– Гемба, герба Доливай.
Пан Топор схватил кубок, осушил его, словно стараясь запить что-то очень противное, и вновь ударил им оземь.
– Гемба? Значит, вот это? – он показал пальцем на рот. – Не слыхал. Гемба? Нет, не слыхал.
Грузный шляхтич отскочил назад и выхватил саблю. Пан Топор тоже не заставил себя долго ждать, и в воздухе блеснули два клинка. Шляхтичи пожирали друг друга глазами, готовясь к нападению. Первым бросился пан Гемба. Он попробовал сильным ударом ноги отпихнуть стол, преграждавший ему путь. Но стол, сбитый из толстых дубовых досок, даже не стронулся с места, а пан Гемба взвыл от боли. Рыча, как разъяренный медведь, он обежал вокруг стола и что было силы рубанул саблей наотмашь. Однако пан Топор, предвидя эту атаку, прикрылся саблей, как того требовало искусство фехтования, отбил удар и в свою очередь яростно напал на противника. Они очутились посреди комнаты. Крестьяне притихли и лишь в страхе подталкивали друг друга локтями. Шляхтичи сопели, как кабаны, внимательно следя за каждым движением противника. Они еще раз бросились друг на друга и опять отскочили в разные стороны.
– Ты у меня получишь, ворона ощипанная, – приговаривал пан Гемба.
– Смотри, чтобы я тебе брюхо не проткнул насквозь, как галушку, – кричал в ответ пан Топор, нападая с удвоенной яростью.
– Не таких я отправлял на тот свет, – издевался в свою очередь пан Гемба, отбивая удар.
Пан Топор свободной рукой подкрутил ус, который он в горячке закусил, из-за чего это украшение мужчины несколько потеряло вид. Пан Гемба выпучил налившиеся кровью глаза и пищал тоненьким голоском:
– Ах ты, болван турецкий!
– Вот я тебя, вот я тебя!… – повторял пан Топор, не отличавшийся такой находчивостью, как его противник.
Лязг сабель заглушал скрежет зубов. Пан Гемба крутил клинком, стремясь обмануть пана Топора, и упорно наступал. Пан Топор наносил удары медленно и обдуманно.
– Лентяй вонючий!
– Вот я тебя, вот я тебя!…
Вдруг пан Гемба воинственно крикнул, сделал выпад и – раз! – нанес удар в плечо противнику. Пан Топор уронил саблю и схватился за рану. Кунтуш его покрылся кровью.
– Вот, получил, собачий сын, – торжествовал пан Гемба.
Пан Топор повторил еще раз свое «вот я тебя!», но зашатался, привалился к стене, побледнел. Пан Гемба приставил ему саблю к груди.
– Отлаивайся, ваша милость, а то конец тебе.
– О, святой Ян, – застонал пан Топор.
– Отлаивайся, а не то проколю насквозь! – грозил пан Гемба, задыхаясь от злости.
– Как же мне отлаиваться, если… если я даже забыл, из-за чего у нас спор вышел?
– Отлаивайся как положено, что я – ясновельможный пан Гемба – являюсь паном Гемба и насмехаться над своей фамилией никому не позволю.
Пан Топор приблизился к столу и, опустившись на колени, залез под него. Пан Гемба, подбоченясь, обвел гордым взглядом комнату.
Пан Топор громко из-под стола провозгласил:
– Я набрехал, как собака, и отлаиваюсь. Пан Гемба не имеет ничего общего ни с какой губой, и никто не имеет права делать по этому поводу никаких намеков.
Пан Топор пролаял три раза, как пес, выбрался из-под стола, затем поднял кубок с вином и чокнулся с паном Гембой.
– Губа это губа, а шляхтич это шляхтич. Одно к другому отношения не имеет.
– В таком случае дело улажено, – успокоился пан Гемба, и противники звучно расцеловались. – Пан Литера, скажи что-нибудь по этому поводу.
