Быстрее спрашивай, не то рассержусь.
«Может быть, речку у нее попросить с песочком желтым, чтоб возле дома протекала, чтобы все ребята купались в ней и ныряли? Речку Парамоновку!» Но тут же сообразил Витька, что в Ленинграде и без того речек много и в этих речках милиция купаться не разрешает. Витька вздохнул тяжело:
– Слушай, а нельзя ли мне куда-нибудь туда, а?
– Куда туда?
– Ну, туда, подальше. – Витька в голове почесал. – Ты, наверно, и не поймешь.
– Я проницательная – разберусь.
– Родился я, понимаешь, не вовремя. Поздно я, понимаешь, родился. Дел сейчас для меня никаких. Стараешься, стараешься, а никто не ценит. Только ругают. Родителей вызывают…
– Дети есть дети, – сказала ворона. – Наглы, крикливы, смелы. Это возрастное. Это пройдет.
– И смелость пройдет?
– И смелость у некоторых.
– Только не у меня! Эх, родиться бы мне лет на пятьдесят пораньше. Я бы всем показал. Я бы, может, с самим Чапаевым воевал вместе. Острая сабля в одной руке, наган вороненый в другой. На груди орден. А сам весь на лихом коне… А если совсем раньше родился, я с д'Артаньяном бы. Я бы, может, сам д'Артаньяном сделался. Шпага в одной руке, пистолет однозарядный в другой, на голове шляпа с пером. Кони подо мной падают, а я вперед скачу. Ура! А эта Анна Секретарева мне раны перевязывает и плачет. И пусть плачет, пусть. Ей полезно.
– Короче, – сказала ворона.
– Я и говорю. А сейчас зола. На Луне никого, и на Марсе никого. Ни новой земли не откроешь, ни подвига не совершишь!
– Еще короче, – сказала ворона.
– Еще короче? Нельзя ли мне куда-нибудь туда? К д'Артаньяну.
– Шуруй, – сказала ворона. – Произнеси заклинание: «Каугли маугли турка ла му, сунду кулунду, каракалунду, чурики жмурики черк». Представь время, в которое хочешь попасть, и шуруй.
– Каугли маугли, – поспешно забормотал Витька.
– Погоди, погоди. Прежде из карманов все выброси.
Витька все из карманов выложил: и гвозди, и молоток, и отвертку.
– Ириски тоже нельзя?
– Нельзя. И ремень тут оставь. И спички. И ничего с собой нашего: металлического, пластмассового, бумажного, горючего и прочего. Очень сильные встречные магнитные потоки будут. За паралаксом следи. А когда в искривление пространства войдешь, голову втягивай.
– Каугли маугли турка ла му, – забубнил Витька.
– Постой, постой. Не торопись! – прикрикнула на него ворона. – У тебя язык вперед головы думает. А обратно как?
– Не надо мне обратно!
– Ду-урак ты, братец. – Ворона головой покачала, ногой по железу царапнула. – И заруби на носу – обратно те же слова. Так же представь время, но…
– Что еще?
– Заклинание подействует только тогда, когда ты окажешься в тупике транзитного состояния.
– А как я узнаю-то про этот тупик?
– Как узнаешь? Когда у тебя будут неприятности чрезвычайные, тогда и узнаешь. Это оно и есть. Понял? Неприятности чрез-вы-чай-ные.
– Каугли маугли турка ла му, сунду кулунду, каракалунду…
Телевизионная мачта пошла плясать по окраинам города. Двести самых ранних трамваев вышли из парков, побежали цветными змейками. Ворона стала ослепительно синей. Витька еще увидел Кронштадт в пене белых приближающихся кораблей.
– …Чурики жмурики черк… Ап… Ап… – Витькой вдруг овладел чох и так засвербил в носу, что все мысли из Витькиной головы вылетели. – А-ап… – Витькина голова стала пустой, как кастрюля в посудной лавке.
