власти. — Послушай меня внимательно, очень важно, чтобы ты поняла, что я тебе скажу. Я вижу в твоих глазах ненависть. Но ты должна побороть ее, дорогая. Именно с ненависти началась вендетта между Леонфорте и Гольдони. Иначе так же неизбежно, как ночь сменяет день, все для тебя кончится только страданием и смертью.
Некоторое время Маргарита сидела молча. Она чувствовала, что погружена в ауру Бернис, сила личности настоятельницы подчиняла ее и одновременно успокаивала. Эту силу Бернис проявляла редко. Большинство посетителей монастыря не имели никакого понятия, что она обладает нечто большим, чем просто доброй и благородной душой.
— Я не могу просто так склониться и сдаться, — прошептала Маргарита. — Ты не должна просить меня об этом, потому что я просто этого не смогу. Говорю тебе, не смогу!
Губы Бернис тронула улыбка.
— Ты говоришь, как Доминик. «Всегда наступать, — призывал он. — Как только остановишься, ты мертв». Именно потому он так страстно ненавидел Федеральную программу защиты свидетелей. И вопреки их правилам продолжал поддерживать с тобой контакт. Доминик прожил жизнь по своим правилам, и неважно, что об этом думают другие.
Маргарита чувствовала себя загипнотизированной этими искрящимися голубыми глазами.
— В данный момент Чезаре удерживает у себя то, что ты считаешь самым ценным, дорогая, — продолжала Бернис. — Я не призываю тебя к смирению, Маргарита. Наоборот, мы вступаем в последнюю стадию долгой и кровавой вендетты между Леонфорте и Гольдони. Да, сейчас очень тяжелый момент в твоей жизни, но именно поэтому ты должна быть очень сильной. Пора тебе сделать свой ход.
— Не знаю, — ответила Маргарита. — Мой мир рассыпался, я больше не узнаю его.
— Именно эту цель и преследовал Чезаре. И от тебя зависит то, достигнет он ее или нет. — Пальцы Бернис еще сильнее стиснули руки Маргариты. — Разумный человек использует все формы своей власти. Разве неэтому тебя учили, пока ты была здесь?
Лицо молодой женщины на мгновение затуманилось воспоминаниями, потом она кивнула.
— Человека губит не сама власть, — сказала настоятельница, — а злоупотребление властью. Сейчас это делает семейство Леонфорте сильным, но в конце концов приведет его к краху.
— Значит, пусть два брата убьют друг друга, — сказала Маргарита с горечью.
— Отмщение — удел Божий, а не человеческий. Мне хочется, чтобы ты запомнила это на будущее. — Настоятельница встала. — А сейчас я покину тебя, чтобы ты мысленно приготовилась. Как обычно, все возможности монастыря в твоем распоряжении.
Молодая женщина почувствовала, как ее снова обволакивает теплое облако властной силы Бернис.
— Вспомни все, чему тебя здесь учили, — сказала она и поцеловала Маргариту в лоб. — Да пребудет с тобой благословение Божье, дитя мое.
Утренний туман, поднимающийся с Сумиды, окутал Токио влажным туманом, сделав его похожим на почтовую открытку. Звук выхлопа черного мотоцикла Николаса отражался от фасадов особняков довоенной постройки, которые здесь, в деловой части города, стояли вплотную друг к другу. Когда он свернул, чтобы остановиться, и выключил зажигание мощного двигателя, его звук подхватил донесшийся с реки унылый сигнальный пароходный гудок.
Николас слез с мотоцикла и посмотрел на маленький особнячок, втиснувшийся между домами-бегемотами. Фасад у него был настолько непривлекательный, что обратить на него внимание мог только самый невзыскательный прохожий.
Так это и есть дом Кисоко, сестры Микио Оками, место, которое выбрал Нанги для восстановления своих сил! Что это ему взбрело в голову? — удивился Николас, снимая шлем и поднимаясь по лесенке, ведущей к входной двери.
