Екатерина ушла. А смех и веселье долго ещё не умолкали в покоях ярко освещённого Эрмитажа.
Фаворит далеко за полночь ушёл от государыни и послал к ней Перекусихину.
– Подежурьте уж при матушке, Марья Саввишна. Всё неможется ей, – попросил встревоженный фаворит, не сумевший совершенно облегчить нездоровья своей покровительницы.
Тревожно спала императрица, но утром проснулась в обычный свой час.
Никого не призывая, затопила камин, села к столу, но работать ей не хотелось. Она подвинула большой энциклопедический словарь, из которого выбирала материалы для исторических своих сочинений, и стала просматривать его. И задумалась.
Захар неслышно внёс кофе, поставил его на обычное место.
От неожиданности, услышав шорох, Екатерина вздрогнула, но сейчас же сдержалась.
– С добрым утром. Как почивать изволили, матушка? – участливо спросил старый Захар. – Ночью-то, сказывают, недужилось?
– Нет, пустое. Видишь, совсем весела… Только… что это, мухи, что ли, летают у нас в комнате? Мелькают они у меня в глазах.
– Мухи? Матушка, и летом мало их пускаем к тебе… А теперь и вовсе не пора… Так, в глазках от устали мелькание… Бросила бы ты всё это… Хоть малый отдых дала бы себе, матушка, ваше величество.
– Нельзя, Захар. Сейчас особливо… Дела столько… Стой, кто там говорит в передней у тебя?
Оба стали прислушиваться.
– Да никого, матушка… Тихо. Разве пустят теперь кого к тебе в необычную пору? В ранний такой час? Кроме генерала, так он свою дверь знает… Никого там…
– Значит, и в ушах у меня что-то… Правда устала… Кофе какой-то… совсем невкусный сегодня… И слабый. Я же приказывала теперь покрепче мне… Сил надо. Ступай, ещё чашку принеси…
– Матушка, личико-то вон у тебя и так пятнами зарделося. Кофе, как всегда. В головку бы кровь не вступила…
– Пожалуйста, ступай и принеси… Работать надо мне, слышал? И времени нет больше болтать с тобой. В другой раз… Придут секретари – пускай их по порядку… Да, постой… Не слыхал, что в городе говорят о нашей победе над французишками, над мартинистами безбожными? И про меня? Про моё здоровье?
– А что же про твоё здоровье? Одно слышал: все Бога молят, долго бы тебе ещё жить. Боятся, после тебя, матушка, хуже будет… Не знают, верно, что ваше величество насчёт внука полагаете… Опасаются Павла Петровича многие. А другие – ничего. Говорят: «Сын должен за матерью царствовать». Разно толкуют, матушка. А что насчёт французов? Так как сказать? Далёкое-де, мол, дело… Стоит ли ради чужих королей своих ребят далеко угонять?.. Известно, глупый народ. Не понимают высокой политики твоей… Да и слушать их нечего, матушка…
– Ты думаешь?.. Ну, иди, пожалуйста… Кофе ещё… И… воды холодной стакан… Жарко как натоплено нынче… Опять мухи. Или нет их, ты говоришь? Иди…
Старик ушёл.
Старуха государыня, совсем бессильная, с красным лицом, опустила голову на руки и задумалась.
Опять нынче ночью видела она эту загадочную чёрную тень…
Кто это такой?! Кого же во сне вызывает тревожная память?.. Сны – отражение жизни… Кто эта тень?
Глядит в угол – и вздрогнула, затряслась…
Вот она, стоит… Мухи чаще замелькали в глазах… Лицо открылось у тени… От мух оно рябое всё… Нет. Оно рябое, это лицо… Лицо Петра… Бледное, залитое кровью, иссиня-бледное. Глаза закрыты, но они глядят…
Что это, галлюцинация? Но она здорова. Вот встала, прошлась.
И сразу двинулась в угол, где видела тень.
Конечно, никого. Обман зрения.
