Он слишком удивился, чтобы сопротивляться, атолла чернокожих внезапно затихла. Сантьяго, конечно, заметил мою белокожую руку, но был настолько потрясен, что потерял дар речи. Двигаясь со всей возможной быстротой, я перерезал путы Гордона и помог ему подняться. Затем Сантьяго с пронзительным криком бросился на меня, но тут же, все еще крича, кубарем полетел вниз с теокалли, а в груди его по самую рукоятку утонул его же собственный кинжал. Точно черные пантеры в лунном свете, идолопоклонники кинулись на нас с ревом и визгом, перескакивая ступени теокалли. Заблестели ножи, засверкали белки глаз.
Я сорвал с себя маску и балахон и ответил на изумленное восклицание Гордона неистовым хохотом.
Сначала я надеялся, что маскировка поможет мне благополучно вывести друга и спастись самому, но теперь я был рад умереть на месте рядом с Гордоном.
Гордон отодрал от алтаря какое-то громоздкое украшение и замахнулся им, когда нападающие приблизились. С минуту мы удерживали их на расстоянии, затем они черной волной нахлынули на нас.
Это была моя Валгалла! Ножи кололи меня, дубинки колотили, но я только смеялся и работал кулаками, точно молотом, разбивая плоть и кости. Я видел, как поднимается и опускается грубое оружие Гордона, при этом каждый раз валился с ног человек. Черепа трещали, кровь брызгала во все стороны, и темная ярость бушевала во мне. Кошмарные физиономии сливались в одно кружащееся кольцо, я падал на колени, опять поднимался, и черные лица отступали перед моими ударами. Мне почудился в бескрайнем багровом тумане знакомый отвратительный голос. Он звал все громче, он командовал!
Гордона оттеснили от меня, но, судя по воплям, схватка продолжалась. В небе метались звезды, адское возбуждение не покидало меня, и я наслаждался приливами ярости, пока не рухнул в еще более темную бездну.
Глава 16
Древний ужас
Как бог, что в триумфе убил себя рьяном,
На жертвах своих распростерся, кровав,
На алтаре своем собственном странном
Смерть мертва.
Э. Ч. Суинберн
Я снова медленно возвращался к жизни. Меня окружал туман, а в тумане виднелся череп.
Я лежал в стальной клетке, точно пойманный волк, и прутья ее, как я понимал, были слишком крепки даже для моей сверхчеловеческой силы. Кажется, клетка находилась в стенной нише, и я смотрел из нее в очень белую комнату. Комната располагалась в подземелье, потому что пол, стены и потолок были сложены из громадных одинаковых глыб. По стенам висели полки с таинственными приборами, очевидно, научного предназначения; точно такие же полки громоздились на большом столе в центре комнаты. У стола сидел Катулос.
Чародей был одет в желтую, как змеиная кожа, накидку, его жуткие руки и голова гораздо больше напоминали змеиные, чем прежде. Он повернул в мою сторону голову с громадными желтыми глазами, похожими на живые огни, пергаментные губы шевельнулись, вероятно, изображая улыбку.
Я вскочил, выпрямился и, изрыгая проклятия, схватился за прутья.
– Где Гордон?! Будь ты проклят! Где Гордон?!
Катулос взял со стола пробирку, перелил ее содержимое в другой сосуд.
– А-а, мой друг пробуждается, – произнес обычный голос воскресшего мертвеца. Потом египтянин спрятал кисти рук в длинные рукава и поглядел на меня. – Я тут о тебе размышляю, – сказал он внятно. – Я создал чудовище Франкенштейна. Я сделал из тебя сверхчеловека, способного выполнять мои желания, а ты ступил на путь измены. Ты разрушаешь мою организацию еще почище, чем Гордон. Ты убил несколько моих ценных слуг и вмешался в мои планы. Но сегодня конец твоим козням. Твоему другу удалось убежать, но его преследуют в катакомбах, ему ни за что не спастись. А ты, – продолжал Катулос с искренним интересом ученого, – чрезвычайно любопытный субъект. Должно быть, твои мозги устроены иначе, чем у любого другого человека, когда-либо жившего на свете. Я их изучу и добавлю к своей коллекции. Каким образом человек, крайне нуждающийся в эликсире, продержался без него целых два дня – я совершенно не способен этого понять.
Сердце у меня так и подпрыгнуло. Маленькая Зулейка провела этого хитреца, он явно не знает, что она стащила целую фляжку живительного вещества.
– Последней порции, которую ты от меня получил, – продолжал Катулос, хватило бы часов на восемь. Повторяю, это ставит меня в тупик. У тебя есть какие-нибудь предположения?