Звонка не было. Николас постучал в дверь молотком в форме звериной лапы и услышал странный звук. Пощупав дверь рукой, он обнаружил, что она была металлической, скорей всего стальной. Все это было весьма необычно для частного дома. Неужели стальную дверь сделали в целях безопасности? Дверь открылась, и он оказался лицом к лицу с сестрой Микио Оками. Николас много слышал об этой женщине, но никогда с ней не встречался, несмотря на свою близость с Оками, потому что Кисоко вела весьма уединенный образ жизни. Но он все же узнал ее с первого взгляда.
— Проходите, пожалуйста, — сказала Кисоко певучим голосом, так естественно, как будто они были старыми друзьями. — Боюсь, что снова пойдет дождь, и если вы будете стоять у двери, то промокнете. — Видя, что он медлит, женщина добавила: — Я знаю, кто вы такой, Линнер-сан. Я узнала бы вас, где угодно.
Он вошел в прихожую, и Кисоко закрыла за ним дверь. Та захлопнулась с тяжелым лязгом, как тюремная.
— Вы очень похожи на своего отца, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Настоятельница спокойно сидела под позолоченным деревянным распятием. Время наложило морщины на ее лицо, иссушило кожу, но даже оно не смогло сделать менее яркими ее светло-голубые глаза, погасить огонь, который горел в них и вел за собой множество людей в течение долгих лет.
— Моя дорогая, неужели ты решила, что Чезаре Леонфорте уже одержал над тобой самую главную победу?
— Ты очень напугана. И это понятно. — Бернис положила ладони на кулаки Маргариты, и постепенно их тепло заставило пальцы женщины разжаться — так распускаются лепестки цветов под лучами солнца. — Но с этим чувством надо немедленно покончить. Страх порождает ненависть, ненависть означает неведение. А люди, подобные Чезаре Леонфорте, надеются именно на то, что их противник будет пребывать в неведении.
— Но взгляни, что он со мной сделал! — воскликнула Маргарита. — Одним ударом он отнял у меня все. Я проиграла это сражение, эту войну, вообще все. Меньше чем через два часа я должна быть в Шипсхед Бэй или он убьет мою дочь!
— Он этого не сделает, — произнесла Бернис с такой убежденностью, что Маргарита сразу же ей поверила.
— Откуда ты это знаешь?
— Давай рассуждать логично, моя дорогая. Что он выиграет от смерти девочки? Просто он использует Фрэнси, чтобы надавить на тебя. Если он избавится от нее, то упустит тебя, и он это знает.
Женщина стиснула зубы. Бернис говорит так, потому что сама никогда не была матерью. Неужели она не понимает, что, если ребенок в опасности, надо немедленно сделать все, чтобы вызволить его?!
— При всем моем уважении к тебе, — сказала Маргарита, — я с тобой не согласна. Не забывай, что мы говорим о Чезаре Леонфорте. Не думаю, что он мыслит рационально или логично. Он живет одними чувствами, и мы знаем это. — Руки женщины опять сжались в кулаки.
— Маргарита! — Настоятельница наклонилась вперед, передавая свою психическую энергию молодой женщине, стараясь, чтобы та целиком оказалась в ее власти. — Послушай меня внимательно, очень важно, чтобы ты поняла, что я тебе скажу. Я вижу в твоих глазах ненависть. Но ты должна побороть ее, дорогая. Именно с ненависти началась вендетта между Леонфорте и Гольдони. Иначе так же неизбежно, как ночь сменяет день, все для тебя кончится только страданием и смертью.
Некоторое время Маргарита сидела молча. Она чувствовала, что погружена в ауру Бернис, сила личности настоятельницы подчиняла ее и одновременно успокаивала. Эту силу Бернис проявляла редко. Большинство посетителей монастыря не имели никакого понятия, что она обладает нечто большим, чем просто доброй и благородной душой.
— Я не могу просто так склониться и сдаться, — прошептала Маргарита. — Ты не должна просить меня об этом, потому что я просто этого не смогу. Говорю тебе, не смогу!
Губы Бернис тронула улыбка.
