– Не балуй. Свалишься на землю.
Обогнав колонну, аэроплан удалился в сторону фронта, а Котя провожал его округлившимися глазами. И губы его сами по себе уже шептали строчки будущего стихотворения:
Смелый красный авиатор
В бой ведет аэроплан.
На войне все неожиданно меняется. Обыкновенная изба может превратиться в штаб полка; школа может стать полевым лазаретом; площадь – огневой позицией для орудий, а колокольня – наблюдательным пунктом.
Так пригородный вокзал неожиданно превратился в театр. На месте, где обычно висело расписание поездов, появился большой плакат:
Героический рабочий театр.
«ЗНАМЯ РЕВОЛЮЦИИ»,
драма в двух действиях, пяти картинах.
Начало в семь часов вечера.
Билеты не продаются.
Заплатим за билеты Юденичу – пулями и снарядами.
4
Перрон вокзала, превращенный в театральную площадь, заполнили красноармейцы, идущие на спектакль. Они шли с оружием, потому что когда рядом враг, то даже в театре нельзя расставаться с винтовкой.
Два бойца прикатили пулемет. Дежурный – розо волицый красноармеец с рыжим чубом – преградил им путь:
– С пулеметом нельзя!
– Куда же мы его денем? Мы за пулемет в ответе! – говорил один из пулеметчиков, оттирая дежурного плечом.
– С винтовками можно, а с пулеметом нельзя?! – поддерживал товарища второй пулеметчик.
– Вы еще тачанку прикатите! – не сдавался дежурный.
Образовалась толпа. Задние кричали:
– Проходите! Эй, пулемет, двигай!
В это время на перроне ударили в колокол. Но это не был сигнал к отправлению поезда. Удар колокола означал первый театральный звонок. Какой-то сугубо штатский старичок, неизвестно как очутившийся на станции, спросил дежурного:
– Поезд отправляется?
– Спектакль начинается, – ответил дежурный.
Старичок долго смотрел на него, растерянно моргая, потом оглянулся и увидел, что у перрона стоит бронепоезд.
– Спектакль начинается, – пробормотал старичок и вдруг пустился бежать.
Помещение вокзальной кассы было превращено в гримерную. Перед единственным зеркалом, принесенным из буфета, гримировались все сразу. Каждый старался протиснуться вперед, чтобы вместо щеки не попасть палочкой грима в нос. Получалось забавное зрелище: в одном зеркале множество лиц.
Тем временем Котя сидел на круглой табуреточке кассира и лихо стучал компостером.
– Вам куда билет? В Рязань или в Париж? – спросил он маму, которая кончила гримироваться и подошла к сыну.
Мама задумчиво посмотрела на Котю и сказала:
– Мне билет до станции, где люди не стреляют в людей. Где много хлеба…
– И сливочного мороженого, – добавил Котя.
– И где дети ходят в школу, а артисты выступают в театрах и в антрактах пьют чай с пирожными…
Котя задумался. Потом взял картонный билетик, сунул его в щель компостера и с силой нажал рычаг.
– Вот билет до станции «Победа революции».
А в зале ожидания вокзала, превращенном в зрительный зал, уже было полно народу. Красноармейцы сидели на полу, не выпуская из рук винтовок. И над их головами как бы вырос невысокий винтовочный лесок. Они курили, отчего над залом плыло устойчивое голубоватое облачко махорочного дыма.
На большом полотне, прибитом к стене, была изображена горящая тюрьма Бастилия. И казалось, синеватый дым плыл над залом ожидания не от многочисленных цигарок, а от пожара, изображенного на полотне На перроне снова ударил колокол. И перед публикой появился Николай Леонидович.
На нем была свободная белая рубаха с широкими рукавами, синие шаровары и красный пояс, за который были заткнуты два старинных пистолета. В руке же он держал обычную винтовку, взятую напрокат у кого-то из красноармейцев.
– Товарищи! – сказал Николай Леонидович. – Рядом гремят пушки Юденича. Но мы, артисты Героического рабочего театра, не прекращаем своих спектаклей. Ударим по Юденичу пролетарским искусством!
В зале захлопали в ладоши и закричали «ура!» Штыки закачались.
– Сейчас мы покажем вам спектакль из времен французской революции. Автор драмы… я.
Николай Леонидович смущенно посмотрел на зрителей и поклонился. Кто-то крикнул:
– Браво автору!
Но папа поднял руку. И зал притих.
– В этой драме восставшие санкюлоты, то есть пролетарии, штурмуют тюрьму Бастилию. Итак, начинаем спектакль!
Ударил колокол. И артисты вышли на сцену. Собственно сцены не было. Была небольшая площадка, перед которой лежала перевернутая вверх ножками скамейка, изображающая баррикаду. Николай Леонидович исполнял роль командира, а Ксаночка, Котина мама, роль женщины-бойца. Бывший артист императорских театров, любитель супа «карие глазки», был бомбардиром, то есть артиллеристом.
Спектакль начался.
Командир. Мы ждем подкрепленья.
Победа за нами!
Пусть мальчик поднимет
Трехцветное знамя!
Женщина-боец. Как можно ребенка
Подставить под пули?
Не дремлют стрелки
Короля в карауле.
Командир. Пусть знамя народа
Над улицей реет.
В ребенка стрелять
И король не посмеет!
Бомбардир. Эй, маленький Пьер,
Подходи к баррикаде
И знамя держи,
Как солдат на параде.
Командир. На гребень забраться
Ему помогите!
Бомбардир. Смотрите,
Он держится смело, смотрите!
Командир. – Ударьте, ребята,
По лбам барабанов.
Все. Республике – слава!
На плаху – тиранов!
Гремели барабаны. Котя – Пьер стоял на перевернутой скамейке-баррикаде и изо всех сил размахивал трехцветным французским знаменем. А в зале кричали «ура!» и подбрасывали фуражки с алыми звездочками. В это время где-то за окнами раздался взрыв и стекла в зале ожидания мелко зазвенели.
Зрители решили, что так надо по спектаклю, и продолжали хлопать и кричать «ура».
Но дверь распахнулась, и возбужденный боец крикнул:
– Тревога! Боевые расчеты бронепоезда по местам!
Его голос утонул в грохоте нового взрыва. Где-то совсем близко рвались снаряды. И, стараясь перекричать грохот, зазвучали команды:
– Третья рота, на выход!
– Телеграфисты штаба…
– Саперный взвод…
Снаряд разорвался на перроне. В здании вокзала со звоном вылетели стекла. Погас свет. Кто-то вскрикнул.
Котя стоял среди этого невидимого водоворота людей и прижимал к себе знамя французской революции. Бегущие красноармейцы подхватили его и, подталкивая, увлекли к двери. Мальчик очутился на привокзальной площади. Вспышки рвущихся снарядов освещали белые стены вокзала и бегущих бойцов. Ржали лошади. Звучали неразборчивые слова команды. Грохотали кованые колеса повозок. Коте казалось, что все это происходит в невнятном тяжелом сне. Ему мучительно хотелось проснуться и очутиться дома, в тихой комнате второго этажа, в которую с любопытством заглядывал уличный фонарь…
Мимо с грохотом промчался театральный фургон, и Котя успел разглядеть бледное лицо своего нового друга, погонявшего лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13