Некоторым из них, правда, немногим, это удавалось, другие же приставляли нос на место уха или же ухо на место носа, отчего головы становились еще более безобразными.
Мне не терпелось узнать, что означали все эти вещи, я спросила об этом мою водительницу, и она уже открыла уста, чтобы мне ответить, когда я внезапно проснулась.
– Какая досада! – заметил Мангогул. – Эта женщина открыла бы вам начало тайн. Но за отсутствием ее мы обратимся к моему фокуснику Блокулокусу.
– Как! – воскликнула фаворитка? – К этому простофиле, которому вы даровали привилегию показывать при вашем дворе волшебный фонарь?
– Да, именно к нему, – отвечал султан. – Ваш сон объяснит либо он, либо никто.
– Пусть позовут Блокулокуса, – приказал Мангогул.
Глава сорок первая
Двадцать первая и двадцать вторая пробы кольца.
Фрикамона и Калипига
Африканский автор ничего не говорит о том, что делал Мангогул в ожидании Блокулокуса. По-видимому, он отправился расспрашивать кое-какие сокровища и, удовлетворенный тем, что узнал, вернулся к фаворитке, испуская крики радости, которыми и начинается эта глава.
– Победа! Победа! – восклицал он. – Вы можете торжествовать, сударыня; и дворец, и фарфор, и маленькая обезьянка – ваши!
– Это, конечно, Эгле? – спросила фаворитка.
– Нет, сударыня, не Эгле, – отвечал султан, – это другая.
– О государь, – сказала фаворитка, – не томите меня ожиданием, сообщите, кто этот феникс…
– Ну, хорошо. Это… Кто бы мог думать?
– Это?.. – спросила фаворитка.
– Фрикамона, – отвечал султан.
– Фрикамона! – повторила Мирзоза. – Я в этом не вижу ничего невозможного. Эта женщина провела в монастыре большую часть своей юности и, с тех пор как вышла оттуда, ведет самую примерную и уединенную жизнь. Ни один мужчина не входил к ней, она сделалась как бы аббатисой и стоит во главе целой паствы молодых богомолок, которых она ведет к совершенству и которыми полон ее дом. Вам, мужчинам, там нечего делать, – прибавила фаворитка, улыбаясь и покачивая головой.
– Мадам, вы правы, – сказал Мангогул. – Я стал расспрашивать ее сокровище. Ответа не было. Я удвоил силу моего перстня путем повторного трения, – по-прежнему ничего. «Вероятно, это сокровище глухо», – говорил я себе. И я собирался оставить Фрикамону на кушетке, где ее застал, когда она вдруг заговорила, разумеется, ртом.
«Дорогая Акарис, – воскликнула она, – как я счастлива в минуты, когда убегаю от неотвязных дел, чтобы отдаться тебе! После тех минут, которые я провожу в твоих объятиях, это самые сладкие минуты в моей жизни… Ничто меня не развлекает; кругом царит молчание, полуоткрытые занавески впускают немного света, достаточного для того, чтобы мне с умилением созерцать тебя. Я приказываю воображению, оно вызывает твой образ, и вот я уже вижу тебя… Милая Акарис! Как ты прекрасна!.. Да, вот твои глаза, твоя улыбка, твои уста… Не прячь от меня твою юную грудь. Дай мне ее поцеловать… Я еще не нагляделась на нее… Еще разок ее поцелую… О, дай мне умереть на ней!.. Какая страсть меня охватывает! Акарис! Милая Акарис, где ты… Приди же, милая Акарис… О дорогая и нежная подруга, клянусь тебе, неведомые чувства овладели моей душой! Она переполнена ими, она стала им дивиться, она не может их выдержать… Лейтесь, сладостные слезы, лейтесь и утолите пожирающий меня жар!.. Нет, милая Акарис, нет, этот Ализали, которого ты мне предпочитаешь, не любит тебя так, как я… Но я слышу какой-то шум… Ах, это, без сомнения, Акарис… Приди, милая подруга, приди»…
– Фрикамона не ошиблась, – продолжал Мангогул, – это была действительно Акарис. Я оставил их беседовать вдвоем и, глубоко убежденный в том, что сокровище Фрикамоны останется скромным, прибежал сообщить вам, что проиграл пари.
– Но, – сказала султанша, – я не понимаю эту Фрикамону, она или сошла с ума, или у нее истерический припадок. Нет, государь, нет, у меня больше совести, чем вы предполагаете. Я ничего не могу возразить против этого испытания, но чувствую, что здесь есть что-то, что не позволяет мне признать за собой победу. Нет, я не считаю себя победительницей, уверяю вас. Мне совсем не нужно вашего дворца и фарфора, или же я получу их по справедливости.
– Сударыня, – сказал Мангогул, – я, право, вас не понимаю. На вас находят удивительные причуды. Вероятно, вы не рассмотрели как следует маленькую обезьянку.
– Государь, я отлично ее рассмотрела, – возразила Мирзоза. – Я знаю, она очаровательна. Но я подозреваю, что случай с Фрикамоной совсем не на руку мне. Если вы захотите, чтобы обезьянка когда-нибудь мне принадлежала, спросите других.
– Честное слово, сударыня, – сказал Мангогул, – после основательного размышления я думаю, что выигрыш вам может доставить лишь возлюбленная Мироло.
– О государь, вы бредите! – отвечала фаворитка. – Я не знаю вашего Мироло, но кто бы он ни был, раз у него есть возлюбленная, этим все сказано.
– В самом деле, вы правы, – сказал Мангогул. – Но все-таки я готов биться о заклад, что сокровище Калипиги не знает решительно ничего.
– Согласитесь же, – продолжала фаворитка, – что здесь одно из двух: или сокровище Калипиги… Но я хотела удариться в смешные рассуждения… Делайте же, государь, все, что вам будет угодно. Спросите сокровище Калипиги; если оно будет молчать, тем хуже для Мироло и тем лучше для меня.
Мангогул вышел и в одно мгновение очутился возле вышитой серебром софы цвета нарцисса, где покоилась Калипига. Не успел он направить на нее перстень, как услыхал глухой голос, бормотавший такие слова:
– О чем вы меня спрашиваете? Я ничего не понимаю в ваших вопросах. Обо мне даже не знают. А между тем мне кажется, что я не хуже других. Правда, Мироло часто заглядывает ко мне, но…
В этом месте в рукописи значительный пропуск. Ученые круги были бы весьма признательны тому, кто мог бы восстановить текст речи сокровища Калипиги, от которой сохранились лишь две последних строки. Приглашаем ученых рассмотреть их и решить, не был ли этот пропуск сознательным опущением автора, недовольного тем, что сказало сокровище, и не сумевшего заменить его слова чем-нибудь лучшим.
…Говорят, что моему сопернику воздвигнуты алтари за Альпами. Увы! Если бы не Мироло, во всем мире воздвигали бы мне храмы.
Мангогул тотчас же вернулся в сераль и повторил фаворитке жалобы сокровища Калипиги слово в слово, ибо у него была удивительная память.
– Ее слова, сударыня, – сказал он, – вам на руку. Я отдаю вам обещанное, и вы поблагодарите за это Калипигу, когда сочтете нужным.
– Государь, – торжественно отвечала Мирзоза, – своим выигрышем я хочу быть обязанной лишь неоспоримой добродетели, а не…
– Но, сударыня, – прервал ее султан, – я не знаю, чья добродетель лучше установлена, чем у той, которая видала врага так близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69