ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Прежде чем приступить к разбору канонических текстов митьковских мифов, следует отметить, что мифы рассчитаны на устный пересказ с характерной митьковской жестикуляцией, мимикой и произношением. Важная особенность заключается в тембре голоса при передаче речи положительных и отрицательных персонажей.
Обычно люди при рассказе речь отрицательного персонажа передают писклявым, капризным голосом, речь положительного (как правило, самого себя)– звучным и низким, даже если на самом деле соотношение обратное.
Положительный герой митьковского мифа-катастрофы говорит тихим, слабым, изнемогающим голосом; отрицательный – гораздо более низким, хриплым, рыкающим, напористым и агрессивным. Это соотношение не воспринимается как условность даже тогда, когда отрицательным персонажем является трехлетний ребенок. Итак, приведем тексты некоторых сказок.

Сексуальная травма.
(рассказывается от лица Д.Шагина)

Просыпаюсь я утром в детской кроватке (разворотил её всю ногами за ночь, стенки отвалились, под одеяльцем махоньким) в ватнике, ватные штаны наглухо на все пуговицы застегнуты, полностью! Ну, в валенках, конечно.
Роже так опухла, что глаза не раскрыть, но чувствую, стоит кто-то. Раскрыл глаза пальцами, гляжу – бабушка стоит.
– Что, бабуленька? – говорю. – Что ты стоишь?
– А скажи, – говорит, – Как ты деткам-то своим в глаза глянешь? Ну про жену я уж не говорю, Бог тебе судья, а детишкам-то? Детишкам-то как в глаза глянешь?
У меня дыхание перехватило.
– Да что? Что бабуленька?
– Ведь их трое у тебя, детишков-то! Меньшенькой всего полтора годочка!
– Бабуленька! Бабуленька! Что случилось?
– А это что такое?! – и достает из-за спины комок какой-то белый и мне показывает.

– Бабуленька, что? Что это такое?
– А я вот сейчас жене твоей позвоню и мы с ней обсудим – что это такое!!! – распрямляет комок, а это женские белые трусы пустые! С кружевами!
– Бабушка, бабушка! Откуда это взялось?
– А я вот сейчас деткам твоим позвоню и спрошу: откуда у вашего папы трусы женские валяются?
– Бабушка, бабушка! Дык, это наверное, Танины трусы! Уезжали впопыхах, всё расбросали…
– Нет! Не Танины это трусы!.. – А я вот сейчас деткам….
– Бабушка, бабушка! Не говори так… Где же ты их нашла?
– Захожу утром в комнату, ты спишь, в руках бутылка «Кагора» недопитая, а рядом женские трусы валяются!
– Бабушка, бабуленька!.. А где же бутылка?
– Да я её уже маме отдала!
– Дык… ты… попроси её обратно!
– Да она уже выпила всю!
Этот миф делает в завершающей стадии неожиданный изгиб в сторону, приобретая добавочный оттенок трагизма за счет увеличения числа отрицательных персонажей в лице матери положительного героя. Любопытно, что герой пытается вступить в борьбу со злом («а где же бутылка?»), что редко в мифе-катастрофе, но зло с торжественным садизмом наносит последний удар.

Нажрался с Гребенщиковым-88.
(рассказывается от лица Д.Шагина)