Секретарь торопливо вскочил, но никак не мог сохранить равновесия и шатался из стороны в сторону.
– Honesta mors turpi vita potior! – крикнул он на всю избу. – Почетная смерть лучше позорной жизни!
– Вот именно, – проворчал пан Гемба и приказал пану Литере сесть.
Тот не шевелясь опустился на скамью и сидел, неестественно выпрямившись, словно шест проглотил.
Брат Макарий смочил в вине кусок полотна, оторванный от рубахи пана Топора, и перевязал рану громкая стонавшему от боли шляхтичу.
Тем временем корчмарь принес объемистый жбан и поставил его перед гостями. У брата Макария загорелись глаза. Еще издали уловил он этот запах. Содержимое жбана было столь прекрасным, о таком напитке он не смел даже и думать, начиная сегодняшний день. Когда сидевшие за столом сделали первый глоток, у всех внезапно прояснились лица. А хозяин, подбоченясь, с гордым видом смотрел на гостей, багровея от радости.
– Значит, угодил я вам, ясновельможные паны, – повторял он, расплываясь в улыбке.
Шляхтичи и брат Макарий с шумом прихлёбывали, причмокивали, облизывались, в общем проделывали все то, что и полагается делать с таким прекрасным напитком; они не спеша потягивали его, прикрыв глаза, выпятив животы, чтобы помочь процессу поглощения.
– Nullum vinum nisi hungaricum, – изрек брат Макарий, подмигнув пану Литере, который сидел печальный и пристыженный, так как его обошли вином. – Да, нет вина лучше венгерского.
– Верно! – выкрикнули в один голос оба шляхтича.
Тут квестарь, распустив немного веревку, которой был подпоясан, громко запел:
Пока жив, я пью,
А умру – сгнию.
Душа смело к богу явится:
Не суди ты, скажет, пьяницу.
– Ух! Ах! – зычно подхватил пан Топор с паном Гембой, притопывая при этом во всю мочь.
Квестарь налил тщедушному секретарю вина из жбана так ловко, что никто не заметил, и вновь запел:
Сам господь развеселился,
Купил вина бочку;
Он святых всех угостил,
Прогулял всю ночку.
– Ух! Ах! – подхватили шляхтичи, а один из крестьян, сидевших в углу, несмело, но довольно громко стал подыгрывать на волынке.
Шляхтичи хлопали в ладоши в такт песне. Брат Макарий выбрался из-за стола, поднял рясу чуть не до колен и, залихватски топая, стал потешно кружиться и припевать:
Ой, пил я, пил,
Разных баб топил,
Триста штук побросал,
Глядь, бежит моя краса.
Волынка заиграла смелее, все начали подпевать и притопывать.
– Вот забавник, будь ты проклят, – разинул в изумлении рот пан Топор. Он от радости хлопал себя по коленям и блеял, как ощипанная коза. – Слово шляхтича, такого я еще не видывал.
– Пусть мне татарин лоб обреет, если этот поп не заслуживает кубка самой лучшей мальвазии.
– Хе-хе-хе! – тряс брюхом корчмарь.
Только пан Литера, мрачно насупившись и подняв палец кверху, сидел и что-то бормотал, но так как в корчме стоял дикий шум и гам, никто не расслышал ни единого слова. Брат Макарий, дыша, как кузнечные меха, и блаженно охая, уселся на краешек скамейки и продолжал перебирать ногами в такт волынке, ревевшей во всю мочь.
– Толковый у тебя был родитель, – сказал пан Гемба, одобрительно хлопнув квестаря по спине. – Кто же был он, что произвел тебя на свет таким весельчаком и наградил не брюхом, а бездонной бочкой?
Брат Макарий вытер вспотевшую лысину и сказал, крепко огрев, в свою очередь, шляхтича по спине.
– Мать моя говорила, что он был известным мастером и, хоть прожил на свете мало, не мог пожаловаться, что ему было скучно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71