– Знаю, знаю! Но, господа, я не Эмиль Золя! Без декораций мне не обойтись! Я пишу для того, чтобы и волк был сыт, и овцы целы. Когда я рассказывал о негритянском мятеже в Уганде, когда я писал о восстании против кровавого диктатора Никарагуа генерала Доминго, когда сообщал о забастовке горняков Уэллса, редакторы думали, что Шампион ищет сенсаций. Им и в голову не приходило заподозрить меня в симпатиях к бунтовщикам! Зато простые люди меня все-таки понимали…
Русениек и Фауст долго просидели у Шампиона. Все, что касалось закупок оружия и дальнейшего сотрудничества, было давно обсуждено, но журналист умел так интересно рассказывать, что хотелось еще и еще слушать о его полных приключениями поездках по Африке, Азии и Южной Америке. Правда, вначале раздражала манера повествования, слишком приглаженные и в то же время крикливые фразы – словно он мысленно читал напечатанный жирным шрифтом репортаж, где в конце каждого предложения стоял вопросительный или восклицательный знак. Но немного погодя Русениек понял, что Шампион просто не может иначе – стремление опередить других корреспондентов приучило его мыслить броскими заголовками и готовыми фразами телеграмм.
Так состоялось их знакомство с французским журналистом.
При первом же разговоре с оружейными фабрикантами Шампиону стало ясно, что оружия русским революционерам они не продадут, независимо от того, кто возьмется посредничать в этой сделке. Бельгийское правительство не желало портить отношения с царским посольством. Задача боевиков неожиданно осложнилась. Фауст уже склонялся к тому, чтобы махнуть рукой на Бельгию и попытать счастья в Швейцарии.
– Экая беда! Нашли от чего вешать нос! – воскликнул Шампион. – Не хотят продавать русским – продадут гаитянцам!
– Тогда уж лучше дикарям с острова Фиджи! – усмехнулся Фауст. – Ведь туземцы, употребившие в пищу капитана Кука, вызовут еще меньше подозрений у бельгийцев.
– Если бы вы, господин Пурмалис, были регулярным подписчиком газеты «Тан», то сейчас вам не пришлось бы вспоминать меню людей, слопавших отважного путешественника, – парировал колкость Фауста Шампион и с торжествующим видом достал из бокового кармана вчетверо сложенную газету. – Читайте!
Заметка в несколько строк сообщала об отъезде в Европу для закупки крупной партии оружия представителей армии Гаити.
– Вы настоящий клад, Шампион! – Русениек сразу понял хитроумный замысел и ухватился за него. – Только поплывем в Европу под флагом другой южноамериканской республики. Неловко получится, если этим гаитянцам взбредет в голову покупать оружие здесь. Ведь Льеж как-никак центр европейской оружейной промышленности.
Опасения Русениека подтвердил дальнейший ход событий. Через двенадцать дней в Льеже появились два полковника из генерального штаба армии Гаити и, как назло, заинтересовались партией винтовок устаревшего образца и потому недорогих, которые за два дня до того отобрали боевики для доблестной кавалерии республики Сальвадор. Русениеку с большим трудом удалось уговорить фабриканта оставить оружие за Сальвадором и не продать его гаитянцам, платившим наличными. Однако срок платежа был значительно приближен по сравнению с первоначальными условиями.
Теперь оставалось самое главное – выкупить оружие.
Надо, не теряя времени, ехать в Ригу и доложить о результатах Федеративному комитету. Отправился в Ригу и Шампион, чтобы не опоздать к началу новых событий в русской революции и разразиться потоком корреспонденции для своей парижской газеты. Вместе с ними покинула Льеж и Дина, сестра Фауста.
3
Попрощавшись на вокзале с Эрнестом и Лампионом, Дина решила пойти домой пешком. Хорошо после долгого отсутствия пройтись по улицам Риги, полной грудью вдохнуть воздух любимого города. Ноша ее была не тяжела – небольшой чемодан с вещами и круглая картонка. Дина везла из Льежа, где обучалась искусству шитья, для хозяйки ателье мадам Герке бальный туалет, отделанный знаменитыми брюссельскими кружевами, бесчисленными рюшами, вышивкой и плиссировкой.
Достигнув берега Даугавы, девушка остановилась. Солнце немилосердно пекло. По реке проворно сновали белые иолы недавно основанного Лифляндского яхт-клуба. Склонившись над бамбуковыми удочками, дремали в своих лодках рыболовы. Мимо проплыл пароходик. Судя по музыке, извергаемой огромной граммофонной трубой, это было суденышко «Хельмсинга и Гримма», на котором за пятиалтынный дачники катались до острова Доле и обратно.
На берегу, между рыночными ларьками, кишела пестрая толпа. Толстые хозяйки рядились о цене с еще более толстыми торговками. Чуть поодаль студенты в суконных мундирах и профессора в черных шелковых шапочках рылись в книгах, в беспорядке разложенных букинистами прямо на мостовой. Хватало тут и простого люда. С давних пор в семьях скудного достатка укоренился обычай в свободные минуты приводить детишек к Даугаве. Здесь всегда было чему подивиться, начиная от заморских парусников и кончая свадебными кортежами, которые после церемонии венчания в одной из городских церквей обычно проезжали вдоль берега реки. Одним словом, вокруг царило обычное воскресное оживление, такое знакомое и близкое Дине.
И все же что-то переменилось. Поначалу девушке казалось, что она просто отвыкла от Риги – вдалеке, за границей, родные места всегда представлялись более милыми сердцу, более красивыми и веселыми. А сейчас все окружающее почему-то воспринималось как театральный спектакль, где актеры механически исполняют свои заигранные роли, скандируют давно опостылевшие слова. Однако вскоре Дина почувствовала, что это яркое зрелище таит в себе огромное напряжение. Достаточно было перенести свой взор вдаль, как заметными становились признаки надвигающейся бури. Многие заводские трубы уже не изрыгали в небо облака черного дыма. Остальные робко курились, словно в предчувствии забастовки, которая в любую минуту может оборвать дыхание фабрики. Возле берега торчала германская канонерка «Гогенцоллерн». Придя с «визитом дружбы», она так и осталась в Риге, готовая при первом сигнале опасности вывезти подданных кайзера Вильгельма из угрожавшего мятежом города.
Дина взглянула на железнодорожный мост, и в ее памяти невольно возникли события страшного дня тринадцатого января…
В тот день мадам Герке велела отнести одной заказчице шляпу. Дина еще сейчас хорошо помнила – лиловую, с золотой парчовой лентой и черным страусовым пером. На Дине было тоненькое демисезонное пальтишко, и она бежала, чтобы не замерзнуть. За углом девушка увидела шествие. У людей были взволнованные лица, слышались гневные возгласы. Впервые она видела, как реют алые, словно пламя пожара, знамена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62