Да, братки дорогие, уж беднее Гребешка никого нет…
Он и выйти-то боится – так ведь надо!
Семья: за молоком сбегай, ведро помойное вынеси… А попробуй через поклонников продерись с этим помойным ведром! Ведь никто не предложит:«Борис, я очень люблю твою музыку, поэтому давай я тебе вынесу помойное ведро». Куда там! «На тебе, – скажут, – стакан, пей со мной, а я всем похвастаюсь: нажрался с Гребенщиковым!»
А у Гребенщикова рожа от коллекционного коньяка – хоть прикуривай, руки так дрожат, что гитару не удержать. Он эти стаканы видеть не может, выворачивает.
Вот подходит он к двери с помойным ведром, слушает: тихо. В щель смотрит: вроде никого нет.
Гребенщиков быстро шмыгает в дверь, и только ступает на лестницу, как сзади его хватают за горло и заламывают назад. Помойное ведро высыпается, он падает, елозит ногами в помоях, не успел рот раскрыть, чтобы вскрикнуть – а ему ножом зубы разжимают и вливают туда самогона…
Лежит Боря, задыхается, полуослепший, разбившийся – а поклонники зубоскалят, спускаются по лестнице довольные: выпили всё-таки с Гребенщиковым!
Нижеследующий миф очень жесток, но хоть режьте – не могу удержаться, чтобы не привести его. Миф очень популярен в митьковской среде и часто разыгрывается в лицах, даже не взирая на присутствие женщин, детей и стариков.

Ящерица и закон.
(рассказывается от лица В.Шинкарёва)

Гребенщикову подарили ящерицу. Удивительно красивую, совершенно зеленую. Видимо, заграничную. Гребенщиков и Люда (жена Б.Г.) просто наглядеться на неё не могли – держат в ладонях и смотрят, какая она зеленая, светится, переливается искрами. Добрая очень, хорошая. И только Глеб (сын Б.Г.) люто невзлюбил ящерицу.
Мы как раз в этот вечер отмечали отъезд Гребенщикова в Америку – и весь вечер из-за этой ящерицы грустно было. То Глеб ей на хвост наступит, а то взял и опустил в воду, и руку 15 минут под водой держал, не поленился. Ящерицу потом вытащили – а она уже еле дышит, сидит на одном месте, как рот раскрыла, так и не закрывает. Люда слезами плачет, взяла ящерицу в руки, стала гладить, отогревать, всё дышит, дышит на неё. А ящерица совсем холодная. Не ест ничего. Засунули ящерицу в банку с тараканами – она на них ноль внимания.
Потом постепенно отогрелась, рот закрыла, стала хвостом вилять, тараканов наворачивает, уши торчком, шерсть распушила. В общем, видим – будет жить. Ну все на радостях стали спокойно пить, и всё вроде хорошо.
Просыпаюсь утром на диване, глаза разлепить ещё не могу, только мычу тихонько, чтобы кто-нибудь помог. И слышу рядом такой разговор.
Боря тихо с мукой спрашивает у Глеба:
– Глеб, ты трогал сегодня ящерицу?
– Нет, не трогал.
– А видел её сегодня?
– Видел.
– Подходил к ней?
– Подходил. (Митёк-рассказчик произносит это реплику трехлетнего ангеловидного мальчугана неимоверно низким, рычащим, грубо агрессивным голосом, полным нескрываемого торжества и глумления над всем светлым, добрым и чистым. Реплика исполняется с ёрническим завыванием, переходящим в неазборчивый мат и какое-то лающее хрюканье).
– И что же ты с ней сделал?
– Застрелил!
Тут пауза. Я ничего не вижу ещё, но слышно, как у Бори с похмелья чердак поехал; он совсе растерялся, не понимает ещё:
– Как… чем застрелил?
– А вот пистолетом…
– Как ты её застрелил? Разве он стреляет?
– А вот так! (Слышен резкий стук деревянного пистолета о стол).
Тут очень долгая пауза, и потом Боря, совершенно изнемогшим голосом, даже без всякого выражения:
– Глеб, Глеб! Вспомни, как ящерица была живая, играла с тобой, и вот теперь она лежит раздавленная… Как же ты мог?
– Закон такой!!!!!!

Чтобы снизить свинцовую тяжесть этого мифа, митёк-рассказчик часто прибегает к барочной пышности украшений. Так, если вначале мифа Гребенщиков обращается К сыну просто «Глеб», то в последних фразах он почтительно, испуганно именует его «Глеб Егорычем», сопровождая свои слова цитатами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16