Элиза наклонилась вперед и, постучав кучера по плечу, сказала:
– Улица Энеиды, пожалуйста.
Риордан тут же последовал ее примеру и велел кучеру ехать к себе домой. Ситуация была довольно анекдотическая. Но судя по всему, сегодняшним вечером Элизе напрочь отказало чувство юмора.
– Нет! – все больше и больше кипятясь, воскликнула она. – Я не поеду к вам. Мне нужно домой. Улица Энеиды, десять, пожалуйста!
Потом, не помня себя от ярости, она сорвала с шеи ожерелье и сунула его Риордану. Бриллианты сверкнули на его ладони, как крупные, горькие слезы.
– Вот! Забирайте ваши драгоценности! Напрасно я согласилась надеть их. И платье тоже. Мне очень жаль, но ходить с вами в театр мне вовсе не стоило. Можете быть уверены, больше этого не повторится.
– Очень хорошо, – спокойно ответил Риордан и запросто запихнул ожерелье в карман, как будто женщины возвращали ему бриллианты назад чуть ли не каждый день. Затем он откинулся на спинку сиденья и молча уставился в темноту.
Они ехали в полном безмолвии по безлюдным улицам, по гулким мостовым, и только цокот лошадиных копыт нарушал тишину. Раз он не желает разговаривать с ней, тем лучше! Ее вполне устраивает. Скоро она будет дома и закончится наконец этот отвратительный вечер, Эта тягостная необходимость разделять его общество!
Но время тянулось бесконечно. Элиза прислушивалась к позвякиванию сбруи и скрипу колес и молила Бога, чтобы ее мучения поскорее пришли к концу. Внезапный толчок экипажа бросил Элизу к Риордану, и она, на мгновение прижавшись к нему плечом, даже сквозь ткань почувствовала, как горячи его напряженные мускулы.
Ее охватила легкая дрожь. Что с ней происходит? Почему ей вдруг захотелось обнять его, как Линетт, запустить пальцы в его волнистую шевелюру и почувствовать на своих губах тепло его губ, ощутить трепетную настойчивость его языка… Элиза усилием воли стряхнула с себя сладкий дурман, решив ни за что не поддаваться искушению.
Но тут экипаж свернул на какую-то незнакомую улицу, потом на другую. Элиза не выдержала и повернулась к своему спутнику:
– Риордан, куда мы едем? Мы должны были свернуть направо, чтобы попасть на улицу Энеиды.
Он усмехнулся, и в полутьме ландо его зубы ослепительно блеснули.
– Мы едем не к вам домой, а ко мне.
– Но ведь я заплатила кучеру.
– Я плачу ему каждую неделю, и немало. Он мой слуга и выполняет только мои приказания.
– Понятно! А когда вы намереваетесь похитить женщину, то он становится вашим соучастником!
– Разумеется. Особенно когда он так же, как и я, уверен, что женщина сама очень хочет быть похищенной. А все протесты и крики возмущения – всего лишь кокетство. Ты хочешь быть моей, Элиза. И я берусь доказать тебе это.
Риордан крепко и нежно обнял ее своими сильными руками, его губы овладели ее ртом с хозяйской требовательностью, против которой все протесты Элизы выглядели смешными.
Да и выглядели они смешными потому, что не были искренними. Потому что на самом деле Риордан угадал ее тайное желание и взял исполнение его на себя. Через мгновение она уже полностью отдалась поцелую, задыхаясь от наслаждения.
В особняке Дэниелса царил приятный полумрак, кое-где горели газовые рожки. Очевидно, слуг в доме не было. Вокруг стояла полнейшая тишина, как в мертвой пустыне. Идя следом за Риорданом в спальню, Элиза беспомощно озиралась по сторонам. Ею овладело восхитительное, ужасающее, захватывающее ощущение, переживаемое человеком, сжигающим за собой мосты.
Ее тянуло к нему с неведомой силой, но он был прежде всего врагом Авена Эмсела. Да! У него много любовниц, и он с самого начала предупреждал ее, что никогда больше по-настоящему не полюбит женщину. Такова реальность.
Но сегодня ночью Элиза не хотела прислушиваться к голосу рассудка и признавать над собою власть обязательств. Она лежала в огромной постели Риордана обнаженная и притихшая, а он покрывал поцелуями каждую частичку ее прекрасного тела.
– Ты великолепна… Твоя кожа… похожа на теплый, переливчатый шелк.
Когда Риордан сбросил одежду с себя, Элиза долго не могла оторвать взгляд от его наготы. Он был совсем другой, так отличается гранит от лепестка розы. Она с замиранием сердца смотрела на его окрепшую мужскую плоть, возбужденную ее присутствием.
Риордан тоже был очарован Элизой. Пожирая глазами округлые формы, он безостановочно шептал ее имя, как сладостную молитву у алтаря любви.
Страстно, в неистовстве он ласкал тело своей возлюбленной, заставляя ее стонать от блаженства. Риордан превратился в сплошной сгусток чувственности. Каждая клетка его дышала желанием, от ладоней исходил волшебный жар, увлекающий Элизу в водоворот наслаждения. И в тот момент, когда они обезумели от восторга, он легко поднял ее и посадил на себя сверху так, что ее разведенные бедра оказались на уровне его разгоряченной плоти. И через несколько мгновений они слились в безумном танце любви.
Риордан продолжал ласкать ее, распаляясь все сильнее. Элиза отвечала ему тем же. Вдруг он глухо застонал, но вскоре этот стон перерос в безудержное звериное стенание. Ее чрево пронзила огненная молния, от которой в блаженных судорогах затрепетало нежное лоно.
Крепко прижавшись друг к другу влажными, сладостно изнеможенными телами, они застыли в невыразимом восторге. Их прерывистое дыхание смешалось в поцелуе. В эти минуты для Элизы не существовало ничего – ни отца, ни Линетт Маркис, ни даже ее самой. Она растворилась во всепоглощающем счастье и неотступном желании ни на мгновение не покидать этих сильных нежных объятий.
Они заснули, утолив жажду сердец и плоти, и никогда прежде Элиза не испытывала такого умиротворения и благодати. Глубокой ночью их дремота неведомо каким образом перешла в порыв взаимных ласк, и они снова были вместе. Элиза приняла его в себя радостно и покорно. Она словно впала в беспамятство: болтала, смеялась и уверяла Риордана, что сойдет с ума от его прикосновений. Но Риордан властно распластал ее своим мощным телом, и они слились в любовном экстазе, вознесшем их на вершину почти нестерпимого счастья. И теперь Элиза знала наверняка, что уже никогда не будет прежней; теперь ее жизнь приобрела совершенно иной смысл.
* * *
На рассвете Риордан запряг лошадь в двуколку и повез Элизу домой. Вскоре утренний туман обратился в унылый моросящий дождь. Они ехали обнявшись, но у Элизы на душе было так же тоскливо, как и на улице. Ведь всего через несколько минут, пусть ненадолго, но им придется расстаться.
– Ты была великолепна, потрясающа, совершенна. Ты очень красивая женщина, Элиза.
– Нет. Не говори так. Иначе я не отпущу тебя. Мне не следовало оставаться у тебя в доме. Что сказали бы люди, если бы узнали об этом? Риордан, а если твой кучер разболтает обо всем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89