Опять села. И вдруг громко крикнула:
– Я здесь, мама…
Как это случилось? Почему она крикнула?
Да просто. Она сильно задумалась, совсем позабыла, где сидит. И ясно услыхала, как из соседней комнаты громко позвала её покойная мать:
– Фикхен! Софи!
Вот и откликнулась на зов так же громко. А при этом – очнулась.
Нет Фикхен… Больше нет Софи.
Новую веру, новое имя дали той девочке. Екатерина теперь она… Великой её зовут в глаза и за глаза.
Отчего же эти слёзы на глазах? Детские, горькие, беспричинные слёзы?
Нездорова она на самом деле. Надо снова кровь пустить. Полечиться и отдохнуть. Поехать опять по царству. И дело, и отдых разом.
Вот в Москву надо. Рапорты оттуда не нравятся императрице.
В обществе высшем – волнение. Власти или бездействуют, или продают себя и служебную свою честь за деньги… Народ волнуется глухо… Может и сильнее заговорить, если подвернётся случай.
– Да, надо в Москву проехаться… Пожить там, – снова вслух проговорила государыня.
– Ваше величество, с кем это вы? – в тревоге спросил неслышно вошедший фаворит, которому Захар сообщил о нездоровье императрицы.
– Ни с кем, дружок. Так, про себя сказала: в Москву нам съездить с тобою надо на малый срок. Подтянем там кого следует… Как почивал, дружок? – весело, ласково, стараясь казаться бодрее, спросила она у фаворита.
– Благодарю, ваше величество. И вы изволите так нынче, благодарение Господу, свежо выглядеть. А Захар толкует…
– Дурак твой Захар. Я его прочь погоню. Зажился, зажирел. Суётся, куда не надо. Ну, сказывай, если дела есть!
– Сейчас никаких, ваше величество. Вот что потом…
– Ну так сиди, слушай, как я с моими людьми работать стану. А не хочешь, погуляй ступай по Эрмитажу… Там просторно. Воздух свежий… С Богом. Жду тебя потом.
Зубов, целуя руку государыне, удивился, как сильно пульсирует она, и подумал: «Ну, поправляется государыня. Как крепко выглядит».
Откланялся и вышел, радостный, довольный. Напрасны тревоги. Поживёт ещё Екатерина, поцарствует он, Зубов, назло всем недругам, завистникам своим!
Обычным порядком идут занятия у государыни с секретарём её Грибовским.
Вот начала она писать резолюцию на одном докладе, остановилась на полуслове, подняла голову:
– Пойди, голубчик, рядом подожди минутку. Я скоро вернусь, позову тебя…
Он удалился.
Скрылась Екатерина за небольшой дверью особого покоя, куда кроме неё никому не было входа.
По странной прихоти престарелой государыни сюда был поставлен древний польский трон, привезённый после разгрома Варшавы.
Как будто видом его хотела питать своё величие «Семирамида Севера»…
Третий трон, третья корона…
Пусть и в неподходящем месте поставлен этот трон… Но так он постоянно на глазах, как залог всех обещаний, данных ей судьбою и сдержанных до конца…
Вдруг снова позвали Екатерину.
Разные голоса зовут…
Чёрные мухи всё крупнее и крупнее, летают, мечутся в глазах…
Красные мухи летать стали… Пересохло в горле сразу. Язык большим, сухим кажется. Как ноги отяжелели. Свинцовые, не двинуть ими… Подняться не может. И руки тоже… Встать бы… сделать шаг, позвать… Подымут, спасут… Это удар… Да… Это можно спасти… Голоса… круги, звёзды… Целое море огней… Хаос звёзд, звоны, крики, набат… Зовут издалека… И чёрная тень с изрытым оспою лицом…
Он, опять он…
Со стоном рванулась со своего сиденья Екатерина и повалилась, глухо хрипя, у самых дверей тихого, недоступного для других покоя…
Долго ждал секретарь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190