Я молча щелкнул зубами. Он вздохнул.
– Вот, с варварами всегда так. Правильно говорит пословица: «Пошути с раненым тигром и пригрей на груди змею, прежде чем тебе захочется развивать разум невежественного варвара».
Некоторое время Катулос молча раздумывал. Я с тревогой наблюдал и заметил в нем смутную и странную перемену: длинные пальцы, торчащие из обшлагов, барабанили по столу, а в голосе прорывалось плохо скрываемое волнение.
– А ведь ты мог бы стать монархом при новом режиме, – огорошил он меня. – Да, при новом, но невероятно старом!
Сухой каркающий смех заставил меня содрогнуться.
Катулос склонил голову, будто прислушиваясь. Откуда-то издалека доносился гул гортанных голосов. Его губы растянулись в улыбке.
– Мои черные дети, – пробормотал он. – Это они рвут в клочья моего врага Гордона в туннеле. Вот они, мистер Костиген, мои истинные слуги, и это им в назидание я положил сегодня ночью Гордона на жертвенный алтарь. Я бы предпочел использовать его в качестве морской свинки для подтверждения некоторых моих теорий, но ведь нужно развлекать детей. Позже, с моей помощью, они перерастут детские суеверия и откажутся от идиотских обычаев, но пока их следует держать на мягком поводке.
Ну, и как вам понравились мои подземные коридоры, мистер Костиген? – неожиданно спросил он. – Вы о них подумали… что именно? Не сомневаетесь, что их создали белые дикари в средние века? Фу! Нет, эти Туннели много старше вашего мира! Они возникли при могущественных королях и царственных особах столько веков тому назад, что ваша голова даже не вместит такого числа. В то время на месте вашей захудалой деревушки Лондона возвышались башни императорского дворца. Все следы той древней столицы рассыпались в прах и исчезли, но эти коридоры… о-о, они проложены не простыми людьми, ха-ха! Из многих тысяч людишек, ежедневно кишащих над ними, никто не подозревает об их существовании, кроме меня и моих слуг, да и они знают далеко не все. Зулейка, например, о них не знает, потому что в последнее время я сомневаюсь в ее верности и в скором времени, безусловно, устрою показательную казнь.
Услышав эти слова, я изо всех сил бросился на прутья клетки, алая волна гнева и ненависти ослепила меня. Я схватился за стальные прутья и расшатывал их, пока вены на лбу не вздулись, а мускулы рук и плечей не затрещали. И от моей нечеловеческой ярости прутья согнулись, правда, совсем чуть-чуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Я сорвал с себя маску и балахон и ответил на изумленное восклицание Гордона неистовым хохотом.
Сначала я надеялся, что маскировка поможет мне благополучно вывести друга и спастись самому, но теперь я был рад умереть на месте рядом с Гордоном.
Гордон отодрал от алтаря какое-то громоздкое украшение и замахнулся им, когда нападающие приблизились. С минуту мы удерживали их на расстоянии, затем они черной волной нахлынули на нас.
Это была моя Валгалла! Ножи кололи меня, дубинки колотили, но я только смеялся и работал кулаками, точно молотом, разбивая плоть и кости. Я видел, как поднимается и опускается грубое оружие Гордона, при этом каждый раз валился с ног человек. Черепа трещали, кровь брызгала во все стороны, и темная ярость бушевала во мне. Кошмарные физиономии сливались в одно кружащееся кольцо, я падал на колени, опять поднимался, и черные лица отступали перед моими ударами. Мне почудился в бескрайнем багровом тумане знакомый отвратительный голос. Он звал все громче, он командовал!
Гордона оттеснили от меня, но, судя по воплям, схватка продолжалась. В небе метались звезды, адское возбуждение не покидало меня, и я наслаждался приливами ярости, пока не рухнул в еще более темную бездну.
Глава 16
Древний ужас
Как бог, что в триумфе убил себя рьяном,
На жертвах своих распростерся, кровав,
На алтаре своем собственном странном
Смерть мертва.
Э. Ч. Суинберн
Я снова медленно возвращался к жизни. Меня окружал туман, а в тумане виднелся череп.
Я лежал в стальной клетке, точно пойманный волк, и прутья ее, как я понимал, были слишком крепки даже для моей сверхчеловеческой силы. Кажется, клетка находилась в стенной нише, и я смотрел из нее в очень белую комнату. Комната располагалась в подземелье, потому что пол, стены и потолок были сложены из громадных одинаковых глыб. По стенам висели полки с таинственными приборами, очевидно, научного предназначения; точно такие же полки громоздились на большом столе в центре комнаты. У стола сидел Катулос.