И тотчас лохматыми черными хлопьями завинтилась тьма. Сквозь нее, будто фары автомобилей, ринулись стремительные огни. Тьма завинтилась еще круче, стала плотной, подхватила Витьку и понесла.
АНУКА
Витька летел с блаженным зудом в носу. С электрическим треском лопались возле ушей огненные полотнища. Мгновенные змеевидные ленты в зеленом сиянии прошивали Витьку насквозь, словно Витька был облаком. Бесчисленные искры уносились в багряную мглу, порождая звук простой и естественный, как движение ветра в печной трубе.
– Ап…
Скорость полета вызывала в Витькиной пустой голове вибрацию, но самого полета Витька не чувствовал. Все двигалось вокруг и мимо него, а сам он как бы висел на месте.
– Чхии…
В тот же миг светоносные спирали померкли, звук перешел в басовую ноту и устремился вдаль, словно шум уходящего поезда.
Витька еще раз чихнул и затрясся. Его толкнуло в ноги, пихнуло в спину. Повалило лицом в спекшийся мокрый грунт.
Вокруг была чернота.
– Ослеп! – закричал Витька и не услышал своего голоса и языка своего во рту не почувствовал.
– Ослеп и оглох…
Чернота вокруг была влажная, неподвижная.
– А-а-а-а! – закричал Витька, мокрея от страха.
– Аа-аа-аа-аа!! – закричало вокруг. Тьма всколыхнулась, пошла на Витьку многими жуткими голосами. Тоскливый хохот ударил откуда-то сбоку, снизу, пополз на него сиплый удавленный кашель.
– Ой, мама, мама, мама, мама… – Витькин голос стал сладким от ужаса. Витька прижался к земле – лоб расцарапал.
И тут услышал Витька слова:
– Кто здесь?
– Я! Я! Караул! Спасите!
– Я не может подняться? Я умирает?
– Нет, я вроде живой! – Витька вскочил на ноги, треснулся темечком обо что-то острое. – Ой, убивают!
– Пусть Я выйдет из-под висячих камней.
– Я не вижу, куда идти.
– Я не умеет видеть в темноте?
– Что я кошка, что ли? – слабея от отчаяния, сказал Витька.
– Анука умеет видеть в темноте лучше кошки.
Кто-то взял Витьку за руку и повел.
Темнота слегка поредела. Витька увидел перед собой невысокого гибкого человечка. Спросил шепотом:
– Ты кто?
Человечек отпрянул от него, выставил перед собой длинное узкое оружие.
– Я не один? Кто еще есть в пещере?
– Чего ты? Чего ты? – попятился Витька. – Я один. Не видишь, что ли? Здесь только мы – ты и я.
Человечек замахнулся своим оружием.
– Я говорит много и непонятно. Пусть Мы и Ты выйдут. Скажи, чтобы Мы и Ты выходили.
– Говорю тебе, я один.
– Тогда зачем Я сказал Мы и Ты?
– А как же сказать-то? Это ж местоимения.
Человечек замахнулся копьем в темноту.
– Анука не боится местоимений! Анука убила столько шакалов, сколько пальцев на обеих руках. Анука убила волка и раненого леопарда. – Она заглянула в самые темные уголки пещеры. Крикнула: – Пусть местоимения выходят!
Не верил Витька, что случается у людей панический страх, а тут вдруг поверил. Поверишь, когда стоит перед тобой некто да еще копьем машет направо-налево, а у тебя при этом даже паршивой рогатки нет.
Ударился Витька в панику!
– Зачем? Не желаю! Караул! Милиция!
Но, видать, на всякое страшное есть кое-что еще пострашнее: возле входа в пещеру раздался такой жуткий звук, словно кто-то толстые листы железа рвет, как бумагу. Рвет и бросает.
Витька лицо в землю спрятал – в голове у него белый снег в черных пятнах.
У входа в пещеру снова зарычало-заскрежетало-завыло.