— Ты говоришь, как Доминик. «Всегда наступать, — призывал он. — Как только остановишься, ты мертв». Именно потому он так страстно ненавидел Федеральную программу защиты свидетелей. И вопреки их правилам продолжал поддерживать с тобой контакт. Доминик прожил жизнь по своим правилам, и неважно, что об этом думают другие.
Маргарита чувствовала себя загипнотизированной этими искрящимися голубыми глазами.
— В данный момент Чезаре удерживает у себя то, что ты считаешь самым ценным, дорогая, — продолжала Бернис. — Я не призываю тебя к смирению, Маргарита. Наоборот, мы вступаем в последнюю стадию долгой и кровавой вендетты между Леонфорте и Гольдони. Да, сейчас очень тяжелый момент в твоей жизни, но именно поэтому ты должна быть очень сильной. Пора тебе сделать свой ход.
— Не знаю, — ответила Маргарита. — Мой мир рассыпался, я больше не узнаю его.
— Именно эту цель и преследовал Чезаре. И от тебя зависит то, достигнет он ее или нет. — Пальцы Бернис еще сильнее стиснули руки Маргариты. — Разумный человек использует все формы своей власти. Разве неэтому тебя учили, пока ты была здесь?
Лицо молодой женщины на мгновение затуманилось воспоминаниями, потом она кивнула.
— Человека губит не сама власть, — сказала настоятельница, — а злоупотребление властью. Сейчас это делает семейство Леонфорте сильным, но в конце концов приведет его к краху.
— Значит, пусть два брата убьют друг друга, — сказала Маргарита с горечью.
— Отмщение — удел Божий, а не человеческий. Мне хочется, чтобы ты запомнила это на будущее. — Настоятельница встала. — А сейчас я покину тебя, чтобы ты мысленно приготовилась. Как обычно, все возможности монастыря в твоем распоряжении.
Молодая женщина почувствовала, как ее снова обволакивает теплое облако властной силы Бернис.
— Вспомни все, чему тебя здесь учили, — сказала она и поцеловала Маргариту в лоб. — Да пребудет с тобой благословение Божье, дитя мое.
Утренний туман, поднимающийся с Сумиды, окутал Токио влажным туманом, сделав его похожим на почтовую открытку. Звук выхлопа черного мотоцикла Николаса отражался от фасадов особняков довоенной постройки, которые здесь, в деловой части города, стояли вплотную друг к другу. Когда он свернул, чтобы остановиться, и выключил зажигание мощного двигателя, его звук подхватил донесшийся с реки унылый сигнальный пароходный гудок.
Николас слез с мотоцикла и посмотрел на маленький особнячок, втиснувшийся между домами-бегемотами. Фасад у него был настолько непривлекательный, что обратить на него внимание мог только самый невзыскательный прохожий.
Так это и есть дом Кисоко, сестры Микио Оками, место, которое выбрал Нанги для восстановления своих сил! Что это ему взбрело в голову? — удивился Николас, снимая шлем и поднимаясь по лесенке, ведущей к входной двери.
Звонка не было. Николас постучал в дверь молотком в форме звериной лапы и услышал странный звук. Пощупав дверь рукой, он обнаружил, что она была металлической, скорей всего стальной. Все это было весьма необычно для частного дома. Неужели стальную дверь сделали в целях безопасности? Дверь открылась, и он оказался лицом к лицу с сестрой Микио Оками. Николас много слышал об этой женщине, но никогда с ней не встречался, несмотря на свою близость с Оками, потому что Кисоко вела весьма уединенный образ жизни. Но он все же узнал ее с первого взгляда.
— Проходите, пожалуйста, — сказала Кисоко певучим голосом, так естественно, как будто они были старыми друзьями. — Боюсь, что снова пойдет дождь, и если вы будете стоять у двери, то промокнете. — Видя, что он медлит, женщина добавила: — Я знаю, кто вы такой, Линнер-сан. Я узнала бы вас, где угодно.
Он вошел в прихожую, и Кисоко закрыла за ним дверь. Та захлопнулась с тяжелым лязгом, как тюремная.
— Вы очень похожи на своего отца, — сказала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146