Ребята согласно кивнули: Гвидо ещё маленький — двенадцать лет — и глупый, к тому же ему сейчас очень плохо. И он наш друг!
— Тогда пошли отсюда, — предложил Лео.
И мы удалились на поиски подходящего английского газона.
На травке Гвидо аккуратно устроился на животе, а я сел по-турецки: встать из лежачего положения без посторонней помощи я не могу — больно. Гвидо смотрел на меня со страхом и надеждой.
— Прежде чем что-нибудь сказать, — наставительно начал я, — особенно в школе на уроке, подумай! Потому что цена может оказаться такой, которую ты не захочешь платить, например ты можешь остаться один. Если твой отец захочет тебя изолировать, он это сделает. И помочь тебе в такой ситуации будет очень сложно. Я, во всяком случае, пока не знаю, как это можно сделать.
— Угу, — прошептал Гвидо, — я понял, а сейчас?..
— А сейчас — проехали, — твердо заявил Алекс. — А ты во что влип? — обратился он ко мне.
Я вздохнул и начал рассказывать. Умолчал я о заговоре, это не моя тайна, и о Контакте: наплёл, что в комме сработал сигнал тревоги, когда его с меня снимали.
Особенно сильно всех развеселило, как я сам следую своему же, только что данному Гвидо, совету.
— В данном случае это не имело значения, — заметил я.
— Но ты же не знал об этом заранее.
— Кто-то очень древний и очень умный, кажется Отто фон Бисмарк, как-то сказал: «Пусть дураки учатся на своих ошибках, я буду учиться на чужих». Гвидо, ты всё понял?!
— Да, а кто такой Бисмарк?
Я пустился в объяснения. Лео и Алекс до девятнадцатого века ещё не добрались (сейчас оба увлечены Древним Египтом, так же как я когда-то), так что слушали все.
Мы расстались потому, что непобитым членам нашей компании пора было идти на тренировку. Причём Лео мы с Филиппо подбросили на элемобиле прямо к дверям его зала, иначе бы он опоздал.
Вечером мне позвонил Алекс и сообщил, что отец Гвидо на него пожаловался, но, по счастью, обошлось без репрессий, дело в том, что главным и практически единственным грехом Алекса является непобедимая страсть к компьютерному взлому. Его спросили, учил ли он Гвидо взламывать. «Нет», — честно ответил Алекс. Ну а уточнять, что он научил этому Лео, Алекс не стал. Хм, а меня проф даже ни о чём не спросил! А я не только взламываю, я ещё взрываю все, что взрывается, угоняю катера и элемобили, убегаю в джунгли и лезу на рожон всеми другими способами, какие только могу придумать. И Гвидо кое-что об этом знает. Может, его отец прав? И что мне теперь делать?
Что делать? Что делать? В воскресенье везти друзей на природу: девочки решили научить Терезу лазать по скалам. В ближайших окрестностях Палермо можно обойтись и без охранника, тем более на вооружённом до зубов катере. Я посмеялся над галактическими законами, видимость соблюдения которых Этна до сих пор демонстрирует, мне нельзя владеть маленьким бластером: нет ещё восемнадцати, но нигде не сказано, что мой «Феррари» должен быть безоружен. Так что у меня шесть больших военных бластеров, способных пробить бортовую защиту боевого катера, и пятнадцать ракет.
Глава 5
Все войны, кроме гражданской, пока отменяются, а в ней меня почему-то не хотят задействовать, хотя я уже в пятницу объявил профу, что вполне выздоровел, чтобы спокойно работать в Контакте. Мне это не очень-то нравится: эти люди для профа гораздо опаснее каких-нибудь блаженной памяти Трапани. И я ничего не могу с ними сделать?
— Это слишком грязная работа, Энрик, — заметил проф, — радуйся, что она досталась не тебе.
— Какая разница, кому она досталась? Если она грязная, значит, заляпаны все: и тот, кто приказал, и тот, кто сделал, и те, кто ничего не имеет против!
— И даже те, кто ничего не знает?
— Э-э, наверное, нет.
— Невежество — великая сила! — усмехнулся проф.
— Хм, защитная реакция организма на сложные вопросы: я ничего не знаю и, следовательно, ни в чём не виноват, так?
— Ну примерно.
— А те, кто всё знает?
— Это каждый решает для себя сам.
— Понятно, люди воюют не потому, что одни плохие, а другие хорошие, а потому, что это в природе человека. Едим же мы мясо, хотя с точки зрения коровы — это преступление. Если, конечно, у коровы есть точка зрения. Значит, я должен решить, что такое моя сторона и при каких условиях она остаётся моей? Или безо всяких условий?
— Не должен, но можешь. Вряд ли у тебя не будет условий, их нет только у одноклеточных.
— Насколько я помню историю, на Земле это всегда считалось предательством.
— Да, ну и что? Это просто способ заставить солдата стрелять в чужих детей, вместо того чтобы пристрелить того, кто отдал такой приказ.
— М-мм, значит ли это, что мне не придётся выбирать между интересами корпорации и моей совестью?
— Сегодня не придется.
— Хм, и при этом работа грязнее, чем прикончить какого-нибудь ничего не подозревающего синьора Джела?
— Ну почему же ничего не подозревающего? Все мы ходим под дамокловым мечом. Знаешь, что это такое?
— Знаю. Так это вы первый нашли и открыли тот исторический сайт и научились пользоваться его содержанием? — догадался я.
— Правильно.
— А почему тогда вы не посоветовали мне?..
— А ты бы последовал этому совету?
— Э-э, нет. Понятно. С глупыми упрямцами именно так и поступают.
— С дьявольски умными упрямцами! — усмехнулся проф. — Сердишься?
— Нет, но мне надо понять, как вы меня к этому подвели. Я сам виноват в том, что мною можно так управлять.
— Полностью независим был только Робинзон Крузо до наступления пятницы, — улыбнулся проф. — Помнится, ему это не слишком нравилось.
— А почему история не держится в глубокой тайне? Даже в военных училищах изучают?
— Помнишь, как ты раскрыл тайну оружейных складов? Сам говорил, темнее всего под фонарём. Тайна — это интересно, её постараются раскрыть и понять, почему это тайна. А так, причуда сумасшедшего профессора, которой вынуждены потакать. Ведь лейтенант успеет стать полковником, прежде чем знание истории понадобится ему по-настоящему.
— Ясно. И всё-таки какая грязная работа? Я должен знать.
— Это все равно не твой профиль. Ну синьор Теодоро Кальтаниссетта ещё ничего не сделал, поэтому он просто отправится на Южный континент вместе с семьей, которая и вовсе ни в чём не виновата. С остальными участниками заговора поступят примерно так же. Кроме офицеров СБ.
— Хм, то есть они выбирают между интересами нанимателя и совестью только один раз, при приёме на работу?
— Никто не обязан уважать твое право выбора. Защищай его сам. Если сможешь. А совесть эсбэшников тут, кстати, ни при чём. Только жадность.
— Понял. «Делай что хочешь, но помни, что другие поступают так же». Вы это сказали Васто тогда, в джунглях.
— Если бы я знал, что ты это слышишь…
— То что?
Проф расхохотался:
— Для тебя это и без того руководство к действию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96