– Тигр, – сказала Анука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
«Может быть, речку у нее попросить с песочком желтым, чтоб возле дома протекала, чтобы все ребята купались в ней и ныряли? Речку Парамоновку!» Но тут же сообразил Витька, что в Ленинграде и без того речек много и в этих речках милиция купаться не разрешает. Витька вздохнул тяжело:
– Слушай, а нельзя ли мне куда-нибудь туда, а?
– Куда туда?
– Ну, туда, подальше. – Витька в голове почесал. – Ты, наверно, и не поймешь.
– Я проницательная – разберусь.
– Родился я, понимаешь, не вовремя. Поздно я, понимаешь, родился. Дел сейчас для меня никаких. Стараешься, стараешься, а никто не ценит. Только ругают. Родителей вызывают…
– Дети есть дети, – сказала ворона. – Наглы, крикливы, смелы. Это возрастное. Это пройдет.
– И смелость пройдет?
– И смелость у некоторых.
– Только не у меня! Эх, родиться бы мне лет на пятьдесят пораньше. Я бы всем показал. Я бы, может, с самим Чапаевым воевал вместе. Острая сабля в одной руке, наган вороненый в другой. На груди орден. А сам весь на лихом коне… А если совсем раньше родился, я с д'Артаньяном бы. Я бы, может, сам д'Артаньяном сделался. Шпага в одной руке, пистолет однозарядный в другой, на голове шляпа с пером. Кони подо мной падают, а я вперед скачу. Ура! А эта Анна Секретарева мне раны перевязывает и плачет. И пусть плачет, пусть. Ей полезно.
– Короче, – сказала ворона.
– Я и говорю. А сейчас зола. На Луне никого, и на Марсе никого. Ни новой земли не откроешь, ни подвига не совершишь!
– Еще короче, – сказала ворона.
– Еще короче? Нельзя ли мне куда-нибудь туда? К д'Артаньяну.
– Шуруй, – сказала ворона. – Произнеси заклинание: «Каугли маугли турка ла му, сунду кулунду, каракалунду, чурики жмурики черк». Представь время, в которое хочешь попасть, и шуруй.
– Каугли маугли, – поспешно забормотал Витька.
– Погоди, погоди. Прежде из карманов все выброси.
Витька все из карманов выложил: и гвозди, и молоток, и отвертку.
– Ириски тоже нельзя?
– Нельзя. И ремень тут оставь. И спички. И ничего с собой нашего: металлического, пластмассового, бумажного, горючего и прочего. Очень сильные встречные магнитные потоки будут. За паралаксом следи. А когда в искривление пространства войдешь, голову втягивай.
– Каугли маугли турка ла му, – забубнил Витька.
– Постой, постой. Не торопись! – прикрикнула на него ворона. – У тебя язык вперед головы думает. А обратно как?
– Не надо мне обратно!
– Ду-урак ты, братец. – Ворона головой покачала, ногой по железу царапнула. – И заруби на носу – обратно те же слова. Так же представь время, но…
– Что еще?
– Заклинание подействует только тогда, когда ты окажешься в тупике транзитного состояния.
– А как я узнаю-то про этот тупик?
– Как узнаешь? Когда у тебя будут неприятности чрезвычайные, тогда и узнаешь. Это оно и есть. Понял? Неприятности чрез-вы-чай-ные.
– Каугли маугли турка ла му, сунду кулунду, каракалунду…
Телевизионная мачта пошла плясать по окраинам города. Двести самых ранних трамваев вышли из парков, побежали цветными змейками. Ворона стала ослепительно синей. Витька еще увидел Кронштадт в пене белых приближающихся кораблей.
– …Чурики жмурики черк… Ап… Ап… – Витькой вдруг овладел чох и так засвербил в носу, что все мысли из Витькиной головы вылетели. – А-ап… – Витькина голова стала пустой, как кастрюля в посудной лавке.
