Она смотрела на него с любопытством, ничуть не обижаясь на отказ, но и не теряя надежды убедить. — Я, конечно, могу собрать комплекс современной флоры, но работать в геологии — и не попытаться познакомиться с ископаемой…
По ее напористому тону и выражению глаз он понял, что она не отступится, пока интересующий ее вопрос не решится. И потом, действительно, если она будет работать, когда ей собирать материал? При переездах с точки на точку? Слабая надежда!
— Хорошо. Я дам задание техникам. Они отберут. Много вам?
— Чем больше, тем лучше. Думаю, пятьсот—шестьсот образцов меня удовлетворит.
— Шутите! Мы сами отбираем около этого, а то и меньше за весь сезон. Вы знаете, сколько времени вам потребуется, чтобы их обработать?
— Месяца три.
— Вы думаете, что говорите? У нас целая лаборатория сидит полгода над таким количеством, а вы одна…
— По-видимому, в вашей лаборатории несовершенная техника. Электроника это делает лучше и быстрее. Выделение из породы спор, пыльцы и семян растений и их опознание у нас производятся на палеоботаническом комплексе. Мне останется систематизация материала, отстройка диаграмм, спорово-пыльцевых спектров, словом, обработка и выводы.
Он мгновенно оценил ситуацию. При таких темпах можно получить результаты в феврале, может быть, в начале марта. До выезда в поле останется время на увязку и уточнение геологических разрезов с учетом палеоботанических данных. Это редкостная удача.
— Договорились. Будем отбирать параллельно. Сколько себе, столько и вам. Только я тоже люблю определенность. Когда будут результаты?
Девушка прикинула в уме, поправила прядку волос и сказала внятно:
— Десятого января.
— Я не слышал того, что вы сказали, — усмехнулся он недоверчиво. — Меня устроит первое марта, но чтобы точно!
— Вы напрасно, — вмешался один из парней. — Если Майка сказала десятого, значит, так и будет.
— С вашей горы виднее, — сказал он благодушно и пошутил: — А вы — тоже биологи?
Его вопрос вызвал цепную реакцию. Они представились: геолог, геофизик и механик-водитель. Ни одного буровика! Хорошее настроение мгновенно улетучилось. Они это почувствовали.
— Да вы не беспокойтесь. Станок мы знаем.
И опять эта уверенность, если не самоуверенность. Может быть, и с анализами только одни обещания? Только зачем им это? Именно тогда и возник у него барьер неприятия. Раздираемый сомнениями, он ушел, оставив их на попечение прораба. Через полчаса, поставив палатку, они пошли на буровую, а часа через два потребовали точку и инструкций. Его недоверие не рассеялось и тогда, когда они прошли четвертичку, обсадили трубы и начали проходку стаканом, поднимая полуметровые интервалы слоистых глин и аккуратно укладывая их в специальные патроны. Проходку они вели осторожно, неторопливо обсуждая каждую деталь, но к утру достигли глубины сорока метров, миновав тот злополучный горизонт, на котором засела его лучшая бригада, и, хотя он придирчиво осмотрел каждый интервал, все оказалось в идеальном порядке. У него забрезжила надежда, но когда к обеду они прошли пятьдесят семь метров, мощность алевритовых прослойков резко возросла и первый же стакан, поднятый с этой глубины, развеял иллюзии. Он оказался наполовину пуст, и это значило, что часть керна потеряна, а непрерывность разреза нарушена. Самсонов хмуро осмотрел поднятые остатки, объяснил, что характер разреза изменился, требуется еще большая осторожность при проходке и приказал бурить с нуля… И вот теперь, почти на той же глубине, керн опять высыпался из стакана… Аркадий Михайлович в глубине души понимал, что относится к ним не совсем справедливо: они сумели преодолеть тот тридцатиметровый интервал, который не могли пройти без потерь опытные мастера, но преодолеть неприятие их, которое возникло при знакомстве, не мог, и когда говорил о них со своими, называл их безлично — эти.
— Аркадий Михайлович! Половинки кончились. Будем выкладывать керн рядом или только сопоставлять?
Практикантка стояла перед ним, держа полуметровый прозрачный патрон с уложенным в него керном. С момента отклонения скважины от прежнего ствола стакан не полностью зарезался в породу, и на поверхность поднимались сначала узкие серпики, затем пошли половинки пластиков слоистых глин, похожие на домашнее печенье, и вот теперь в стакане видны полные кружки глин, разделенных тонкими прослойками алевритов, что означало, что скважина пошла по новому стволу.
— Выкладывайте, выбросить всегда успеем.
Геолог подошел к буровикам. По-прежнему никто из смены, отработавшей свои часы, не уходил.
— И долго вы думаете работать всем скопом? — Самсонов смотрел в упор на Субботина, которого он считал старшим в группе.
— Пока не пройдем сыпучий горизонт, — ответил Михаил.
— Советую не перерабатывать. Такие вещи добром не кончаются.
— Не беспокойтесь, Аркадий Михайлович, мы не устали. При обычных условиях здесь достаточно и одного человека, только присматривать… А сейчас, как говорится: «Одна голова хорошо — четыре лучше!».
— Дойдете до пятьдесят седьмого метра, позовите…
— Хорошо, Аркадий Михайлович. Геолог ушел в лагерь. Станок медленно, но верно поднимал с глубины все новые порции керна…
— Неприятный он какой-то, — поежилась Майя, вспомнив о Самсонове.
— Просто любит давить на психику, — откликнулся Смолкин.
— Грубо, Симочка, — заметил Саша. — Мы его слишком мало знаем. Стоит ли утверждать это априори.
— Вот именно: «при и ори». В этом вся его манера, — хмыкнул Смолкин.
— Нашли тему для разговора, — поморщился Субботин. — Надо что-то придумать. Иначе керн опять просыплется. В идеале надо, чтобы стакан после наполнения породой закрывался. Может, какой-нибудь клапан приделать?
— И так пройдем, — возразил Сима. — Лично я гарантирую проходку, имея на вооружении твой способ определения породы по разнице давления. Всегда можно задавить стакан в прослоек глины и закрыть ею, как пробкой. Пусть проходка уменьшится на двадцать или даже на тридцать сантиметров…
— Способ все же не радикальный и, если алевриты пойдут по метру, а то и больше, никакой пробки не будет и мы не сможем ничего поднять.
— А такое в природе бывает?
— Спрашиваешь! На то она и природа! Встречаются прослои алевритов и по десять метров. Представляешь? Десять метров тончайшей кварцевой муки!
Этот аргумент убедил Смолкина. Они принялись перебирать знакомые системы клапанов, но ни одна не подходила, так как нарушала монолитность керна и, следовательно, порода была уже непригодной для палеомагнитных определений…
— Мальчики, а если диафрагму, как в фотоаппарате? — спросила вдруг Майя, когда изобретатели зашли в тупик.
— В идее что-то есть, — согласился Субботин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15