Чародей был одет в желтую, как змеиная кожа, накидку, его жуткие руки и голова гораздо больше напоминали змеиные, чем прежде. Он повернул в мою сторону голову с громадными желтыми глазами, похожими на живые огни, пергаментные губы шевельнулись, вероятно, изображая улыбку.
Я вскочил, выпрямился и, изрыгая проклятия, схватился за прутья.
– Где Гордон?! Будь ты проклят! Где Гордон?!
Катулос взял со стола пробирку, перелил ее содержимое в другой сосуд.
– А-а, мой друг пробуждается, – произнес обычный голос воскресшего мертвеца. Потом египтянин спрятал кисти рук в длинные рукава и поглядел на меня. – Я тут о тебе размышляю, – сказал он внятно. – Я создал чудовище Франкенштейна. Я сделал из тебя сверхчеловека, способного выполнять мои желания, а ты ступил на путь измены. Ты разрушаешь мою организацию еще почище, чем Гордон. Ты убил несколько моих ценных слуг и вмешался в мои планы. Но сегодня конец твоим козням. Твоему другу удалось убежать, но его преследуют в катакомбах, ему ни за что не спастись. А ты, – продолжал Катулос с искренним интересом ученого, – чрезвычайно любопытный субъект. Должно быть, твои мозги устроены иначе, чем у любого другого человека, когда-либо жившего на свете. Я их изучу и добавлю к своей коллекции. Каким образом человек, крайне нуждающийся в эликсире, продержался без него целых два дня – я совершенно не способен этого понять.
Сердце у меня так и подпрыгнуло. Маленькая Зулейка провела этого хитреца, он явно не знает, что она стащила целую фляжку живительного вещества.
– Последней порции, которую ты от меня получил, – продолжал Катулос, хватило бы часов на восемь. Повторяю, это ставит меня в тупик. У тебя есть какие-нибудь предположения?
Я молча щелкнул зубами. Он вздохнул.
– Вот, с варварами всегда так. Правильно говорит пословица: «Пошути с раненым тигром и пригрей на груди змею, прежде чем тебе захочется развивать разум невежественного варвара».
Некоторое время Катулос молча раздумывал. Я с тревогой наблюдал и заметил в нем смутную и странную перемену: длинные пальцы, торчащие из обшлагов, барабанили по столу, а в голосе прорывалось плохо скрываемое волнение.
– А ведь ты мог бы стать монархом при новом режиме, – огорошил он меня. – Да, при новом, но невероятно старом!
Сухой каркающий смех заставил меня содрогнуться.
Катулос склонил голову, будто прислушиваясь. Откуда-то издалека доносился гул гортанных голосов. Его губы растянулись в улыбке.
– Мои черные дети, – пробормотал он. – Это они рвут в клочья моего врага Гордона в туннеле. Вот они, мистер Костиген, мои истинные слуги, и это им в назидание я положил сегодня ночью Гордона на жертвенный алтарь. Я бы предпочел использовать его в качестве морской свинки для подтверждения некоторых моих теорий, но ведь нужно развлекать детей. Позже, с моей помощью, они перерастут детские суеверия и откажутся от идиотских обычаев, но пока их следует держать на мягком поводке.
Ну, и как вам понравились мои подземные коридоры, мистер Костиген? – неожиданно спросил он. – Вы о них подумали… что именно? Не сомневаетесь, что их создали белые дикари в средние века? Фу! Нет, эти Туннели много старше вашего мира! Они возникли при могущественных королях и царственных особах столько веков тому назад, что ваша голова даже не вместит такого числа. В то время на месте вашей захудалой деревушки Лондона возвышались башни императорского дворца. Все следы той древней столицы рассыпались в прах и исчезли, но эти коридоры… о-о, они проложены не простыми людьми, ха-ха! Из многих тысяч людишек, ежедневно кишащих над ними, никто не подозревает об их существовании, кроме меня и моих слуг, да и они знают далеко не все. Зулейка, например, о них не знает, потому что в последнее время я сомневаюсь в ее верности и в скором времени, безусловно, устрою показательную казнь.
Услышав эти слова, я изо всех сил бросился на прутья клетки, алая волна гнева и ненависти ослепила меня. Я схватился за стальные прутья и расшатывал их, пока вены на лбу не вздулись, а мускулы рук и плечей не затрещали. И от моей нечеловеческой ярости прутья согнулись, правда, совсем чуть-чуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27