И тотчас лохматыми черными хлопьями завинтилась тьма. Сквозь нее, будто фары автомобилей, ринулись стремительные огни. Тьма завинтилась еще круче, стала плотной, подхватила Витьку и понесла.
АНУКА
Витька летел с блаженным зудом в носу. С электрическим треском лопались возле ушей огненные полотнища. Мгновенные змеевидные ленты в зеленом сиянии прошивали Витьку насквозь, словно Витька был облаком. Бесчисленные искры уносились в багряную мглу, порождая звук простой и естественный, как движение ветра в печной трубе.
– Ап…
Скорость полета вызывала в Витькиной пустой голове вибрацию, но самого полета Витька не чувствовал. Все двигалось вокруг и мимо него, а сам он как бы висел на месте.
– Чхии…
В тот же миг светоносные спирали померкли, звук перешел в басовую ноту и устремился вдаль, словно шум уходящего поезда.
Витька еще раз чихнул и затрясся. Его толкнуло в ноги, пихнуло в спину. Повалило лицом в спекшийся мокрый грунт.
Вокруг была чернота.
– Ослеп! – закричал Витька и не услышал своего голоса и языка своего во рту не почувствовал.
– Ослеп и оглох…
Чернота вокруг была влажная, неподвижная.
– А-а-а-а! – закричал Витька, мокрея от страха.
– Аа-аа-аа-аа!! – закричало вокруг. Тьма всколыхнулась, пошла на Витьку многими жуткими голосами. Тоскливый хохот ударил откуда-то сбоку, снизу, пополз на него сиплый удавленный кашель.
– Ой, мама, мама, мама, мама… – Витькин голос стал сладким от ужаса. Витька прижался к земле – лоб расцарапал.
И тут услышал Витька слова:
– Кто здесь?
– Я! Я! Караул! Спасите!
– Я не может подняться? Я умирает?
– Нет, я вроде живой! – Витька вскочил на ноги, треснулся темечком обо что-то острое. – Ой, убивают!
– Пусть Я выйдет из-под висячих камней.
– Я не вижу, куда идти.
– Я не умеет видеть в темноте?
– Что я кошка, что ли? – слабея от отчаяния, сказал Витька.
– Анука умеет видеть в темноте лучше кошки.
Кто-то взял Витьку за руку и повел.
Темнота слегка поредела. Витька увидел перед собой невысокого гибкого человечка. Спросил шепотом:
– Ты кто?
Человечек отпрянул от него, выставил перед собой длинное узкое оружие.
– Я не один? Кто еще есть в пещере?
– Чего ты? Чего ты? – попятился Витька. – Я один. Не видишь, что ли? Здесь только мы – ты и я.
Человечек замахнулся своим оружием.
– Я говорит много и непонятно. Пусть Мы и Ты выйдут. Скажи, чтобы Мы и Ты выходили.
– Говорю тебе, я один.
– Тогда зачем Я сказал Мы и Ты?
– А как же сказать-то? Это ж местоимения.
Человечек замахнулся копьем в темноту.
– Анука не боится местоимений! Анука убила столько шакалов, сколько пальцев на обеих руках. Анука убила волка и раненого леопарда. – Она заглянула в самые темные уголки пещеры. Крикнула: – Пусть местоимения выходят!
Не верил Витька, что случается у людей панический страх, а тут вдруг поверил. Поверишь, когда стоит перед тобой некто да еще копьем машет направо-налево, а у тебя при этом даже паршивой рогатки нет.
Ударился Витька в панику!
– Зачем? Не желаю! Караул! Милиция!
Но, видать, на всякое страшное есть кое-что еще пострашнее: возле входа в пещеру раздался такой жуткий звук, словно кто-то толстые листы железа рвет, как бумагу. Рвет и бросает.
Витька лицо в землю спрятал – в голове у него белый снег в черных пятнах.
У входа в пещеру снова зарычало-заскрежетало-завыло.
– Тигр, – сказала Анука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23